«ПЕРДЮМОНОКЛЬ»

2015-09-19 Алексей Босенко

**«**Днесь приходит время злое, время злое, остальное. После будет время злее, время злее остальнее». Духовный стих.

М. Гаспаров «Записки и выписки»

Слово «пердюмонокль» (perdu - терять, ну, а monocle - как водится, монокль) это калька с французского для обозначения чего-то крайне удивительного, из ряда вон выходящего, буквально: «терять дар речи». В предстаниславские времена, по преимуществу в водевилях, изображая потрясенность, крайнее удивление, герой широко открывал глаза, и монокль выпадал. Потом это выражение стало достоянием жаргона и начало обозначать некую казусную ситуацию.

Так вот, философия, видимо начинает с удивления, а кончает изумлением, по всей видимости, и даже не кажется таковой, выживая из ума. Как сказала одна умная девушка, «Как гусар-схимник, философия перестает думать и уходит в кучера или в кооператив биндюжников». Лишь бы подальше от клопов, от кровососущих. Нет слов. О каком творчестве сейчас, в эти гнилые времена, может идти речь? Ведь и талант, и бездарь носят объективный характер, поэтому при всех стараниях и потугах ничего творческого ни в каких сферах человеческого произойти не может. Проблема творчества упразднена (правда она ложно поставлена при любых условиях, но это другой вопрос). И это не тот случай, когда она решается исчезновением свободы, снятием ее в основании, когда последняя (последняя свобода) не случайна, а сама есть воплощенное превращение необходимости и уж, конечно, не простым отказом от свободы во имя принудительной внешней необходимости или прихотливой случайности. А то крайнее существование гниения, которое не имеет даже потенциальной бесконечности, хотя в античности даже оно было синонимом «дурной», аналитике не поддается, поскольку и есть действительность анализа, саморазложения в его самоочевидности.

Современное искусство, которое считает себя носителем «творчества», тому наглядный пример. Те редкие достижения, которые выпадают из серой массы, скорее, теряющие инерцию остаточные проявления прежних времен. Об этом не стоит говорить. Хотя повторюсь: «Искусство не лжет даже тогда, когда оно врет напропалую». Правда, оно не знает и не хочет знать превращения, стремится в убежище бессознательного и сентиментального «наива», даже если это порнография и патологическая жестокость (не обязательно в живописи, - в музыке и поэзии тоже) и пребывает в памперсах существования, как будто его хватил удар, гадя под себя. Надо сказать, что Павел Флоренский совершенно прав, когда «наивность» причисляет к подлости. А вообще все решается просто: «Будь счастлив!» «Памперсы «Happy» - счастье в простых вещах». Так что современности, «сьогоденню», только памперсов не хватает и туалетной бумаги - остального с избытком, в том числе и выделений в виде «произвержений» искусства и философии, и отнюдь не метафизической вони новой идеологии.

Сколько раз слышал: «Представляете в Советском Союзе, в совке была статья за тунеядство?! Возмутительно, ах, ах». А как же Библия с «Кто не работает да не ест»? А как же Афины древнегреческие, где по свидетельству Николая Дамаския: «В Афинах судят за праздность»?

Избирательность современников умопомрачительная. Бесплатная медицина? - Какой ужас! - Бесплатное образование? - кошмар! - Только не надо мути, что в Советском Союзе была плохая медицина и отвратительное образование и науки не существовало. Смеялись, что в Союзе на выборы сгоняли, теперь всерьез обсуждают штрафы и тюремные сроки за неявку на избирательный участок, хотя уже нобелевская присуждена в семидесятых годах, где в работе доказывается чисто экономическим, математическим подсчетом, что «демократия - всегда диктатура» и невозможна по определению, являясь иллюзией, что является плагиатом, поскольку Ленин уже в работе «Государство и революция» это с блеском показал. Кричат о любви к государственности - что!? С дуба рухнули? Государство - это машина для подавления и потому нуждается в функции попа и палача. В данном случае для навязывания интересов меньшинства большинству - и все, и ничего больше. Такой «стокгольмский синдром» - любовь к своим истязателям наблюдается. И патриотическая борьба за дезинфекцию гильотины - мы же европейцы. Хотя украшай эту машину цветами и рушныками, сдабривай парфюмами или нет - роли не играет. «Пипл», которому внушили, что он нация со своей государственностью, это, может быть, и не знает: старшие подзабыли, а новое поколение - педагогически запущено, но остальные то знают и ничуть не заблуждаются.

