Эстетика и коммунизм

2017-01-21 Марина Бурик

Серия статей об эстетическом идеале, об идеальном и вообще по эстетике вызвала довольно бурное обсуждение, из которого видно, что части моих читателей непонятно, почему я вообще занимаюсь этими проблемами. Эти претензии можно было бы обойти вниманием, если бы не сама их направленность. Дело в том, что критики однозначно связывают их с невыполнением тех задач, которые стоят перед современными коммунистами. Дескать, раньше я занималась делом, а теперь какими-то «призраками». Ведь эти вещи призрачны, и вроде бы не имеют отношения к насущным вполне материальным проблемам. В интересе к эстетике как науке о человеческой чувственности и чувственном познании с её специфическим предметом "оторванные от жизни рафинированные интеллигентские размышления". Ведь не до чувственности сейчас, когда в мире столько несправедливости (при этом сама эта несправедливость пропущена через чувства критиков, чего они сами не заметили).

В связи с этим позволю себе напомнить (и спасибо товарищу, который мне напомнил) о том, что известное произведение о самых что ни на есть актуальных сейчас проблемах, написанное признанными материалистами, начинается со слов о «призраке», который «бродит по Европе». Что примечательно, заканчивается оно словами об ассоциации людей, где свободное развитие каждого является условием свободного развития всех. Последнее, на мой взгляд, невозможно ни без этого самого «призрака», ни без подлинного обобществления идеального, ни без того, чтобы чувства в наивысшей мере своего развития сделались достоянием каждого.

Тем не менее, следует отметить, что и я, и критики полностью согласны с одной важнейшей ленинской идеей - идеей актуальности пролетарской революции. Именно с этих позиций мне и делается соответствующий упрёк. Но если спросить, чему именно нужно сейчас уделять внимание, то, кроме пожелания об усиленной критике современного капитализма или борьбе за политическую власть, положительной программы, увы, нет. И это не беда отдельных критиков, которым нужно сказать спасибо за внимание к моей деятельности, а беда современного состояния революционного движения, которое не ставит себе целей, выходящих за рамки капитализма.

Несколько лет тому назад Василий Дмитриевич Пихорович подчеркнул в принципе очевидную, и, тем не менее, нуждающуюся, в том, чтобы её отметить, ситуацию, что коммунистов, представленных в публичном пространстве и уж тем более на уровне партий, которые бы понимали, что целью коммунистов должен быть коммунизм, почти нет. О проблемах становления коммунизма никто не думает. Он констатировал факт, что проблема уничтожения товарного характера производства и общественного разделения труда волнует современных коммунистов в последнюю очередь. Прошло время, но ситуация, к сожалению пока не изменилась.

Коммунистов по-прежнему больше волнуют сиюминутное проблемы, а не проблема коммунизма, несмотря на актуальность пролетарской революции. В своё время молодой Г. Лукач правильно отметил идею актуальности революции как важнейшую идею марксизма - то главное, что роднит Маркса и Ленина: «С одной стороны, ни Маркс, ни Ленин никогда не представляли себе актуальность пролетарской революции и ее конечные цели таким образом, будто теперь их можно произвольно осуществить в любой произвольно выбранный момент. С другой стороны, однако, именно актуальность революции служила для них обоих единственно надежным критерием правильности решения любого повседневного вопроса». Но ближайшие цели абсолютного большинства современных коммунистов, к сожалению, отнюдь не подчинены цели свершения революции (именно свершения революции, а не взятия власти, хотя даже последнее заботит далеко не всех) - порождения действительного коммунистического общества, где свободное развитие каждого является условием развития всех. Тем более не волнует их, к сожалению, и теоретические вопросы, без разработки которых, в этом деле никак не продвинуться.

Следует отметить, что вопросы теории вообще мало занимают представителей политического коммунизма в странах бывшего СССР. На это, в частности, обращают внимание польские товарищи. Исключение, причём очень важное исключение, - так как оно потихонечку вырастает в тенденцию, составляет небольшое количество молодых людей, обратившаяся к изучению теории, а также, как это не парадоксально, сознательные противники диалектики. Последние безосновательно переживают по поводу того, что мышление коммунистов «заражено» диалектикой. Будучи незнакомыми ни с историей философии, ни с методом мышления Маркса, воплощённом в «Капитале», а в лучшем случае - по современному университетскому курсу слышавшие о законах диалектики, они обрушиваются на неё, объявляя её, а не своё скудное карикатурное представление о ней, несостоятельной. Больше всего страшит этих товарищей признание противоречивости мира. С такими установками ни о какой серьёзной теории необходимости уничтожения общественного разделения труда и перехода к коммунизму говорить пока не приходится.

