Несчастная любовь и современный мир. Часть 1

2015-08-09 Александр Гавва

В искусстве о несчастной любви сказано уже так много, что дополнительные иллюстрации приводить едва ли необходимо. Сама такая любовь (неразделённая, «неудачная», трагичная и т. д.) понимается как исключительное событие в жизни, во всяком случае — как чрезвычайно сильное переживание, как важный этап становления личности, или всё вместе взятое. И несмотря на то, что «несчастная» любовь может быть и первой, и «второй» по счёту, или вообще может быть не любовью, а влюблённостью, за ней рано или поздно последует любовь «счастливая», «разделённая», крепкая и, — если можно так выразиться, — самовозрастающая, развивающаяся, настоящая. «Несчастная» же любовь, если и остаётся в сердце, то как горькое послевкусие, без которого невозможно любить «счастливо».

А если получается так, что вообще всякая любовь у человека несчастна? Если он на протяжении всей жизни вынужден переходить из отношения в отношения, нигде не находя своего счастья? Если, как следствие, не только любовь у человека «из разу в раз» несчастна, но и сам человек глубоко, невыносимо несчастлив?

Согласитесь, это проблема гораздо серьёзнее, чем отдельные эпизоды «несчастливой любви», обязательно случающиеся в жизни каждого человека. И, пожалуй, с точки зрения искусства к этой проблеме уже не подобраться.

В лучшем случае, за спасением от несчастливой любви обращаются к психотерапевтам, специалистам по «межличностным отношениям». Подходов к проблеме здесь — великое множество.

«На сегодняшний день, по приблизительным оценкам, существует около 400 направлений психотерапии для взрослых и около 200 для детей и подростков»1. И, разумеется, каждый из этих подходов будет иметь свой собственный, уникальный взгляд на проблему.

Мы не будем утомлять читателя и разбираться во всех них, а поступим несколько иначе: посмотрим, как эти направления сами пытались разобраться между собой в рамках одной темы, очень тесно связанной с проблемой несчастливой любви, когда и почему это у них получалось лучше или хуже, а после используем это для некоторых собственных соображений. Тема эта довольно обширна, и потому мы отдаём себе отчёт в том, что, стремясь не перегружать читателя разбором подходов, мы можем утомить его одними только цитатами, — и единственное, что, на наш взгляд, может спасти статью в этом случае — это то, что подымаемая тема для многих является новой, и что подобного обзора, похоже, никто ещё не устраивал.

За основу мы возьмём популярнейшую сегодня тему — «славность» или, что почти-то же самое, «зависимость от чужого одобрения». По крайней мере, в западной психологической литературе часто утверждают, что это одна из тех вещей, которая может обречь на провал любую попытку человека любить.

Считается, что начало признания «славности» как проблемы было положено ещё в 1946 году, когда Лео Дюрошер — тренер американской бейсбольной команды «Бруклин Доджерс» — заявил, что «все славные парни находятся сейчас на седьмом месте». Он выразился так об извечных соперниках своей команды, клубе «Нью-Йоркс Гайантс», которые в том году провалили чемпионат. Помимо того, что фраза была выхвачена журналистами из контекста (Дюрошер имел в виду не то, что с игроками было не всё в порядке психологически, а то, что это хорошая команда, которой просто не повезло), она была исковеркана, стала звучать как «славные парни финишируют последними», и, учитывая поголовный интерес американцев к бейсболу, быстро оказалась у всех на устах2. Начиная с этого времени, выражение «славный парень» в английском языке постепенно приобретает негативную окраску, означая уже человека, мужчину, который в силу своей «хорошести», вежливости и прочих нежных качеств вечно оказывается в проигрыше. Вместе с тем, исчезла и всякая связь этой фразы с бейсболом.

Тем не менее, связи с психотерапией у этой фразы пока тоже не образовалось, поскольку пока она ещё не подразумевает психотерапевтическую проблему. «Славные парни» существовали всегда, и что толку с того, что о них стали больше говорить? Как проблема психотерапии любое явление может рассматриваться только тогда, когда по ней можно «продать решение» — то есть, когда и сама проблема, и путь выхода из неё, будут коммерциализированы.

Так как «деньги делаются из денег», одной из предпосылок к признанию проблемы «славных парней» стало раскрепощение женской сексуальности, случившееся на Западе вместе с сексуальной революцией. К слову сказать, сама эта революция была только отражением в кривом зеркале, реакцией на реальную революцию и действительное освобождение женщины, происходящие в социалистических странах. И если в социалистических странах женщина «раскрепощалась» как человек и становилась субъектом человеческих отношений, то в капиталистических женщина «раскрепощалась», прежде всего, как вещь, и становилась субъектом как самостоятельный распорядитель собственной «вещности» — в смысле, сама могла решать, кому и за сколько себя продать.

В этом смысле на Западе вместе с сексуальностью у женщин коммерциализировалось все абсолютно. И с тех пор, как женщина становится своим собственным торговым агентом, приобретает «самостоятельность», её мнением начинают интересоваться, считаться с ним, влиять на него и формировать — то есть, вести по отношению к нему бизнес. Становится интересным, как стать привлекательным для женщины, но уже на «надёжной» научной основе — так, чтобы без «осечек». И хотя сама женщина в который раз была признана человеком, большое значение здесь приобрели результаты тех исследований, которые рассматривали её как биологическое существо. И это не удивительно: сексуальная революция, в отличие от социалистической, научный эмпиризм как основу буржуазной идеологии под сомнение не ставила. На отношения мужчин и женщин всё так же продолжили смотреть как на отношения тел, как на самцов и самочек, но облекая это во всё более учёные слова, и даже получая государственные деньги на подобные исследования3.

В это время очень популярными становятся выводы учёных, что, по аналогии с животным миром, женщин больше всего привлекают мужчины доминирующие, властные, сильные — «альфа-самцы» — а мужчины помягче, без желания доминировать, женщин не привлекают. Исследований на эту тему проводилось масса, включая и экспериментальные, да и основания изыскивались разнообразнейшие — что у доминирующих самцов лучший генофонд, что с ними больше шансов выжить как с защитниками и пр.4 5.

В 1976 году в книге известного популяризатора науки Ричарда Докинза «Эгоистичный ген» подобные воззрения получили основательную поддержку. Эволюция рассматривалась там не как отбор среди популяций или хотя бы особей, а как отбор среди безликих генов, где большую роль имеет выработка т.н. «эволюционно стабильных стратегий» — то есть, таких стратегий передачи генетической информации, которые будут максимально эффективными. Ими оказывались стратегии, основывавшиеся на доминировании и «эгоизме», то есть, такие, в которых ген «думает» только о том, как воспроизвести и сохранить себя во что бы то ни стало, лучше всего — в «ущерб» другим генам. Конечно же, все примеры книги рассматривали особенности передачи генов в животном мире, «стратегии» поведения животных, но распространение этих взглядов на человеческий мир совсем не запрещалось. «Мы всего лишь машины для выживания, самоходные транспортные средства, слепо запрограммированные на сохранение эгоистичных молекул, известных под названием генов», говорит Докинз. Впоследствии эту книгу включили в школьные и университетские программы, о чём он тоже упоминает, но уже во втором издании, которое вышло в 1989 году.