Все зло современности делается сознательно и со сладострастием, а вовсе не по неведению. И я далек от мысли, что я напомню и распишу, что происходит на самом деле, а все хлопнут ладонью по лбу: «Ба! Да как же это мы упустили и забыли азы, вот спасибо». Тут не только логика не действует, но даже здравый смысл. Это не вопрос знания, теории, а вопрос убеждений и идеологии, которая, впрочем, меняется как перчатки или знамена с символами, на раз. Часто цитируют Джефферсона: «Дерево свободы надо время от времени поливать кровью патриотов» - только это денежное дерево в Стране Дураков, и патриоты не американские, а украинские до последней капли крови которых штатовские хозяева будут бороться, до последнего украинца, играя в свою игру. Всем эта дикая странная война выгодна и Америке, и России, и власть предержащим в Украине, я даже их лидеров не различаю - одно лицо - одна риторика. «Венцы творения», «Цари природы - турчиновы, яценюки, порошенки - сверхчеловеки. Словами Игоря Губермана: «Я не плевал в портрет вождя, я в целом клал на всю систему».

Можно писать хоть сотни книг на эту тему, ситуация не изменится, потому что такова природа нынешнего «Бессмысленно высекать искры из дерьма» (тот же Губерман), а дерьма много - праздник для политологов. Но об искусстве, науке и культуре придется забыть - война. Украина über alles! - где-то я это слышал, плохо закончилось «аллес капут». И никакая это не революция «гидности» - типичный переворот, захват власти и только. Революция - это смена одного строя другим, смена формы общественного богатства, а не захват кормушки. Это известно даже грудным младенцам. Один мой знакомый N. справедливо сказал: «Есть расхожая фраза: «Революцию делают романтики, а пользуются ее плодами негодяи», в нашем случае «Переворот задумали подонки и пользуются плодами его подонки». Вот уж действительно на собственном опыте прочувствовали, что «патриотизм - последнее прибежище подлецов».

Вообще, здесь расписывать нечего. Все давно уже случилось. Нам бы замолчать и не гнать волну. Положение безнадежно. У современного искусства, работающего на потребителя (и вообще у «субъективного духа», как выразился бы Гегель), нет возможности к превращению и восхождению к возвышенному, которое не просто свойство, (когда некое стремление ставится, взгромождается на котурны или вздергивается на ходули высокого, чтобы не утонуть в нечистотах) - возвышенное, как чувство стремительного стремления в никуда - есть необходимое условие развития, которое дух имеет только вместе с деятельностью, как ее необходимый, а потом и свободный атрибут и предел. Иначе в разложении, в нисхождении к низкому он приходит к крайнему психологизму и разлагается, распадается, воспроизводя гниение до бесконечности в одной и той же определенности. Так что искусство не происходит, не знает превращения, довольствуясь сублимацией, причем эстетизируя, обыстетствуя, обживая низость и пошлость, возводя их в ранг добродетели. Дескать, такова «селявуха», ничего не попишешь - так Черчилль (кстати, создатель первых концлагерей и автор института заложников еще в приснопамятную англо-бурскую войну, которую с провалами в памяти помнят, а предшествующие им «зулусские войны» как то не очень, поскольку для прокладки трансафриканской железной дороги англичанам нужна была территория, земли зулусов, и они аборигенов спровоцировали на бунт и истребили, доказав преимущество пороха перед копьями и стрелами. А вот с голландцами пришлось повозится, те тоже зулусов убивали, но не так рьяно - империализм он и в Африке империализм) говорил о демократии: дескать дерьмо, но ничего лучшего не выдумали, так что смиритесь. И впрямь, писать не о чем, все очевидно до безобразия, как и то, что нынче в мире творится, скоро у политологов гитлер снегурочкой станет, а геббельсу поставят памятник на майдане незалежности, поскольку в точности его бредовые мечты (а оказалось, уж не такие бредовые, а верхом рациональности) сбываются один в один.

Зачем наука, образование? Культура? Нам все завезут из-за границы - воинствующая серость. Стоит посмотреть на «одухотворенные лица в «верховной зради», лица жвачных корреспондентов и журналистов, с пеной у рта впаривающих дезу - работа такая; наконец, вообще посмотреть, как изменилась физиогномика (я не сторонник теории Ломброзо, однако посмотрите на эти рожи...) и сколько тупых на один квадратный метр, как все станет ясно - достаточно проехаться в общественном транспорте, чтобы закрыть глаза и писать «Война с точки зрения здравого смысла» как-то забыв, что ровно 100 лет назад она уже написана Бернардом Шоу, за что его чуть не предали остракизму современники.

«Приведу еще один пример массовой истерии. Многие почему-то вбили себе в голову, что войну можно выиграть на пожертвования. В результате нашлись люди, которые, занимаясь совершенно не своим делом, не только жертвовали миллионы на какие-то таинственные фонды или идиотские добровольческие общества, но готовы были вручить их первому встречному жулику, если у того хватало ума притвориться, будто он «собирает» средства на победу над врагом. Развелась масса всевозможных мошенников, которые создавали дутые организации типа «Патриотическая лига» и преспокойно прикарманивали деньги, золотым дождем сыпавшиеся им на голову. В 1914 году юным девицам, чтобы разбогатеть, достаточно было нарядится и разгуливать по улицам с копилками и искусственными цветами в руках. Дошло до того, что пришлось вмешаться полиции: решительно невозможно было отличить собирателей пожертвований от жуликов.Оказывается, на общественном безумии можно очень неплохо заработать. В 1914 году, только началась война, как актеров попросили, дабы «внесли свою лепту», работать за ползарплаты. Многие из них, впав в патриотический экстаз, согласились - к вящему удовольствию и выгоде их эксплуататоров.» (Б.Шоу Автобиографические заметки.. Статьи. Письма М.1989 г. стр. 120).