Что же касается вопросов уничтожения общественного разделения труда, то и «экономическая» сторона дела, и собственно содержательная - производство свободного времени как производство универсального человека, представляется в лучшем случае делом далёкого будущего. В то время, как сейчас те, кто считает себя вправе говорить от имени марксизма, предпочитают любить пролетариат именно в его качестве пролетариата - то есть как класс буржуазного общества, а не как могильщика всех классов. Тем не менее, актуальность пролетарской революции ставит в ближайшую повестку дня вопросы уничтожения пролетариата как класса, создание человека, свободного не только от классового гнёта, а свободного по существу - как самодеятельного коллективного творца, действующего по меркам свободы, где каждый, в свою очередь, является не просто частичным индивидом, а представителем всего этого общества.

Эта задача предполагает обобществление всей духовной, в том числе, и чувственной, культуры. И тут уже не просто экономика становится педагогикой, а выходящее за рамки экономики обобществление культуры на уровне личности (причём, по логике этой культуры) становится острейшей необходимостью. Поэтому в теории вопросы логики и природы человеческой чувственности, проблема идеального (проблема тождества мышления и бытия), проблема свободы являются вопросами первостепенной важности, но только при условии если понимать их как вопросы становления коммунизма.

В этом смысле Г.Лукач, С. Лифшиц и А. Канарский мыслили, в первую очередь, не как специалисты по эстетике, а как коммунисты в области теории. А. Канарский так прямо и говорит о задачах эстетики: «Вместе с тем, вряд ли можно уже вести речь о какой-то особой «логике чувственной культуры», отличной от логики формирования культуры целостной личности - человека коммунистического типа вообще. Для эстетики как науки это означает, что методологически верно решить поставленную задачу она в состоянии лишь при условии значительного углубления своих философских основ и - главное - органического сближения ее с теорией научного коммунизма». Канарский рассматривает все специфические проблемы эстетики как проблемы становления самоценной и самоцельной деятельности коммунистического характера.

У Э.В. Ильенкова в книге «Искусство и коммунистический идеал» задача ставится тоже именно так. Ильенков выясняет, за какие сущностные силы человека «отвечает» искусство, и какова роль этих сущностных сил в деятельности человека вообще, а не только в искусстве. Он пытается выяснить место и роль красоты в становлении нового человека: «Красота продукта появляется лишь там, где действие совершается сообразно некоторой цели, а не под давлением внешних обстоятельств. Поэтому развитое чувство красоты и выступает как верный критерий свободной реализации цели, выражающей действительную, а не мнимую необходимость, а эстетическое воспитание человека способствует превращению индивидуума из пассивного объекта внешних воздействий, из «винтика» механизма общественной жизни - в самодеятельного субъекта исторического действия, в творческую индивидуальность».

Таким образом, проблема эстетического идеала, в частности, и проблема идеального вообще в данное время может быть продуктивно поставлена, только если она совпадает с проблемой становления коммунизма, причём, не идеи коммунизма, а действительного коммунизма. В этой связи, на наш взгляд, огромную ценность представляет замечание Маркса о том, что «все движение истории есть, с одной стороны, действительный акт порождения этого коммунизма - роды его эмпирического бытия, - а с другой стороны, оно является для мыслящего сознания постигаемым и познаваемым движением его становления». Эта мысль ценна не своей исторической ретроспективностью, не тем, что эмпирические роды коммунизма - островки свободной коммунистической деятельности - можно найти чисто эмпирически во всех предшествующих исторических эпохах, а для понимания превращения всей предшествующей истории, то есть предыстории, собственно истории, превращения эмпирических родов коммунизма в тотальность коммунизма. Но для этого необходимо освоить логику производства эмпирического бытия коммунизма, поскольку коммунизм, не как идея, а как общественное бытие, не может быть коммунизмом вообще, неким абстрактом, а лишь единством многообразных особенных форм неотчуждённой человеческой деятельности. Для теоретиков бессмысленным делом является сочинение этих эмпирических форм коммунистической деятельности в условиях предыстории, они не могут быть придуманы, а могут только родиться. Но теория может выделить основные моменты логики их производства.

Этими моментами является небезразличность деятельности - её чувственная наполненность. Такая деятельность всегда является деятельностью по меркам истины, добра и красоты. В этом смысле её целью всегда является идеальное. На наш взгляд, отличительной чертой таких эмпирических форм коммунизма есть то, что в отличие от отчуждённого труда, идеальное - совершенное в своём роде, наиболее соответствующее своему понятию, по Платону, которое, по Гегелю, находится в ведение эстетики, а не логики, - и идеальное в своём другом, традиционном для философии, значении, как относящееся к «миру идей», в конечном счёте эмпирически совпадают как предмет и цель деятельности. То, что идеальное (Ideelle) и идеальное (Ideale) - это не одно и тоже, очень важно, но не менее важно, как одно становится другим, важны те условия, при которых Ideelle и Ideale совпадают. Идеальное, таким образом, выступает и как отражение (представление, выражение), материального в материальном - деятельное отражение объективной реальности, и как идеальная цель деятельности, с которой она должна сообразовываться, и как эстетический идеал. В этом заключается важнейший момент преодоления разделения труда, его отчуждённости от идеального во всех смыслах слова, и самоценность деятельности вне зависимости от того, что именно делается.