Это второе издание содержало одну важнейшую для нашего обзора доработку. К первоначальному тексту книги Докинз добавляет дополнительную главу, которая, заигрывая с высказыванием Дюрошера, звучит так: «Славные парни финиширует первыми». В ней он пытается несколько реабилитироваться перед человеком и говорит, что в долговременной перспективе — например, передаче генов в цепочке на 100000 поколений, — более эффективной стратегией оказывается та, которая направлена на самоотдачу, на альтруизм, на сотрудничество, а «самосохраняющий» «эгоизм гена» работает только поначалу, но позже оказывается неэффективным и даже ухудшает передачу6. Докинз прямо укрепляет здесь надежду, что однажды человечество взбунтуется против «эгоистичного гена» и организует дело по-другому. В первом издании такая идея подразумевалась тоже, но как бы «между строк».

Увы, никакого решения эта поправка не предлагала — скорее, она только ещё больше всё запутывала. В мире генов, может, и важно быть джентльменом, но в современном человеческом мире у излишне мягкого и чувствительного «славного парня» просто не будет женщины, и до передачи генов дело даже не дойдёт. Кроме того, это совсем не давало ответа на то, почему в результате долгой эволюции эгоистичная модель остаётся по-прежнему доминирующей, да ещё и существует рядом с более эффективной альтруистичной моделью — хотя и делался вывод, что «эгоистичная» модель бесперспективна.

Собственно, здесь начинается полнейшая неразбериха и у других ученых, поскольку одни вдруг начали утверждать, будто «вслед» за Докинзом, что человечные и добрые ребята оказываются в итоге более привлекательными, а другие продолжили доказывать традиционные воззрения, подкрепляя их исследованиями из мира животных. Мнение женщины здесь оказывалось интересным лишь постольку, поскольку она в этом процессе была объектом, пусть и несколько своенравным, и ища подхода к ней в области биологии, никаких решений, кроме чисто описательных, ученые предложить были не в силах.

Ситуация круто изменилась, когда вопрос «славных парней» стали рассматривать не в контексте животного спаривания, а хотя бы в отношениях человеческой семьи — то есть, пытаться искать ответ в социальном бытии человека, а не в биологическом. Конечно, такой подход существовал давно, просто в популярной научной литературе о нём как-то «забыли», особенно в проблеме «славности» — и «забыли», разумеется, не по недосмотру, а, в первую очередь, потому, что тогда эта проблема вовсе не выглядела как общественная. Не в последнюю очередь это было связано с клиническими исследованиями проблемы созависимых отношений в семьях и обществе, и той самой «зависимости от чужого одобрения», которую мы уже упоминали. По старинке рассматриваемая как клиническая, эта проблема потихоньку, очень местно начала выходить за границы медицинского подхода7.

Например, бестселлерами разошлись книга психоаналитика Элизабет Макавой и писательницы Сьюзен Израэльсон «Синдром Мэрилин Монро» (Lovesick, 1991) и книга психотерапевта Роберта Гловера «Хватит быть славным парнем!» (No More Mr. Nice Guy!8, 2003). И если первая представляет интерес благодаря изумительно подробным описаниям симптомов проблемы, нежели решениями, то книга Гловера примечательна уже благодаря и решениям, и самой постановке вопроса. «До этого момента (то есть, до написания Гловером своей книги — А.Г.) никто не воспринимал проблему синдрома Славного Парня всерьез и не предлагал эффективного решения»9. Сам же он обратил внимание на эту проблему, работая со своими пациентами и отмечая у них сходные проблемы и жизненные сценарии, а также наблюдая за собственной жизнью.

«Пять десятилетий серьезнейших социальных изменений и монументальных сдвигов в традиционном понимании семьи создали породу мужчин, приученных к тому, чтобы искать одобрения у других.

Я называю таких мужчин „Славными Парнями».

Славные Парни озабочены тем, чтобы выглядеть хорошо и поступать „правильно“. Они счастливее всего тогда, когда делают счастливыми других. Славные Парни боятся конфликтов, как чумы, и готовы идти на огромные жертвы, только бы никого не расстроить. В целом, Славные Парни — миролюбивые и щедрые люди. Славные парни особенно озабочены тем, чтобы радовать женщин и отличаться от остальных мужчин. Проще говоря, Славные Парни думают, что если они будут хорошими, щедрыми и заботливыми, то в награду они будут счастливы, любимы и довольными жизнью.

Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой?

Так и есть»

Гловер рассматривает проблему «славного парня» уже далеко не так наивно, как к ней относились раньше — как к досадному недоразумению, случайному атрибуту «слабого самца», — а как к серьёзной проблеме, в которой «славный парень» есть жертва обстоятельств. Над «славными парнями» вечно насмехались, как над чувствительными тюфяками, их описывали в художественной литературе, в сериальчиках и комиксах, но никто не задумывался над тем, что это может быть намного хуже, чем кажется: что «славность» больше не является чем-то исключительным, а затрагивает целые поколения мужчин.

«Славный парень» известен каждому. «Это родственник, который во всем подчиняется жене. Это друг, который готов всем помогать, но его собственная жизнь лежит в руинах. Это парень, который расстраивает свою жену или подругу тем, что боится конфликтов и поэтому ни один вопрос не решен. Это босс, который говорит одному человеку то, что тот хочет услышать, а потом все переворачивает с ног на голову, чтобы обрадовать кого-то другого. Это мужчина, который позволяет вытирать об него ноги, лишь бы никого не обидеть. Это надежный парень в церкви или клубе, который никогда вам не откажет, но и не признается, что вы его обременяете. Это человек, чья жизнь кажется совершенно упорядоченной, пока — БАХ! — он не сделает что-то невероятно разрушительное».

Короче говоря, «славный парень» — это человек, которого большинство охарактеризовало бы как крайне хорошего, доброго, умного, отзывчивого и чувствительного мужчину, с которым мало кто хотел бы иметь серьёзные отношения. Поводов этому есть несколько, но главный — тот, о котором окружающие и сами интуитивно догадываются: «славные парни» при ближайшем рассмотрении оказываются не такими уж «славными». Стремясь всем во всём угодить, «славные парни» становятся патологически неискренними, скрытными и нервными. Их щедрость имеет под собой замаскированную корысть, неосознанную манипуляцию (получить всеобщее одобрение во что бы то ни стало), доброта выглядит «скользкой», а сами они — безвольными и прогибающимися подо всех «тряпками». Это мужчины без внутреннего стержня, без характера, — хотя, некоторые из них могут успешно маскироваться под брутальных «плохишей».

И, что самое печальное, «славные парни» почти никогда не осознают того, что с ними что-то не в порядке. Они склонны винить окружающих, что те не отплачивают им сполна, оказываются слепы к их жертвам, не замечают их трудов или вообще избегают общения. «Славные парни» то из кожи вон лезут, чтобы всем угодить, то чувствуют себя обиженными на обстоятельства и людей, переполняясь потаённой злобы, прорывающейся наружу в самый неподходящий момент. Коря себя за эту непостоянность, невозможность всё время «быть хорошим», «славные парни» все как один страдают от разнообразных зависимостей, фобий и маний, часто граничащих с помешательством, но которые они воспринимают, как реальный выход. Алкоголизм, переедание, употребление наркотиков, склонность к порочным связям, навязчивой мастурбации, просмотру порнографии, аутоагрессии, членовредительству, а также азартным играм и рисковым предприятиям — самые распространённые их «отдушины». Это, так сказать, вторая, тщательно скрытая от посторонних глаз натура «славных парней», которая постоянно норовит выскочить на поверхность и которая, к сожалению, и оказывается их истинной натурой.

Почему же «славные парни» так поступают? Почему они изо всех сил стараются угодить другим, ставя собственное благополучие под угрозу, и оказываются совершенно бессильными, когда пытаются остановить в себе этот механизм? Почему они вынуждены так рьяно отказываться от собственной личности, маскируясь под того, кто, по их мнению, может порадовать окружающих?