В наше время все гораздо страшнее: с одной стороны массовый психоз и психопатия, социальная шизофрения (об этом писали многие специалисты, далекие от политики - психологи, психиатры - тщетно - однако диагноз установлен и подтвержден - исследовать нечего), с другой - объективные условия развития этой болезни, когда единственным средством против буйного помешательства по прежнему остается фронтальная лоботомия - физическое принудительное разделение самосознания на чувственное и рациональное, на пространство и время и т.д. Пространство и время в сущности - одна сущность, но искусственно их можно разъединить. Раскол «пространствовремени» на множество сущностей каждого явления в отдельности и себеравности со всеми субъективными и индивидными особенностями, расщепление на единичности, когда «у каждого своя правда», «своя истина» (которая присваивается и подчиняется всем избитым, пошлым «священным» правам частной собственности и объединяется в принудительное единство чувства обладания и присвоения - это превращает человека в абстракцию и предикат даже не сущности, а не свойственной и пустой функции потребительной стоимости, превращая саму жизнь в атавизм, излишество в одухотворенной жизни механизмов? Где люди - «техноиды» (Г.Зедльмайер). Все это вызывает буйный взлет разрешенного и узаконенного, санкционированного бреда во всех областях.

«...наши журналисты и шовинистически настроенные ораторы со всей бесцеремонностью, на какую только были способны, цитировали их (дипломатов - А.Б.) высказывания, рассуждая о том, какое влияние они оказывают на общественное мнение во всем мире, и прежде всего в Америке» (Б.Шоу Там же, стр.122) ну и так далее, можно процитировать и Оруэлла «О национализме», Канетти и сотни других уважаемых авторов, но поскольку уже составляются списки «запрещенных авторов» - повременю. Кстати, тоже проявление несказанной глупости в наше то время составлять списки? Хорошая реклама. Тот же увядший Лимонов или Дугин, кто там еще? Получили бесплатный пиар... После многозначительных запретов немедля прочел, убив кучу времени - напротив, их надо печатать вместо тупой пропаганды, которая старшему поколению напоминает славные дни молодости - все эти плакаты, лозунги и прочий мусор - что, фантазии своей не хватает? И вообще, что значит запрещать - уже назапрещались в свое время. Думаю, что каждый сам в состоянии определиться с тем, что ему смотреть, читать и кого любить. Указом президента мил не будешь. Кроме того, любовь к Родине не распространяется на вшей и гельминтов, которых она подхватила на свалках истории. Так что глистогонное этой стране не помешает.

Это и есть достижения за два десятилетия? Покажите хоть один шедевр в кино, уж не «Поводырь» ли!? или «Железная сотня?» или «шедевр» современного кина - «Гвардия?». А в живописи? Представляю, какой вой подымется. Назовут десятки имен, и я хочу спросить художника, которого определят в гении: «И что? Действительно?» - Не думаю, что хороший художник пойдет на это. Они есть, но вопреки тенденциям и скорее по инерции, как люди другого не национально-местечкового времени, а как выражался Бахтин «Большого времени». А музыка? Кирилл Карабиц с пошлейшим опусом «Мадонна Украина» или гомосексуальной, потешившей всю Европу постановкой «Евгения Онегина»? Или «символ Украины» - слышал своими ушами - «воспитатель молодежи в патриотическом духе» - Поплавский? Нет, есть конечно Грабовский, действительно удивительный композитор, Сильвестров, но они - вопреки, а не благодаря времени. Да нет - в любой области отыщется с десяток имен, но меньше всего они принадлежат этому вонючему времени. Ситуация похабная не только в Украине, но и в России, Грузии, - ладно на пост-советском пространстве, которого нет, все, что сколь-нибудь еще значимо в искусстве, науке, технике - это действительно пространство, и чистокровно Советское, и в его нужно еще суметь войти, а нынешнее - и не время, и разве что «просранство» - распространенная опечатка, и опечатка истории и есть, хотя и они имеют свою теорию. Но самое прискорбное, что такое творится везде - и в Англии, и во Франции, в Италии, в Австрии, нейтральной Швейцарии, и в странах Латинской Америки и в Японии - всюду, куда не кинь взгляд - кишение и запах падали, и у обывателя моления о фашизме, но, окрашенном в национальные цвета. Никаких «может быть». Нацизм - дерьмо и сожрет - не поморщится, «авось подавится?» - это позиция люмпен-интеллигентов, «пронесет»? - таки да. Достаточно почитать того же Свасьяна «Европа - два некролога» или опусы последних лет Жижека. Но нынешних даже не тошнит.

