Зачем пишут дневник?
2016-10-10 Гавва Александр (Александр Гавва)
Несмотря на то, что сам я веду записи уже много лет, прежде я никогда не задумывался над тем, зачем люди пишут дневник.
Я только знаю, что все дневники, которые я вёл до 20-летнего возраста, я благополучно сжёг, а ко всем последующим стал относиться более бережно: не жечь, а складывать в специальный ящичек.
Такого не случилось бы, если бы в моих тетрадях не появилась практическая выгода: теперь я с горем пополам пытаюсь дописать роман, и всё, что отражено в дневниках, может сыграть для меня хорошую службу. Многие писатели сталкивались с такой проблемой: время стирает впечатления, порой не оставляя от них и следа. Я же заимел для своей памяти надёжную поддержку.
Однако эта роль дневников в моей жизни случайна, временна. Ведь начинал я писать их не для того, чтобы использовать в работе, и продолжаю вести тоже не по этой причине. Что уж и говорить о тех людях, которые вовсе не писатели и даже не хотят ими быть? А ведь среди тех, кто пишет дневник, таких большинство.
Так уж вышло, что я человек довольно мнительный. Обычно мне требуется много времени для того, чтобы сделать самый пустяковый выбор, а в трудных ситуациях я и вовсе “отключаюсь”, предоставляя окружающим право решать мою судьбу. Это похоже на туман: как только что-то выходит из-под контроля, мой взор заволакивает густая дымка, и я уже ничего не могу разобрать. Защитная реакция, родом из детства.
Начало работы над книгой было для меня настоящим вызовом: мне требовалось встретиться со своими внутренними демонами, чтобы приучиться хотя бы не впадать в отчаяние при первых же трудностях. Мне было страшно, всё в жизни казалось слишком неидеальным и враждебным творчеству. Чтобы как-то справиться с тем грузом проблем, которые я сам на себя взвалил, я начал их “выписывать” в отдельный блокнотик.
Не могу сказать, что делал это сознательно – скорее интуитивно. Какой-то громадный ворох мыслей и чувств, неуклюже вращающийся у меня в голове посреди векового тумана, – и тут я, отважно пытающийся ухватить его за ниточку и распутать. Я переводил эту сложную, бесформенную конструкцию в чёткие ровные строки, и так моя жизнь становилась яснее и понятнее. Я чувствовал прилив сил и уже мог разглядеть сквозь туман очертания предметов.
Позже я нашёл несколько хороших книг, написанных для людей вроде меня – тех, кто тоже хочет создать свой внутренний стержень и выстроить на нём жизнь. Мне было радостно, когда в этих книгах говорили о дневниках – это выглядело так, будто открытие, которое я сделал “лично”, признали полезным и другие. Между “душой” и “пером” скоро возникла новая связь: я обнаружил, что могу мыслить шире, чувствовать ярче, глядеть зорче, когда делаю это в тексте; теперь я уже умел ухватиться за ниточку и не отпускать её до самого конца. Мне хотелось знать, куда она меня выведет, и письмо было закономерным продолжением этого путешествия.
Так дневник превратился для меня в жизненную потребность. Размышление в тексте, чувствование в тексте единственно открывает передо мной максимальную глубину (и высоту) осознания: иначе всё тут же уходит, растворяется, улетает. Когда я пишу, я словно увеличиваю происходящее, делая его настоящим фактом действительности, даю себе возможность разглядеть этот факт во всех деталях, увидеть в нём отражение себя. “Остановить мгновенье”, чтобы понять, куда двигаться дальше, – и тут же “отпустить” его.
Забавно, но я никогда не перечитываю то, что записываю в свои блокноты. Для меня это будет следующим шагом, к которому я уже готовлюсь: мне кажется, что во многих поступках я совершаю одни и те же ошибки, и когда я начну изучать свои записи, то отчётливо это увижу.
Пока же я просто пишу, безоглядно повинуясь импульсу. Самое важное для меня сейчас – честность в отношениях с другими и искренность перед самим собой. Меня манят вещи, которых я прежде избегал: те “тёмные места”, без испытания которыми невозможно самопознание. Мне важно понимать, кто я и из чего сделан. Я больше не могу жить, не задавая себе вопросов и не получая ответов на них – и наибольшую ценность тут представляют вопросы и ответы “неудобные”. Как только я начинаю ощущать, что что-то обнаружил, я тороплюсь выразить это на бумаге.
Думаю, это и отличает дневники, которые я вёл в подростковом возрасте и сжигал, и которые веду сейчас: я воспитал в себе достаточно смелости, чтобы принять себя, и смогу отнестись к написанному с той внимательностью, которая позволит использовать это как горючее для развития – не для топки. Я очень долго ненавидел себя, в этом я сделался настоящим асом — теперь же я хочу преодолеть этот ограниченный, сковывающий, оцепеняющий взгляд на себя и мир.
По крошечному опросу, что я провёл среди своих друзей, я понял, что нехватка такой смелости – самая главная причина, по которой люди бросили вести дневники или не ведут их вовсе. Они боятся встретиться с собой лицом к лицу, их пугает “тёмная сторона”. Возможно, это не так уж плохо, только я решил пойти по другому пути. Я позволяю себе увидеть сложную, хаотичную красоту жизни в деталях и в целом, чтобы стать её полноправной, действительной частью.
Обращаясь раз в несколько дней к дневнику, я переуточняю свои отношения с миром, выясняю их, ввожу в них новую точку отсчёта; я снова обретаю силы для мужества будней — готовности идти против потока повседневности, подминающего под себя людей. Пока у меня получается довольно скверно, я движусь черепашьим шагом, но не сдаюсь. Прежде чем исчезнуть, я хочу зайти так далеко, как только удастся в моём случае.
Для тех же, кто больше любит ответы из конца учебника, нежели личные примеры, я приведу в завершение цитату из выдающегося культуролога, философа, филолога Георгия Гачева:
“Зачем люди пишут дневник?”. Удваиваем жизнь, ее моменты — сильнее через Слово делаем, укрупняем. Такое мощное средство как Слово, мировой Логос, Культуры — прививаем к себе — разобраться, помочь: облучаем и себя, и все вокруг.
Как по мне, Гачев ответил на вопрос предельно сжато и точно: пишучи мы думаем, чувствуем, познаём мир и себя в нём ещё лучше, чем только “в голове”, мгновенно вырастая из безмолвной его песчинки в громогласную, созидающую силу — Человека.