«После многих лет изучения синдрома Славного Парня под всевозможными углами, нашелся только один ответ, в котором есть смысл: потому что для мальчика или мужчины кажется небезопасным или неприемлемым быть тем, кто он есть. […] Более того, единственное, что может заставить ребенка или взрослого человека пожертвовать своей личностью, стараясь быть кем-то другим, это вера в то, что быть самим собой очень плохо или очень опасно».

Логика тут простая:

«Если я смогу спрятать свои недостатки и стану тем, кем меня хотят видеть другие, То я буду любим, мои потребности будут удовлетворены и моя жизнь будет беспроблемной.

Даже если эта парадигма оказывается неэффективной, Славные Парни видят только одну альтернативу: стараться еще сильнее».

Все дети рождаются на свет абсолютно беспомощными и эгоцентричными, говорит Гловер, нуждающимися в том, чтобы их потребности удовлетворялись родителями беспрекословно, а сами родители никогда не бросали их. Тем не менее, существует множество ситуаций, в которых детские потребности либо вовсе не могут быть удовлетворены, либо удовлетворяются далеко не так, как необходимо (об этом речь пойдёт ниже). Если это происходит постоянно, у ребёнка из-за свойственной ему эгоцентричности постепенно появляется и укрепляется вера, что он «плохой» и родители не заботятся о нём умышленно. «И хотя уверенность детей в том, что они сами являются причиной этого болезненного переживания, является неправильной интерпретацией их жизненного опыта, у детей не существует другого способа понимать мир».

Как результат, дети начинают бояться быть самими собой, излишне подстраиваться под ожидания родителей, лишь бы их не расстраивать и не быть «плохими», а то и вовсе учатся скрывать свои потребности, чтобы ничем родителей не стеснять. Они вынуждены постоянно метаться между собственной зависимостью от родителей, и убеждением в том, что родителям они безразличны. «Эта наивная, эгоцентричная интерпретация происходящего приводит к возникновению психологического состояния, которое я называю „ядовитый стыд“. Ядовитый стыд — это вера в то, что некто по своей сути плох, испорчен, не такой, как все, или недостоин любви. Ядовитый стыд — это не столько вера в то, что некто плохо поступает, сколько потаенная уверенность в том, что сам этот человек плохой».

Если это ещё и происходит в тех условиях, когда ребёнка бьют, ругают, всячески обижают или просто не считают за человека с его собственными потребностями, как это принято во многих семьях, описанный механизм не встречает на своём пути никаких препятствий для развития. По сути говоря, стремление всегда быть стерильно «хорошим», даже «идеальным» и не иметь никаких потребностей, чтобы не создавать родителям «проблем» — это один из возможных механизмов выживания, который призван помочь детям справиться с «эмоциональной и физической болью от ощущения заброшенности, предотвратить повторение подобных событий, а также скрыть внутренний ядовитый стыд (или осознание себя плохими), чтобы, снова-таки, не огорчать родителей. Когда такой ребёнок вырастает, усвоенная схема поведения распространяется на любые отношения, в которые он вступает».

Вместе с тем, «невозможно перечислить все факторы, которые могут заставить мальчика прятать свои недостатки или искать одобрения окружающих. Я не считаю, что Славному Парню будет просто раскрыть каждое переживание, которое могло когда-то заставить его почувствовать опасность или боль. Но я обнаружил, что некоторое понимание того, откуда берется жизненный сценарий, помогает изменить этот сценарий».

«Чтобы понять феномен синдрома Славного Парня, мы должны принять во внимание серьезные изменения в обществе, которые начались на пороге двадцатого века и ускорились после Второй Мировой Войны. Социальные изменения включали в себя:

**— Переход с аграрной экономики на индустриальную;

— Перемещение семей из сельской местности в города;

— Отсутствие дома отцов;

— Рост числа разводов, родителей-одиночек и семей, возглавляемых женщинами;

— Образовательная система, управляемая женщинами;

— Раскрепощение женщин и феминизм;

— Война во Вьетнаме;

— Сексуальная революция.** 10

Такие «изменения в обществе создали три мощные движущие силы, которые вылились в широкое распространение синдрома Славного Парня среди детей поколения взрыва рождаемости (поколение Беби-бума).

**1. Мальчики были отделены от отцов и других важных носителей мужских ролей.

Вследствие этого, мужчины были разделены с другими мужчинами в целом и перестали понимать, что вообще значит — быть мужчиной.

Выращивание и воспитание мальчиков было предоставлено женщинам. Работа по превращению мальчиков в мужчин легла на плечи матерей и школьной системы, управляемой женщинами. В результате, мужчины привыкли к тому, что их поведение определяется женщинами, и стали зависеть от женского одобрения.
Радикальный феминизм учил, что мужчины являются ненужными и/или плохими.

Лозунги радикального феминизма усугубили веру многих мужчин в то, что если они хотят быть любимыми или хотят, чтобы их потребности удовлетворялись, им надо стать теми, кем их хотят видеть женщины. Для многих мужчин это значило, что надо прятать признаки, которые могут заклеймить их как „плохих“ мужчин».**

Гловер, несмотря на всю кажущуюся тенденциозность, ни в чём не упрекает женщин. Он упрекает только общественные обстоятельства, порождающие такие условия, в которых семья не может функционировать нормально. Отцы, вечно пропадающие на работах, чтобы прокормить свои семьи, и матери, вынужденные без мужской поддержки обеспечивать быт и воспитание ребёнка, конечно же, не только ничего не успевают сделать, но и часто просто не могут. Дети в таких условиях часто воспринимаются как обуза, на них обращается весь родительский гнев и негодование по поводу собственной тяжелой жизни. За проблемы родителей отвечают дети. Добавьте сюда двойные социальные стандарты, выдвигаемые перед мужчинами и женщинами, идеал свободных и лёгких отношений без обязательств, начертанный на знамени сексуальной революции, раннюю смертность среди мужчин в результате войн, переработок и вредных привычек — и вы получите даже более, чем «славный» коктейль.

В итоге мальчики, вырастая в «славных мужчин», сами того не осознавая, всю жизнь страдают от того, что:

**— Ищут одобрения окружающих;

— Стараются скрыть свои недостатки и ошибки;

— Ставят чужие интересы и желания выше своих;

— Жертвуют собственными силами и выбирают для себя роль жертвы;

— Отделяют себя от остальных мужчин и их собственной мужской энергии;

— Строят отношения, которые не приносят им удовлетворения;

— Создают ситуации, в которых у них бывает не слишком много хорошего секса;

— Им не удается жить, используя весь свой потенциал.**

Согласитесь, с подобным набором качеств очень сложно быть счастливым не только в любви, но и вообще быть счастливым. Ведь подлинно человеческие отношения строятся на доверии и открытости, на честности, на признании своих недостатков. Эти отношения делают человека уязвимым, а стать уязвимым для «славного парня» равносильно смерти.

Касательно любви, Гловер говорит, что хотя «славные парни», в силу своей незавершённой стадии отделения от матери страстно желают строить близкие любовные отношения, но они патологически не способны это делать благодаря детским «механизмам выживания». Они ждут, что их возлюбленные смогут угадать их потребности точно так же, как в детстве это обязаны были делать родители (но не делали), потому склонны избегать прямого заявления о своих потребностях, а также уходить от любого «выяснения отношений», «закрываться» в себе и становиться непроницаемыми, если снаружи становится слишком «опасно». Отношения со «славным парнем» для женщины всегда означают «эмоциональные качели»: «славный парень» отчаянно нуждается в любви и поддержке, сам хочет дарить заботу и любовь, но не может подпустить к себе человека достаточно близко из-за страха, что этот человек увидит, насколько «славный парень» на самом деле «ужасный», и бросит его. Он учится получать желаемое хитростью, давя на жалость или манипулируя собственной беспомощностью.