Вся современная национальная мысль, вся история Украины - это одна наглая, самодовольная бебиковщина. (Можно было бы всласть повеселится, но мне профессора не переплюнуть. Конечно, если это такой тонкий ход, дескать, посмотрите же, что я порю, что несу во всеуслышание, какой абсурд: и Будда с черниговщины, и Христос - львивянин, и большая китайская стена от украинцев, а прототипом были «змиеви» вали, и пирамиды (пиармиды) и греческая письменность, и Сократ с Бебиком все с Украины, не говоря уже про прочие разности - когда мне грустно, я смотрю передачи Бебика и радуюсь - посмотрите и посмейтесь вместе со мной, очнитесь - это было бы понятно, как в сталинские времена «признавались», что рыли туннель от Москвы до Токио, чтобы сотрудничать с японской разведкой, дескать, увидят абсурдность утверждения и разберутся. Но боюсь, что это всерьез и это не символ, а печальный памятник всей украинской истории. Надгробный. На постаменте «просто неба» стоит большая группа «цвета нации» (под песню «Половина саду цвіте - половина в'яне») в национальных костюмах президентов, обнявшись с Петлюрой, Мазепой, Бендерой і хлопцями з дивізії СС Галичина, а Яценюк с Турчиновым танцуют гопака и регочуть. То же происходит во всех областях, а где не получается выкрасить в цвета национального флага как заборы, скамейки, мосты, мусорные баки, физику, математику и т.д., там делают вид, что наука такая и вовсе не существует. Странно, как еще тяжба со шведами не началась из-за цветов, там тоже поезда «жовто-блакитни» ходят.

Самое печальное, что при всем желании невозможно эмигрировать в истории, дескать, да черт с ней - нынешней пакостью, переживем в других эпохах, не только бывших, но и гипотетических, будущих. К сожалению, все достижения человеческого духа подвергаются заражению этой плесенью современности. И на любых артефактах появляется налет этой скользкой дряни. Метафизическая плесень, которая, по слухам, бессмертна. Гниет само время и пространство, душой которого это время является. Гнилая душа и разлагающийся дух - что может быть омерзительнее. Видится, что всегда было так и всегда будет, и нечего рыпаться. А если уже не видится, а кажется и выказывается, можно сливать. Скепсис и цинизм становятся апологией ненастоящего настоящего. Причем независимо от нашего желания. Просто исподволь вторгаются и незаметно подчиняют мышление, вернее, его отменяют, заклинивают. Ну, кому бы в здравом нет, не уме, а знании азов диалектики пришло бы в голову говорить о «диалектике конструкции и деконструкции», представляю, сколько будет глубокомысленных рассуждений по этому искусственному поводу. Сразу вспоминается знаменитая в свое время работа: «Диалектика погрузочно-разгрузочных работ». И что? Спорить с этим? Нет, выхода нет. Пусть хоть так. Ликбезом-то не отделаться, тем более, с воинствующей модой, рассчитанной на потребителя. Как говорил нелюбимый мной с сомнительной биографией поэт Готфрид Бенн в своем знаменитом стихотворении «Малое культурное обозрение»: «Шестьдесят шесть хромосом, невиданный расцвет - И вдобавок новый государственный гимн!»

«Следующим шагом, согласно той же логике, должна стать Кроличья шкурка в качестве национального флага.

Лично меня это не радует, Однако так и будет».

Шестьдесят шесть - это в два раза больше, чем тридцать три хромосомы у дауна. Так что навязанное слабоумие и убожество, как наведенная галлюцинация, нам обеспечена. Хотим мы или не хотим. Все силы тратятся на сопротивление обволакивающей серости. И счастье еще, что жил в другую эпоху и знаешь, что такое «вне времени». Современность сочится гноем и сукровицей. К чему весь этот никчемный пафос? Да только, чтобы напомнить в каком времени имеем несчастье жить. Какие там «революции»? - это комикс истории, с обычным плохо замаскированным бизнесом, ничего личного. Я напоминаю только, как на самом деле все это выглядит, без надежды на понимание в статье, претендующей на научность - это неуместно, но о какой науке, искусстве, образовании может идти речь, когда пошлость возведена в ранг идеологии? И массовый психоз не позволяет.

«Смертью упивались с легкомыслием, за которым скрывалась неспособность понять, что на фронте убивают по-настоящему, а не как на сцене... Общественную атмосферу (аферу наших дней - А.Б) тех дней передать невозможно: она была совершенно естественной и в то же время совершенно абсурдной.... Непомерные восторги возносились до небес, зато обманутое невежество низвергалось в самую преисподнюю» (Б.Шоу Там же. Стр. 121).