Вторым важнейшим определением коммунистической деятельности (эмпирических родов коммунизма), является свобода. В классовом обществе свобода почти исключительно возможна лишь в сфере производства идеального, во всяком случае, только для этой сферы производится общественное пространство и возможность для свободы, поэтому именно в этой сфере встречаются формы эмпирического бытия коммунизма. Но именно способ материального производства определяет эту свободу, в смысле, ставит для неё предел, определяет как условия для неё, так и бытие безусловной свободы.

Здесь следует отметить, что неверно было бы утверждать, будто бы идеальный и материальный моменты человеческой деятельности равноправны в труде как таковом, и уж тем более - на уровне деятельности общества как целого, и что они в принципе могут быть таковыми в обществе, где отсутствует разделение труда. Конечно же, идеальный момент присутствует в любой деятельности как момент целеполагания, если только целеполагание не лежит за пределами этой деятельности (для работника, который только продаёт рабочую силу, его собственная цель вовсе не совпадает с целью производства), но дело тут в другом. Во всяком случае, способ производства материальной жизни определяет способ производства идеального. И с этим приходится считаться.

Это важно в практическом плане, потому что, хотя идея и становится материальной силой, когда она овладевает массами, сама она есть результат осознания материальных сих в процессе их действия (результат взаимодействия материального с материальным). Другими словами, чтобы изменить способ производства идей, нужно изменить способ производства материальной жизни. Только так, а не наоборот. Наоборот ничего не выйдет. Материалистическое решение основного вопроса философии превращается, таким образом, в проблему производства коммунизма.

Например, сколько бы мы сейчас не пропагандировали диалектику (то есть, действовали идеально), она не станет от этого обыденным мышлением, а производство диалектического мышления пока так и будет кустарным, если так можно выразиться, делом. Эта кустарщина, конечно, очень важна, и от неё во многом зависит будущее. Но мы должны понимать, что диалектически мыслящие люди не будут массовым продуктом при таком, как сейчас, способе производства материальной жизни и соответствующем ему способе производства сознания. Например, религия как форма общественного сознания не отомрёт, пока не изменится способ производства материальной жизни.

На наш взгляд, Ильенковское определение идеального достаточно для общего решения основного вопроса философии, где нужно этот переход одного в другое просто отметить и зафиксировать. Но такое общее понятие об идеальном важно, но не достаточно для решения проблемы становления коммунистической чувственной деятельности. Для проблемы коммунизма, далеко выходящей за пределы философии, и вообще за пределы всех отдельных форм общественного сознания, нужно не просто зафиксировать направление перехода материального в идеальное, но и выдвинуть идеи по практическому совершению этого перехода. И тут очень важны частные идеи на этот счёт. Важны идеи по формированию тех или иных эмпирических форм коммунизма, так как всегда не всё материальное в одночасье переходит во всё идеальное, а всегда - в каких-то особенных формах. Важны, например, такие идеи, как у Макаренко: "Любовь - это обычное ДЕЛО, которое нужно правильно организовать".

Царство свободы - тотальный коммунизм, характеризуется, если так можно выразиться, сдвоенностью способа производства материальной жизни, а потому, и только потому - производства способа производства идеального во всеобщественном масштабе. Общественное сознание может определять общественное сознание, только определяя общественное бытие. Таким образом только и можно организовать производство идеального как достояния всех и каждого. Причём, последнее нельзя понимать как нечто отдельное от целостного человека, как какое-то идеальное вообще, а только как момент будущей деятельности материального человека в материальном же мире. Дело заключается именно в сознательном производстве целостного человека - универсально действующего, чувствующего, думающего. Такая деятельность вне зависимости от того, что именно делается, будет выступать как осуществление коммунизма, и будет подлинно-эстетической деятельностью, деятельностью по производству будущей свободы, будущего целеполагания, будущей чувственности. По большому счёту, это предполагает, что любой труд должен быть с прицелом не на нынешнее идеальное, а на будущее идеальное - быть производством и идей, и идеала.

Поэтому для становления коммунизма так важно освоение всей той чувственной культуры, которая развивалась в художественной, в самом широком смысле слова, сфере. Понимание и освоение логики развития и освоения этой культуры как логики формирования универсальной личности, чувствующей и действующей универсально, по меркам свободы, истины, добра и красоты, важнейшая задача как для теоретического, так и для практического коммунизма.