Откровенно говоря, «славный парень» просто не способен строить нормальные отношения с кем-либо, потому как всегда вынужден делать другого человека своим эмоциональным центром, отказываясь от собственной личности в угоду другому человеку, и, к тому же, не способен относиться к своим поступкам критически. Их воспринимают как людей без личности, как верную «собачонку», готовую всегда подстроиться под желания хозяина. Поэтому об них всё время «вытирают ноги», их не ценят, к ним относятся, как к отребью.

Выход, по Гловеру, только один: обрести («вернуть») себе целостность, которой мужчина был лишён в силу всех перечисленных особенностей своего развития. Так или иначе, но это означает работу в специально организованных мужских группах поддержки, а также индивидуальное выполнение упражнений, данных в книге. Это означает борьбу с существующими в головах таких мужчин предрассудками, то есть, изменением детской и наивной «славной парадигмы» на более правильную и взрослую: воспитание в себе умения устанавливать психологические границы, изучение более здравых моделей мужского поведения, разрушения гипертрофированной связи с матерью и пр. Гловер предлагает признать, что общество в детстве наложило огромный отпечаток на жизни «славных» мужчин, и что немалую роль в этом сыграли родители, которые и сами пострадали. Но родители «своё дело сделали», их не за что корить, прошлое не изменишь. Можно изменить только настоящее. Настал черёд «славных парней» самим становится хозяевами своей жизни, разрывать старые шаблоны, выходить за стесняющие их рамки.

При этом Роберт Гловер много места уделяет тому моменту, что в сознании «славных парней», которые всю жизнь противоставляли себя другим мужчинам, считали их плохими, такое «обретение целостности» обычно выглядит как впадание в другую крайность — то есть, «быть подонком», эгоистом и подлецом (как вечно отсутствующий отец)11. «Противоположность безумию — тоже безумие», говорит Гловер и прызывает «славных парней» понимать посыл к «целостности» правильно: ведь именно сейчас, оставаясь «славными», эти мужчины оказываются ближе всего к подлецам. Стать целостным мужчиной означает отделиться и от парадигмы «славного парня» и от парадигмы «подонка», значит вырасти, стать самодостаточным человеком и раскрыться для истинной любви, доброты, щедрости, смелости и мужественности, не основанной ни на каких манипуляциях и «скрытых контрактах». А для этого сперва придётся научиться признавать свои потребности наравне с потребностями других людей, брать на себя ответственность за собственное благополучие.

**«Научившись ценить себя, вы обнаружите в себе невообразимую доселе способность любить и быть любимым, а также жить полной жизнью. Такой внутренний рост может сначала страшить, но он лишь показывает вашу суть, все то, чем вы можете стать.

С этим открытием своей истинной личности придет безграничная свобода. Свобода быть самим собой. Свобода от чужого одобрения. Свобода добиваться того, чего вы хотите».**

На этом, книга Роберта Гловера заканчивается. Он даёт «славным парням» крайне хороший прогноз, рекомендует прочесть свою книгу повторно (чтобы выполнить упражнения, которые в первом прочтении были пропущены) и, наконец, избавиться от синдрома «славного парня».

В 2006 году, через 3 года после выхода книги Гловера, на свет появляется книга психотерапевта Джеймса Рапсона и писателя Крейга Инглиша «Похвалите меня» («Anxious to Please»)12, которая была издана на русском языке в 2014 году.

В ней авторы отходят от понимания синдрома «славного парня» как чего-то, свойственного только мужчинам и распространяет его также на женщин13, говоря теперь о «славности» в целом. Такое понимание получилось у них благодаря углублению в отношения матери и ребёнка первых лет жизни. Решающую роль в этот период имеет установление в их отношениях «безопасной привязанности», то есть, такой связи, которая способствует утверждению у ребёнка уверенности, что мама:

«будет рядом, когда она нужна;
будет способна и готова удовлетворить его потребности;
будет дарить любовь охотно и постоянно, без отказов и перерывов;
эта любовь будет „настроена“ на него, не будучи навязчивой или требовательной».

Если этого не произойдёт, то есть, если мама не сможет обеспечить ребёнку такие отношения, то ребёнок окажется скованным либо отношениями «избегающей привязанности» (как «результат постоянного эмоционального пренебрежения, что приводит к отторжению ребенка от родителя», вследствие чего, вырастая, такой человек пренебрегает близкими отношениями) или «дезогранизованной привязанности» (которая «формируется, когда родитель регулярно подавляет и запугивает ребенка. Такие дети постоянно сталкиваются с невыносимым противоречием: инстинкт подталкивает их искать утешения у того же человека, который их запугивает. Отчаявшись установить связь с родителем, они вынуждены подавлять наполняющие их страх и гнев»)14.

«Между безопасной и избегающей или дезорганизованной привязанностью находятся дети, которые вроде бы что-то и получают от своих матерей, но этого им явно недостаточно. Эти дети застревают в состоянии неудовлетворенного желания родительской заботы. Такая связь между родителем и ребенком — тревожная привязанность — общее условие взросления всех славных людей… Дети с тревожной привязанностью не хотят (и не могут) прекратить свою погоню за любовью и близостью, которых им так отчаянно не хватает. Их матери обычно непредсказуемы и суматошны, они неспособны отвечать своим детям постоянной любовью, они на них не настроены. Прерывистость заботы напоминает случайный характер азартной игры вроде рулетки. И подобная неравномерность — разочарование слегка приправлено случайными вознаграждениями — способствует созданию зависимости, какую мы видим в азартном игроке: он готов терять огромные суммы, но не имеет сил уйти из казино».

И чуть ниже:

«Разумеется, есть много причин, по которым материнская забота непредсказуема. Чаще всего мать сама не получала достаточной родительской заботы в детстве. Но даже на женщин, у которых в детстве была безопасная привязанность, могут негативно повлиять пренебрежительные, грубые или отсутствующие партнеры. Исследования показывают, что на качество воспитания сильно влияют и жизненные трудности, такие как серьезные утраты, болезни и бедность».

Таким образом, углубляясь в психологические механизмы возникновения «тревожной привязанности», авторы вместе с тем дистанцируются от их социальной подоплёки, рассматривая её как нечто вторичное, внешнее, фоновое, но никак не первичное, как их склонен был рассматривать Гловер. Сама формулировка предложений прямо на это указывает. Это тем более странно, что по части определения этой самой социальной подоплёки они идут намного дальше Гловера:

**«Мы узнали, что движущая сила „хронической славности“ — это тревожная привязанность. Мы также знаем, что тревожная привязанность вызвана разрывом связи между родителями и детьми. Но как получилось, что „хроническая славность“ достигла масштабов эпидемии? В нашем обществе существуют силы, подрывающие здоровую структуру семьи. Культура безразличия и жадности, изоляция семьи, темп перемен и пагубное влияние окружающей среды объединились, чтобы создать огромное давление на родителей и детей, своеобразную „культурную наковальню“ для сотворения взрослого славного человека, и сырьем здесь выступает ребенок с тревожной привязанностью.

Комбинация физиологического стресса и отсутствия поддержки всей семьи (включая дальних родственников) мешает родителям отдавать достаточно эмоциональных усилий своим детям. Трагический результат не заставляет себя ждать: огромное число матерей, перегруженных работой и нуждающихся в поддержке, и отцы, которые физически или эмоционально отсутствуют — идеальный котел для варки тревожной привязанности.