Я просто обязан реально смотреть на вещи, но полноте. Хотя хотел бы закрыть глаза и этого не видеть. И философы, и художники в большинстве, и поэты и литераторы с композиторами - все имеют свой маленький гешефт с этой грязной войны, вместо того, чтобы хоть как-то ей воспрепятствовать - все в патриотических намордниках и по обе стороны размежевания, и по ту сторону океана. Но сопротивляться безвременью тяжело.

А что делать тем, кто еще не прожил? Кто питает иллюзии относительно будущего? Питать и дальше иллюзии, тщательно взращивая их. Потому что нынешнее лишено даже фантазии, и воображение ампутировано за ненадобностью. И продуктивное и репродуктивное. Все заменено превращенными формами стоимости, и эти эрзацы, заменители, штамповка выдается в качестве готовых и законченных форм потребления. Даже потребности искусственные. Универсальность человеческой природы заменена унифицированностью.

Полундра! Спасайся кто может? А кто не может? Ведь не перетерпеть, не пересидеть, закрывшись в герметичность выработанных предпочтений. В безвоздушном пространстве, в вакууме, в отработанной пустоте, струна звучит только вдоль самой себя. Выхода нет, утешить нечем. Остается на всякий случай действовать как всегда. В этом есть искусственная, но атмосфера, сочиненный, выдуманный воздух. Действовать, когда нет оснований быть человеком, даже если нет условий, чтобы жить, - это значит действовать безусловно, то есть абсолютно. Попахивает субъективным идеализмом? Да, но пахнет ничуть не хуже разлагающейся реальности. Действовать вопреки причинно-следственным связям на свой страх и риск - «это было бы достойно удивления», как говорил Сократ. А вдруг?!

Правда, это напоминает случай Сергея Довлатова: как-то привез он тетю из Киева в Питер и повел совершать променад на набережную. Тетушка увидела воду и спросила по французски: «Кес ке се?!», - «Это река Нева», - «Что вдруг?»

«вдруг» античности и «вдруг» обыденного сознания разнятся так же как философия и обыденное сознание обывателя.

Вся надежда (а она вторична, о другом) происходит из этой хлипкой античной категории. Не думаю, что категория, скорее, термин - Терм - бог межи, больше довесок, ответвление, допускающее не терпящее логики, отрицательное воображение. Которое покидает категорический силлогизм, прорывается по ту сторону его естественных пределов и начинается с уже преодоленного силлогизма. Даже гипотетического. Поэтому воображение двойственно по своей природе - уже не рассудочно, всегда не рассудочно, но еще не разумно, никогда не разумно. Современности даже на уровне диаретики (ή διαίρεδις - раздел диалектики, посвященный процессу построения классификаций - она специализируется на диарее, предпочитая натурпродукт) недосуг заниматься, и вообщем то - редкий случай, когда недомыслие спасает, поскольку становление, которое не имеет начала и конца, и его, как выразились бы впоследствии, эманации, атрибуты фигуры, модусы, производные ничего к познанию и даже просто к чувству или ощущению не прибавляют, оставляя в неопределенности. Так логика формального мира, мира причинно-следственых связей, бессильна в сфере человеческой свободы, которая беспричинна и не детерминирована, но и диалектика не употребима, она вообще не употребима, хотя в своем непотребном виде она софистика, не прагматична в мире разлагающемся, она не уместна и вневременна. Ее применение невозможно и чудовищно в мире «твердых тел» - таких монстров плодит и вполне жизнесопобных - так что довольствуются логикой прагматической, в рамках необходимого и достаточного - квантовая механика неудобна для вкручивания перегоревшей лампочки, криогенная физика для замораживания водки, а гидравлика для починки унитаза - слишком громоздко. Так и теоретические исследования современного искусства, почти невозможны, по крайней мере с точки зрения этиологии, с порочным подходом установления диагноза, анамнезиса и технологических формальных исследований. Бессмысленно проводить магнитно-резонансную томографию там, где царствует принципиальная безмозглость, но даже если бы оный мозг был или идея присутствовала или хотя бы предполагалась (современность принципиально стремится к бессознательному, избегая даже рефлексии), то и тогда попытки исследовать «срезы» процесса при помощи скальпеля аналитического рассудка были бы не более, нежели пустой забавой. Это не ума дело, хотя и дело свободного самосотворения чувств, которые становятся предметом самих себя, и безрассудны по определению, но не психопатичны и не психопатетичны (хотя выглядят порою таковыми).