Что же создает такие условия? Если бы каждый читатель прислал свой ответ на этот вопрос, разнообразие и число правильных ответов было бы потрясающим».**

Сами авторы отобрали следующие:

Отсутствие поддержки сообщества и семьи (в широком смысле, то есть включая дальних родственников).
Карьера обоих родителей.
Неполные семьи.
Работа родителей вдали от дома.
Передача моделей воспитания и семьи по наследству.

Влияние культуры на девочек:

традиционная структура семьи;
традиционные религии;
корпоративная структура;
вредные и противоречивые послания СМИ;
коммерциализация женской сексуальности;
определение женщин в терминах карьеры и экономической свободы;
появление понятия «супервумен».

Влияние культуры на мальчиков:

мальчикам нужно учиться мужественности у мужчин;
женское влияние в школе и психотерапии;
нетерпимость и недоверие к мужчинам;
противоречивые послания СМИ;
зависимость от стороннего одобрения;
тревожность и окружающая обстановка.

Мы не будем разбирать здесь все перечисленные факторы, предоставив читателю, если ему будет это интересно, самому обратиться к книге, где всё это отлично расшифровано. Здесь важно то, что «зависимость от стороннего одобрения» уже возводится до уровня культурного влияния, а не является просто личностной особенностью. Впрочем, «иногда культура это просто то, что растёт в йогурте в глубине холодильника», то есть, нечто очень важное, но только в контексте индивидуальной работы с проблемой. И это при том, что на самой первой странице книги авторы заявляют, что:

«Если бы это („славность“ — А.Г.**) было заболеванием, оно попало бы на первые полосы журналов и газет.

По всей стране существовали бы группы поддержки, телемарафоны собирали бы деньги на исследования и лечение, а внизу экрана бежала бы строка с бесплатным номером телефона, начинающимся на 800. Социальные службы публиковали бы список симптомов, по которым можно было бы диагностировать заболевание, чтобы сразу же обратиться за помощью:**

постоянная тревожность;
заниженная самооценка;
депрессия;
испорченные отношения с семьей;
низкая эффективность на рабочем месте;
навязчивые мысли;
постоянная потребность в поддержке;
отсутствие духовной близости в любовных отношениях.

Это незаметное бедствие наших дней. Не менее 30 миллионов людей только в США страдают от конкретной формы тревожности, которая лежит в основе описанного состояния, хотя его можно предотвращать и успешно лечить. Это эпидемия славных людей».

Хотя и бросается в глаза, что авторы с первых же страниц относятся к проблеме славности не просто как к проблеме, которую надо разрешить, как синдрому, от которого можно избавиться, как утраченной целостности (Гловер), а как к состоянию, которое надо лечить, это, тем не менее, ещё далеко не заболевание, потому что «если бы это было заболеванием…» то его бы… коммерцализировали, ему бы посвящали телемарафоны и прочее.

Однако какое это имеет отношение к несчастливой любви? Как выясняется дальше, самое прямое.

«Хотя тревожная привязанность так или иначе влияет на все аспекты жизни взрослого славного человека, очевиднее всего она проявляется в одной области — в любви». И масштаб проблемы настолько велик, что Рапсон и Инглиш уделяют ей в своей книге почти половину места (глава «Пъедесталы, алтари и золотые клетки» и весь третий раздел).

Рассмотрим же их подробнее.

Для «славного человека» огромное значение в любви приобретает идеализация, обожествление возлюбленного. Если для другого, «не-славного» человека «идеализация» является только начальным этапом развития отношений, который, встречаясь с реальным опытом, уходит (иногда вместе с отношениями, а иногда — перерождаясь в более глубокие чувства, основанные на взаимном уважении и принятии недостатков друг друга), то для славных людей идеализация становится смыслом отношений. Причина этого «одновременно проста, сложна и разрушительна: славные люди не могут справиться с болью и страхом, вызываемыми близостью с обычным человеком, поэтому все, что им остается, это идеализировать его. Обычные люди бывают эгоистичны, равнодушны, нечувствительны и грубы. Обычные люди могут их покинуть» […] «Славные люди мечтают о непоколебимой безопасности, которая им была так нужна в детстве, которую они так и не получили. И раз взрослые отношения не дают такой безопасности, им часто приходится фантазировать о своих нынешних или будущих возлюбленных. Они бессознательно идеализируют их, создавая пьедестал, призванный сдерживать пугающую реальность. Со временем этот пьедестал создает дистанцию и искусственность в отношениях, мешая той самой безопасности, о которой им мечталось**»**15.

Конечно же, сам славный человек не подозревает о том, что делает из своего партнера божество, и приходит в неистовство, когда ему указывают на это. Проблема так глубоко от него сокрыта, что нисколько не понимается им как проблема. Он просто считает, что „любовь зла“, если он вынужден отдавать всего себя отношениям, терять в них своё собственное я, жертвовать собой, чтобы „богиня“ или „принц“ (как их называют авторы) удостоили его своим расположением, но не получают этого. Ведь сама „богиня“ или „принц“ ощущают такую любовь как обузу, оковы, как „золотую клетку“, которая обременяет их завышенными требованиями и бессмысленным жертвоприношениями там, где это вовсе не нужно.

Здесь проигрывается тот самый, с детства встроенный в славного человека „механизм“, тысячу раз отточенный на нерадивых родителях с целью контролировать их чувства и „выпросить“ необходимое: расположение, внимание, заботу, в конце концов — „любовь“. Славные люди мучаются, считают себя ничтожными, глупыми, заброшенными, отвратительными и бесполезными, если не состоят в любовных отношениях, но «когда славным людям удается найти любовные отношения, которые они хотят сохранить, радость обычно сопровождается растущей тревогой, глубоким страхом потерять объект своей страсти. Этот страх обычно остается незамеченным и проникает в подсознание, озадаченное тем, чтобы возлюбленный не ушел. Не отдавая себе отчета в том, что они делают, славные люди начинают строить золотую клетку для своего избранника». Никто из участников не осознаёт, что вступает в отношения взаимного порабощения, „клетка“ невидима и неощутима, но каждый понимает, что-то не так. Славный человек всё время незаметно (и для себя, и для партнёра) отказывается от самого себя, страдает. Партнёр же, не имея возможности придраться к „идеальному“ „славному“ человеку, чувствует себя скованным и загнанным в угол. Безусловная любовь „славного человека“ на самом деле предельно условна:«Я буду стараться изо всех сил, я пожертвую собой, я буду безупречно правилен. Ты никогда не будешь меня ругать, не откажешь мне, никогда меня не покинешь“. Партнер может разделять эти ожидания или сопротивляться им, но он будет ощущать давление, принуждающее им следовать». Это любовь — сделка, но совершается она только потому, что по-другому «славный человек» любить не умеет. Его самого любили так, он не ведает другой любви.

Но дальше — больше:

«…у славного человека есть два противоречащих друг другу убеждения, и он держится за оба. Он одновременно считает:

**1) «Большая любовь излечит мою тревожность и придаст моей жизни смысл»;

«Рано или поздно со мной будут плохо обращаться, меня отвергнут и оставят».**

Если этот сценарий не подтверждается, «славный человек» сделает всё, чтобы он подтвердился. Другой исход для него невероятен. Родитель любит «славного» ребёнка, но, как бы тот ни старался, он его оставит. Любовь «славного человека» во что бы то ни стало должна быть несчастной. Его любовь не просто сделка, а такая сделка, в которой все участники всегда оказываются в проигрыше. Представьте себе только, что будет происходить, если в условиях эпидемии «славных людей» два «славных человека» влюбятся друг в друга!

Ещё один неприятный сюрприз «тревожной привязанности» — это то, что, вырастая, «славный человек» становится настоящим экспертом по влюбляемости в неподходящих партнёров. Его завораживают люди, которые холодны и безразличны, их любви они добиваются с такой же самоотдачей, как и любви родителей в детстве.

И если Гловер говорит о том, что «славный парень» может исцелиться, обрести утраченную целостность и свободу, то, говоря о «славных людях» вообще, Рапсон и Инглиш уже не так оптимистичны в прогнозах. «Славность» воспитывалась в человеке с рождения, она намертво въелась ему в сознание, и излечиться от неё будет трудно. «Славным людям придется снова и снова встречаться со своей тревожностью. Даже когда им покажется, что ее больше не осталось, они снова возьмутся за старые фокусы, посыпая соль на раны самокритикой и чувством вины. От губительных привычек избавиться непросто, поэтому для трансформирующегося человека крайне важно развивать терпение и сочувствие к самому себе». О целостности они тоже говорят в одной из последних глав, но только в пространстве терапии, когда целостность есть не столько цель процесса, сколько способ его осуществления.

Трансформирующийся человек — это «славный человек», который стал на путь исцеления. Он, в отличии от «славного парня» Гловера, движется не прямо, а по спирали, где на каждом новом витке вынужден встречается с приступами «славности», которые вроде как преодолел на предыдущем этапе. Авторы призывают воспринимать этот процесс как нормальный, относиться к нему с юмором и всякий раз снова бросаться в бой.

Вторая половина книги содержит в себе так называемые «семь практик», которые призваны помочь трансформирующемуся «славному человеку» правильно исцеляться, постепенно взращивая в себе целостную гармоничную личность, индивида. Это практики «осознанности» (которая подразумевает терпеливое и сочувственное к себе отношение без порицания, пресекание любых попыток «самосаботажа»), «уединения» (славный человек должен учиться быть наедине с собой и слушать свой внутренний голос), «воина» (быть смелым и внимательным к любым проявлениям «славности», вытаскивать их на «поверхность» и изучать, взращивать свою психологическую и физическую силу), «братства» (поддержка единомышленников в исцелении), «семьи» (изучение истории своей семьи, «славных» алгоритмов и отделение от них — и от родственников, которые мешают трансформироваться), практика «избавления от иллюзий» (по большей части — иллюзий в любви) и практика целостности, о которой говорилось выше. Описания этих практик содержат в себе как принципы, так и примеры их воплощения в жизнь.

**«Славные люди должны понимать, что они делают важную и сложную работу. Они — современные герои-рыцари, а скользкая, противная тревожность родом из их детства — это дракон. И им надо не столько убить этого дракона, сколько состраданием превратить его во что-то лучшее»**16.

Иными словами, окончательное исцеление немыслимо, но существенно поправить положение очень даже можно.

Но вот в 2015 году в известном российском издательстве «Манн, Иванов и Фербер» выходит книга нейробиолога, нейропсихолога и психотерапевта с 30-летним стажем Ричарда О’Коннора «Психология вредных привычек» («Change Your Brain to Break Bad Habits, Overcome Addictions, Conquer SelfDestructive Behavior»), написанная в 2014 году. На обложке изображена человеческая голова, силует которой составлен из слов «очевидная ложь», «плохие привычки сна», «самолечение», «анорексия и булимия», «склонность к риску», «случайные связи», «интернет-зависимость», «воровство», «социальная изоляция» и прочее17.

Открывая книгу, мы читаем:

«Многие приходят к психотерапевту, потому что разными способами „перекрывают себе дорогу“: подрывают свои лучшие попытки достичь того, чего хотят, и не видят, как сами создают барьеры на пути к любви, успеху и счастью… И конечно, те же черты я отмечаю в себе, например вредные привычки, от которых, казалось, я давно избавился. К нашему огорчению, мы всегда остаемся собой.

О самосаботаже говорил Гловер и ему же уделяли много места Рапсон и Инглиш — иначе бы они не придумали свою спиральную модель излечения.

Саморазрушающее (самодеструктивное) поведение — общечеловеческая проблема, но профессионалы не уделяют ей достаточно внимания, и редкие книги ее описывают. Вероятно, это объясняется тем, что большинство теорий толкуют самодеструктивные действия как симптомы более глубокой проблемы: зависимости, депрессии или расстройства личности. Но множеству людей, которые никак не могут перестать стоять на пути у самих себя, нельзя поставить стандартный диагноз. Слишком часто поведение затягивает нас в такую яму, из которой не выползти, — при всем понимании, что это делает нас ничтожными. Также существуют стереотипы саморазрушающего поведения, которые мы не осознаем, но повторяем снова и снова. Как правило, большая часть работы в психотерапии посвящена распознаванию подобных стереотипов.

Итак, суть дела в том, что внутри нас живут некие могущественные силы, противящиеся переменам, даже когда мы отчетливо видим, что они благоприятны. От вредных привычек тяжело избавиться. Иногда даже кажется, что у нас два мозга: один желает только добра, а другой отчаянно сопротивляется в бессознательной попытке сохранить положение вещей».

Говоря проще, речь идёт о том, почему человек склонен поступать так, как ему будет хуже, даже тогда, когда отчётливо видит, как было бы правильнее поступить. Например, переедание, просмотр телевизора или отказ от физических упражнений, несмотря на все обещания «больше так не делать», постоянно берут верх и это давит на человека психологически, воспринимается им как собственное бессилие.

Мы бы не обращались бы к этой книге вовсе, если бы проблема «славных парней» в ней не рассматривалась как «вредная привычка», притом, что симптомы этой проблемы разделяются на самостоятельные «привычки» в уже приведённом нами списке (например, «склонность портить все именно тогда, когда все хорошо», у О’Коннора выделена отдельно). Согласитесь, это немного неожиданно, особенно учитывая изложенные выше взгляды Гловера и Рапсона, которые прямо указывали на то, что это далеко НЕ ПРИВЫЧКИ, а именно проблемы, да ещё и с общим корнем. О’Коннор растворяет проблему «славности» в прочих проблемах, «привычках», сводя их, очевидно, к чему-то ещё более общему. Стало быть, «славность» — плохая привычка, а «не-славность» — привычка хорошая, и проблема не только в них, а в том, что какие-то «могущественные силы», живущие внутри человека, постоянно противятся смене плохих привычек на хорошие.

Это объясняется довольно просто и даже немного классически.

«Причины подобного самодеструктивного поведения могут быть результатом наличия у нас двух областей сознания, плохо соотносящихся друг с другом. Они дают противоречивые советы — обычно за порогом осознавания, и мы часто делаем выбор, вовсе не размышляя. Если коротко: такое впечатление, что у нас есть вдумчивое, сознательное и размышляющее Я, но при этом есть еще и „непроизвольное Я“, которое делает свою работу, не привлекая нашего внимания. „Сознательное Я“, безусловно, может совершать ошибки, но все беды обрушиваются на нашу голову по вине „непроизвольного Я“. Оно руководствуется мотивами и предубеждениями, которых мы не осознаем: это наш внутренний выбор, он не соотносится с реальностью. Это старые привычки жить определенным образом и испытывать чувства, которые мы пытаемся отрицать».

По сути, это немного усовершенствованная модель Фрейда, где в область бессознательного уже включаются «моторные навыки, восприятие и системы, возникающие до развития сознания. Оно включает много такого, что никогда не бывает подавленным, но усваивается без участия сознания, например предрассудки или пессимизм. Оно также включает многое из социальной психологии, а именно то, как наши установки формируют восприятие, представление о себе и окружающем мире». Это и есть «непроизвольное Я», которое местами подозрительно похоже то на предсознательное, то на подсознание. Но это не важно, поскольку не оно само по себе есть предметом нашего внимания.