Поэтому вторжение в формальные отношения, к которым рассудок не готов, сводят последний с ума и лишают своего козыря - здравого смысла, который, впрочем, плохой помощник в теории. Так что «вдруг» с точки зрения логики домашнего обихода - всегда катастрофично, всегда извне, и не является необходимым моментом саморазвития - представляет собой случайность, когда вторгается внешняя сила. Не то «вдруг в его» природе, когда оно вдруг, даже если происходит миллиарды лет, как в случае (все же в случае) происхождения жизни из неживого. «Вдруг» само не имеет начала, подражая единству, которое бесподобно, то есть вдруг может быть подобием, но единство подобие не порождает (кстати, единое у Парменида - формально логическое, оно не имеет начала и конца, потому что шарообразное, и не знает краев, но всегда крайнее, к тому же единое - не «потому что» оно не последовательно, но начало то не-единого существует? И у этого начала есть «вдруг» - а внезапно ли оно или тянется бесконечное время бесконечным временем не известно даже на уровне языка. (Вот могу утверждать, что «генезис» - не становление, но доказать это не могу - доказательство будет в доказываемости, и к тому же столь долгим, сколько будет существовать разумная жизнь. Так что приходится довольствоваться лемой, как Прокл).

«Вдруг» (το έξαίφνής - «вдруг»). Это то, что предшествует началу. Это превращение Хаоса в Космос, когда уже не хаос, но еще не космос, «акосмон», что объемлет покой, и «Вдруг» оказывается вневременным, внешностью становления, есть мера времени, как «настоящий момент» по Пармениду, снимая покой и движение как иноформы бытия и ничто.

«Вдруг» - «призрак сущностного, возникающий в результате выхода вечного за свои пределы». Это не панацея и вообще в корне неверно по отношению становления, которое таким образом замыкается в цикличное самовоспроизведение в форме наличного бытия, но это, хоть и выраженное в спекулятивной форме, единственная и потому целостная возможность, снимающая в себе и невозможность, которая, позволяет обрести вневременность и превратить ее в «энергейю» становления без оснований, переосуществив пространство и время в инструмент сотворения не убежища и, - если хотите обрести и сохранить душу, - а органон, - превращенные в способ дела и чувствования, как свойства «прекрасной души», которой как известно нет. «Именно такой мы и считаем душу: она есть единое и не единое, многое и не многое и, следовательно, причастное и не причастное, движущееся и покоящееся и вообще возникающее и гибнущее и не возникающее и не гибнущее» (Дамаский Диадох). А по-простому, действовать по контуру не предмета или предметности, а смотреть дальше - действовать хотя бы по «поверхности» видимости и в самой сущности процессов развития - этой сотворенной тверди бегущего потока, которые уже нам открылись и утрачены быть не могут, как бы история малодушно не предала действительное развитие и не ринулась вспять к примитивной «ощущаловке», отказавшись от чувств. Она отказалась сознательно от человеческого? Выбрала свободу зла? Возвратные формы не первой свежести? Пусть себе, откажемся от этих убогих форм, есть ведь в каждой истории еще и утраченная движущая сила несбывшегося.

Все помнят знаменитые слова Игоря Ильина. Ставшая хрестоматийной, так поразившая Мих. Лифшица сентенция, уже захватанная и затасканная, и, казалось бы, всюду мелькающая, примелькавшаяся в истории философии стала видимой, очевидной после того, как ее заново открываешь: «Всякая определенность исключает, всякая направленность оставляет в стороне, всякий отбор отбрасывает. Идти - значит проходить мимо! (или мимо проходит сквозь нас или осторонь. «Минута минувшая минет» (Цветаева), да еще со всеми эйнштейновскими искривлениями времени-пространства и сокращениями Лоренца. - А. Б.). Вот почему свершение в искусстве предполагает несовершение оставленности в стороне - всего того, что лежит вне круга проблем и возможностей однажды принятого, сложившегося направления. В этом смысле «несовершение» весьма специфично для данного вида искусства и способно пролить свет на его тенденции.

Говоря о неосуществленном, несовершенном, отброшенном, оставленном в стороне, мы говорим не о чем то случайном, не важном с точки зрения истории искусства, а напротив, о самой истории искусства, раскрывающегося теперь перед нами с обратной стороны (хорошее название: «Обратная сторона искусства». Хотя искусство односторонне, у него нет изнанки. - А. Б.), неосуществление сплошь и рядом оказывается полным смысла и значения. И если в процессе своего многовекового развития человечество не раз возвращалось к Античности или Возрождению, к примитивам или Средневековью, не возвращалось ли оно к тому, что не нашло у них осуществления?

Все, что не было создано в прошлом, что представляется нам как «прошедшее несовершенное», imperfectum, оказывается материалом, подлежащим дальнейшему воплощению, становится настоящим и будущим. Сама оригинальность таланта является иногда способностью обратить внимание на то, мимо чего человечество прошло. Художнику подсказывает не только то в истории, что нашло себе осуществление, но и то, что осталось неосуществленным. Чем больше человечеством создано, тем больше ему предстоит создать. В этой неисчерпаемости - залог великого будущего искусства» [Ильин И. А. История искусства и эстетика. - М.: Искусство, 1988. - С. 97-98].

Паустовский вспоминает, что его отец говорил: «Несбывшесть труднее переживается, чем небывавшее». Как-то так. Невозможность заманчивее, чем самая запредельная возможность, и слишком мало осталось - одна бесконечность и вечность. Как тут не вспомнить знаменитое: «Ничто не слишком». Бывшесть тоже мерцает провалами, как «вдруг», когда основание уходит и падение превращается в свободный полет. Остается творить, торить невозможное.

Можно еще смеяться. Потому что такого веселого времени еще не было. Но не смешно. Вообще-то формальному рассудку и здравому смыслу остроумие не присуще, как и чувство юмора. Они исключительно серьезны. Так что это прерогатива диалектики. Но, когда появляется вторичная «формальная логика» - это та, которая случается как результат процесса разложения, а в том числе и диалектики - продукт распада, то это, достигнутая с большим трудом тупость. «Смеяться право, не смешно над тем, что кажется смешно». Но не смеяться же над убогим временем и его увечьностью.

Можно еще сочинить себе мир, тем более, что в современной науке и искусстве ярко выраженные тенденции: одна - это обслуживание потребителя, путь даже интеллектуальное, вторая - чисто эстетическая тенденция, которая если и имеет основания, то они покинуты и не являются ближайшей причиной. Так в современной математике и физике проблемы носят эстетический характер. Потому что привычных прагматических утилитарных смыслов нет. Чистый интерес, даже не связанный с потребностью. А в философии вообще можно не говорить,- это все вне всяких условий и оснований, просто, порой вычурные, порой великие порывы, созидания/разрушения и общеизвестного, и того, что является искусством для искусства - не познание, а созидание, руководствуясь внутренней логикой или алогичностью предмета исследования.

Это никак: ни хорошо, ни плохо. Оценочные суждения бессильны - но возможность дышать хоть сквозь эту отдушину есть, между созиданием и разложением, выторговать себе нейтральное пространство. Более - эта возможность - бытие остановленного времени. Нет, не в Фаустовском смысле, хотя и в нем тоже, а ином. Когда ты сознательно покидаешь почву бесконечного становления, великолепного, но неуютного и заходишь в тупик форм, которые, как в свое время у Эрика Сати, были «музыкой для мебели». Ты меблируешь пространство и обставляешься по возможности комфортно, с максимумом удобств «вплоть до текстов, "удобства для" опубликованных на туалетной бумаге. Отсюда серийность или сериальность репродуктивного движения, которое начинает воспроизводить и автора в скучных комбинациях клонирования. И это не так глупо, потому что репродуктивная форма воображения имеет свои приемы, и задача значима для каждого, кто занимался так называемым творчеством в любой области. (Так каждая следующая статья - всегда хуже предыдущей для автора) и всегда маячит неудача и катастрофа. Это, впрочем, во всей области духа, духа, который всегда не в духе. Для того, чтобы писать, надо «быть графоманом» - об этом вполне всерьез писал Евгений Шварц, ну и многие другие. Потому что человеку с хорошим вкусом делать в литературе и философии нечего, с хорошим знанием музыки и поэзии его всегда подстерегает опасность страдать от пошлости и мелочности, и дурного исполнения - это не фатально, но все же. К тому же огромное пространство информационное заставляет уже на подступах опускать руки - все написано и как! Хотя это иллюзия потребления, которое сначала воспитывает тот же вкус, а потом показывает ему его неполноценность. Хороший вкус, к сожалению консервативен. Но не факт, что отсутствие вкуса приведет к гениальному произведению.

Так что то, что выдается за манеру, стиль, может быть только усталостью мышления, чувств и воображения, когда перестаешь доказывать, что не верблюд и устариваешься в причудливых формах искусства и науки, развалившись на «собственной канапе», в которую превратил горы своих и чужих книг. Здесь даже в кустах белый рояль не скрасит убогость такой жизни, но возможно придаст ей известную пикантность. Есть ведь интеллектуальное мещанство, и академик, даже хороший мыслитель, может быть филистером и обывателем; чаще всего так и происходит. Но остановленное время рождает смутную проблему опредмеченного свободного времени, вернее - вульгарную ветвь этого вопроса. Овеществленное свободное время, обладает своеобразной агрессией, выступая товаром и как всякий товар «вещает человеческим голосом» и очень убедительно. Его спасает в овеществленных формах только то, что оно избавлено по природе от вещности и потому оно стремится к предметности и дальше, то есть восстанавливает движение становления в форме перехода, от одного состояния к другому. Как бы то ни было, но хотя бы на уровне изменения оно действует как пространство человеческого развития. Хотя не факт, что это процесс не развития - а время старения.