Исцеление от вредных привычек, которые содержатся именно в области «непроизвольного я», заключается в последовательной замене «проводки в мозгу». А именно, будучи нейробиологом, О’Коннор предлагает постепенно практиковать установление новых нейронных путей вопреки старым, «отправляться в „гимнастический зал“, но не для физических, а для психических упражнений, каждый раз практиковать альтернативные формы поведения, и с каждым разом будет все легче и легче».

Трудность заключается в том, что, несмотря на очень свежие открытия в области работы мозга и гибкости нейронных связей, на которые ссылается О’Коннор, эти связи всё же недостаточно пластичны, мозг очень быстро утрачивает новые нейронные связи, что О’Коннор тоже, в общем-то, охотно признаёт. Можно потратить всю жизнь на «замену проводки», а потом вдруг старая «плохая привычка» выпрыгнет неизвестно откуда. Но, по его мнению, если делать это достаточно регулярно (ходить в «тренажёрный зал для мозга»), то новые связи будут становится прочнее и не будут так быстро разрушаться. «Тренажёрка» включают в себя практику осознанности, медитации, работой по программе «12 шагов» (общепринятой или той, которую разработал сам автор), постоянный контроль и повторение усвоенных навыков, воспитание силы воли и прочее. Всё это потому, что «…борьба с саморазрушающими привычками, которые не позволяли вам становиться лучше, — пожизненный долг. Какими бы ни были соблазны или самодеструктивные паттерны, признайте тот факт, что вы никогда не вернетесь. Вы также должны признать, что никогда не получите полного контроля над такими саморазрушающими привычками, как медлительность, но сможете ограничить их до определенного предела».

Всё же, никак не понятно, почему «хорошие» связи устанавливаются так долго и без особого успеха, а «плохие» такие устойчивые, непоколебимые и даже пожизненные. И, самое забавное, что О’Коннору, несмотря на все привлекаемые им научные факты, это тоже непонятно. Он говорит только, что «привычки всегда оказываются внешним проявлением сложных внутренних конфликтов», что «саморазрушение невозможно понять, не прибегая к концепции раздвоения личности» (имеется в виду, что наше «сознательное я» и «непроизвольное я» оказываются в конфликте, принося тем самым нам страдания), что «непроизвольное „я“ (то, что мы обычно представляем внешнему миру, то, как мы действуем в моменты беспечности) — это и есть наша личность» и что «откаты возникают под воздействием таинственных сил, саботирующих наши лучшие усилия, когда мы уже на пороге победы».

Так что же это за таинственные и могущественные силы, которые стоят где-то за мозгом и сознанием человека и всё портят?

«В старину на этот вопрос отвечали незатейливо: дьявольские козни, грехи, проклятие, сглаз, попутал бес или любое другое зло, управляющее нашей жизнью. В современном мире, практически лишенном предрассудков, никаких объяснений этому нет. Фрейду пришлось изобрести инстинкт смерти (Танатос) — первичную силу внутри нас, ведущую к разрушению. В итоге от этой идеи отказались за отсутствием научных аргументов. Концепция тени Юнга — об отвергаемых нами частях личности, которые продолжают влиять на наш выбор, — представляется более плодотворной… Не утверждаю, что раскрыл загадку саморазрушающего поведения, но я обнаружил, что чаще всего его можно объяснить сравнительно небольшим набором сценариев, имеющих тенденцию повторяться» (паттерны, основанные на страхе, чувстве вины и пр).

Подобные сценарии становятся или продуктом искушающей нас скрытой мотивации, или результатом развития ситуаций, приводящих к печальному финалу. Это похоже на трагическую пьесу, которую вы смотрите, приходя в ужас от того, что все движется к неизбежному завершению. Мотивы, чувства и мысли, стоящие за всем этим, обычно не поддаются нашему пониманию, то есть неосознанны, за исключением моментов глубокой душевной работы или терапии. Тем не менее они запрятаны не настолько далеко, чтобы, читая о них, вы не смогли сразу же распознать собственные сценарии.

Здесь-то и начинается самое интересное.

Продолжение следует…

Примечания:

Наталья Кисельникова, «Оценка эффективности психотерапии». http://postnauka.ru/video/34953open in new window
Сам Дюрошер, обыгрывая сложившийся стереотип, использовал исковерканный вариант своих слов как заглавие к автобиографии, что только добавило ей популярности.

Владелец того же клуба Бруклин Доджерс, Бранч Рики, знаменит благодаря другому поступку — в 1947 году он выпустил на площадку чернокожего бейсболиста Джеки Робинсона, что в то время было абсолютно недопустимо. Чернокожие должны были играть только в специальных «негритянских лигах» и никакого отношения к Большому бейсболу иметь не могли. Рики стойко и местами даже агрессивно защищал интересы Робинсона, поддерживал и направлял его в борьбе против расовой сегрегации в профессиональном спорте. Конечно, в этом поступке было больше финансового рассчёта, нежели великодушия, но хорошее дело было сделано, пусть даже и таким образом.

Сегодня и Бранч Рики, и Джеки Робинсон считаются легендами мирового бейсбола. В 2013 году компания Уорнер Бразерс сняла о них довольно скучный байопик, собравший за три месяца проката в США более 100 миллионов долларов.

Например, знаменитый институт Кинси, основанный в 1947 году при Университете Индианы, США. В 1948 и 1953 годах, под руководством самого Альфреда Кинси, там были опубликованы две монографии, остающиеся предметом полемики и поныне: «Половое поведение самца человека» и «Половое поведение самки человека».
Приводить какие-то ссылки здесь вряд ли имеет смысл, поскольку эти воззрения «слишком известны, чтобы произносить их вслух».
Собственно говоря, такая популярнейшая штука, как «пикап», есть ничем иным, как особой областью знаний (то есть, коммерческим продуктом) и одной из крайних реакций на коммерциализацию женской сексуальности, направленных на выработку 1001 способа «потреблять» женщин, минуя общественно принятый способ их распределения (то есть, покупки).

Здесь тоже существует множество разных подходов, но все они, так или иначе, исходят из идеи мужского доминирования: что нужно, по крайней мере, казаться лучшим самцом на лужайке, холить и лелеять свои «мужские желания», минуя при этом всякое внутреннее сопротивление. То есть, открыто и гордо осуществлять своё право рассматривать женщину как предмет потребления.

Во многом ремесло пикапера заключается в том, чтобы создать видимость человеческих отношений там, где на самом деле создаются отношения оголено-вещные, да ещё и сделать это таким образом, чтобы женщина не только ничего не заподозрила, а и посчитала этот суррогат «естественным», даже лучшим вариантом для себя. Согласитесь, задачка не из лёгких. Но, если есть желание и деньги, а то и просто подключение к Интернету на достаточной для просмотра обучающего видео скорости, вас научат и не только такому.

Ещё более задачка упрощается тем, что женщины зачастую и не против, чтобы их «сняли» — тем более, так искусно. Скука обыденной жизни, жёсткая конкуренция (которую женщины ощущают на себе как предметы потребления) и разобщенность, подогретые принятыми в обществе ханжескими взглядами на взаимоотношения полов, вынуждают их искренне радоваться даже такому исходу, самим ускорять его.