К слову сказать, в неявной форме вырисовывается проблема освобождения несвободного времени, его преосуществления, но и пресуществления, переосуществления и превращения в не-иное-другое, но не повторное, потворное, вторичное сотворенное, тварное. И преобразование всех иных времен не только в восприятии, как в случае, когда мы естественно иначе воспринимаем и Возрождение, и Античность, и Средневековье, и Новое Время, и даже наших современников, и предполагаемые творения будущего (достаточно посмотреть фантастические романы или фильмы не вековой, а всего лишь десятилетней, нет, прошлогодней давности и не только фантастические, и без смеха или улыбки все это не воспринимается, или воспринимается, но только как ширпотреб - Ширпотреб с большой буквы), гениальные произведения не устаревают, хотя наше новое восприятие ничего общего с ними не имеет. Классика снисходительных улыбок не вызывает, хотя и охотно язвительно приемлет к себе покровительственное свысока отношение. Классика без последствий, она не имеет «потом».

В самом малом пространстве всегда есть место для бесконечности. В Вечности мало места! Для времени. Оно одно - все время, его не много. Оно - переход, «вдруг» в вечность. (Это «вдруг» может показаться ненужным умножением сущностей или заблудившейся категорией, ненужным довеском или рудиментом развития однако дело в том, что оно по меньшей мере является прообразом, «эйдосом» всех последующих «скачков», «перерывов постепенности», «разрывов», «переходов», «снятий», «разрешений противоречий» и т.д. и является не просто «черным ящиком» развития или метафизически остановленным превращением чувственным выражением переживания всех процессов в их объективности, во всех проявлениях.

Способ чувствования чувства во всех своих проявлениях, независимо от временных состояний: ощущений, аффектов, чувств-теоретиков, предметно-практических, и любых других. Любое разрешение и становление противоречия проходит через, сквозь «вдруг», вздрагивая, очнувшись от вневременности, но еще не вечности. Как в противоречии не две сущности, а одна единая в противоречии, так и «вдруг» не «между», а и есть сама суть «превращения». Но этому необходимо посвящать целое исследование, не потому, что есть необходимость, исследование «вдруг» ничего не дает, оно тяготеет к трансцендентальной эстетике - есть какая-то немыслимая красота в ее последних основаниях свободы и предчувствие всех чувств, даже не бывавших, всех отношений в их единстве потенциальной и актуальной бесконечности, без умаления в подробностях прекрасного. «Вдруг» - «просто так», оно - «всегда».

«Одна банальность - только банальность. Но тысяча банальностей - эпос», говаривал Бернард Шоу. Слабое утешение, что эпос наше все.

Как-то Раневскую спросили: «Что Вы будете делать, когда уйдете на пенсию». - «Как что? Куплю себе наконец кресло качалку? А потом сяду и буду сидеть» - «А потом?» - «Начну раскачиваться».

Начинаем раскачиваться. Делать-то нечего. (Тем более, что философия уже давно на пенсии. «Пенсия и одиночество всегда ладили друг с другом». /Каверин/)

Суть в том, чтобы не ограничиваться пределами имеющихся и зачастую несформированных органов чувств, а в органон превратить все оттенки человеческого, в сущностные силы переосуществить музыку, чтобы чувствовать музыкой, поэзию - чтобы ею воспринимать, философию, дабы мыслить не философию, не о ней, а непосредственно философией. Становление становления сделать принципом действия, все многообразие мира сотворить в едином чувстве, и это всего лишь ближайшая задача.

Хотя, что со всем этим делать в убогом «сьогоденні»? Чувства несовместимы с так называемой жизнью. Особенно, где нет места удивлению, а свято место пусто не бывает. А удивление предстоит создавать ежемгновенно из ничего разрешая в противоречии восприятия и представления (знаки препинания опущены намерено). Нет, не «мир как воля и представление». Но простое мужество жить... и умирать. Конечно, о творчестве не может быть и речи, это затворничество и где-то чистоплюйство, но надо же как-то сохранять гигиену мышления. Хотя при вседозволенной безмозглости, чтобы не выразится покрепче, и проведенной повсеместно фронтальной лоботомии, как безотказном средстве достижения слюнявого всеобщего счастья, вопрос о простом мышлении как творчестве остается открытым. Думать, мыслить по-прежнему стоят мужества (о котором предупреждал Фейербах), усилий и труда, а должны бы уже быть свободными как дыхание. Мне хочется сказать нынесуществующим: «Вы все забыли, даже не зная. Вам нечего вспоминать и помнить! Как будто не было трагически прекрасной истории человеческого духа, и всех этих колоссальных неимоверных жертв во имя Красоты. Вы делаете эти жертвы напрасными своей жизнью». Пора перестать лорнетировать в тот же монокль застигнувшую нас врасплох, как сель - грязевой поток - недействительную действительность и хотя бы прозревать, выращивая зреющее исподволь живое зрение, хотя бы интеллигибельное созерцание, не говоря уже о «деле-действии» или деятельности как самодеятельности.