Особое «моральное» место во всех этих учениях занимает вопрос о том, сколько женщин на единицу времени пикапер должен потребить. «Моральное» — потому что, по словам учителей, пикапер должен сам решать, сколько женщин ему нужно, каких, когда и для чего (для любви, для секса, для приятной беседы, для выхода в свет и т. п.). Всем этим он при определённой сноровке может обладать бесплатно. Человек вообще, при соответствующей идейной обработке, способен быть той идеальной вещью, идеальным товаром, на что никакая вещь и никакой товар не способны. Как это хорошо схватил Паланик в своё романе о сексоголиках («Удушье»): «Магия секса заключается в том, что это приобретение без бремени обладания. Не важно, скольких девушек ты приводил домой, проблема с хранением и складированием отсутствует».

Пройдя по ссылке, можно посмотреть калькуляционные характеристики эволюционно стабильных стратегий (http://begemot.bestpersons.ru/feed/post8969240/open in new window)
«Славность» и «зависимость от чужого одобрения» тесно связаны с другим явлением — «созависимостью», которую мы не разбираем только за неимением места и которая, в свою очередь, также понимается как угодно, кроме как общественный феномен. В рамках медицинского рассмотрения, основанного на биологизме, созависимость является самостоятельным явлением и прогнозы тут всегда неутешительные. Максимум, что можно сделать — это немножко улучшить положение, кое-что «подрегулировать» в поведении индивида, подсадить его на пожизненную программу 12-шагов, но не более того.

Решительно против такого рассмотрения выступили психотерапевты Берри и Дженей Уайнхолд, отобразив свои взгляды в книге «Освобождение от созависимости» (см. Уайнхолд Б., Уайнхолд Дж. Освобождение от созависимости / Перевод с английского А. Г. Чеславской — М.: Независимая фирма «Класс», 2002.- 224с.- (Библиотека психологии и психотерапии, вып. 103).

Они также объясняют созависимость незавершённостью решения одной или более задач развития личности в раннем детстве, вызванное обилием семейных и общественных предпосылок, но вместе с тем, признавали и тот факт, что личность может полностью преодолеть созависимую модель отношений при специально организованной психотерапии.

По их мнению, признание принципиальной неизлечимости созависимости необходимо только для выгоды психотерапевтов, которые благодаря этому получают нескончаемый приток средств как от пациентов, так и от государства.

Примечательно, что подобные воззрения высказывал в 70-х годах и нарколог Х. О. Фекьяер, когда в своей работе «Алкоголь и иные наркотики: магические или химические вещества» доказывал, что употребление наркотиков (кроме амфетаминов) не вызывает физиологической зависимости, а «кайф» или «эйфория», с их употреблениями связанные, возникают только при определённой социальной интерпретации получаемых ощущений, но в самих веществах не содержатся и непосредственно ими не вызываются. Без этой интерпретации никакой зависимости не возникает даже от героина, который принято называть самым сильным наркотиком, вызывающим привыкание уже с первой дозы.

Стоит тут упомянуть, наверное, и Аллена Карра, который в борьбе с курением и алкоголизмом главную ставку делал на разоблачение связанных с этими зависимостями общественными стереотипами. Там, где клиническая медицина использовала целый арсенал дорогостоящих пластырей, кодирований, жевачек, таблеток, программ и реабилитационных курсов, Аллену Карру удавалось одной только логикой развеять заблуждения пациента и навсегда избавить его от зависимости.

Возможно, отсыл к хитовой песне рок-музыканта Элиса Купера «No More Mr. Nice Guy», вышедшей в 1972 году как сингл, а в 1973 году в составе мултьиплатинового альбома Billion Dollar Babies. Считается, что песня была написана как ответ на реакцию матери Купера по поводу его эпатажных концертных выступлений. Достигла 10 места в чартах Великобритании и 25-го в чартах США.
На русском впервые издана издательством «Альпина Паблишер» в 2014 году, переиздана в 2015 году (2000 и 1000 экземпляров соответственно). Здесь цитируется по электронной копии.
Подробнее об этом лучше читать в самой книге, в параграфе «Поколение взрыва рождаемости и Чувствительный Парень».
Одно из интереснейших упражнений, которые предлагает выполнить книга «славному парню», это написать в столбик все качества своего отца, которые только удастся вспомнить, затем напротив написать противоположные им качества (антонимы), и определить, в каком месте каждой из этих связок находятся его собственные качества. Очень часто получается так, что, стремясь быть не похожим на своего «мерзавца отца», «славный парень» унаследует от него именно те отрицательные качества, на которых постоянно заостряли внимание воспитывавшие его женщины, а положительные качества не унаследовали вовсе.
Полное название звучит так: «Похвалите меня. Как перестать зависеть от чужого мнения и обрести уверенность в себе» («Anxious To Please: 7 Revolutionary Practices for the Chronically Nice»). В статье цитируется по электронной копии.
Книга с подобным содержанием, только адресованная женщинам, выходила в 2001 году (Harriet Braiker, «The Disease to Please: Curing the People-Pleasing Syndrome»), но на русский язык не переводилась и не издавалась.
Но не обязательно. Рапсон и Инглиш говорят, что психологически дети очень выносливы и нормально воспринимают, если мама не может удовлетворять их потребности сиюминутно. Никто не может быть идеальной матерью, но можно быть «достаточной хорошей матерью», которая справляется со всем на минимально высоком требуемом уровне. Расшифровке этого понятия авторы уделяют отдельную главку.
«Возможно, вы ставите своего нынешнего или будущего партнера на пьедестал…

• если вам кажется, что жизнь без него будет скучной и бессмысленной;

• если вы бесконечно дорожите его хорошими качествами;

• если вы склонны прощать или объяснять его проступки;

• если люди, которым вы обычно доверяете, не особо высокого мнения о нем;

• если вас выводит из себя несоответствие его поведения вашим ожиданиям;

• если вы не можете понять, что он в вас нашел».

Сравните с прогнозом Гловера:

«Когда Славный Парень делает что-то для себя, он совершает нечто, повышающее его ценность. Это будет вступать в конфликт с его глубинным осознанием собственной бесполезности. Противоречие этих посылов создает диссонанс — несовпадение двух противоположных посылов. Со временем одна из вер победит. Я призываю исцеляющихся Славных Парней заботиться о себе, каким бы страшным это не казалось. Со временем старые понятия из детства будут заменены на новые, более точные, отражающие их истинную ценность».

Ясное дело, что в изложении Гловера, победит та вера, которая основана на признании себя как самостоятельной ценности.

Полный список даётся в главе «От автора» и выглядит так:

• Интернет-зависимость

• Переедание

• Социальная изоляция

• Азартные игры

• Очевидная ложь

• Малоподвижность

• Самопожертвование

• Переутомление (от переработки)

• Суицидальные действия

• Анорексия/булимия

• Неспособность к самовыражению

• Зависимость от видеоигр и спорта

• Воровство и клептомания

• Неспособность расставлять приоритеты (слишком много задач в списке дел)

• Влечение к «неправильным» людям

• Избегание возможностей выразить свои таланты

• Склонность оставаться в неблагоприятной ситуации (работа, отношения)

• Антисоциальное поведение

• Пассивно-агрессивное поведение

• Неумение обращаться с деньгами; растущие долги, неспособность копить

• Самолечение

• Жестокое, эгоистичное, бездумное поведение

• Членовредительство

• Хроническая дезорганизация

• Глупая гордость

• Избегание внимания

• Перфекционизм

• Неспособность начать искать работу

• Подхалимство; манипулятивное поведение в целях получения любви

• Чрезмерно завышенные стандарты (по отношению к себе или к другим)

• Мошенничество, хищение

• Прокрастинация (промедление)

• Пренебрежение собственным здоровьем

• Злоупотребление алкоголем или наркотиками

• Хронические опоздания

• Невнимательность к другим

• Плохие привычки сна

• Невнимательность

• Неспособность расслабиться

• Курение

• Нежелание просить о помощи

• Молчаливое страдание

• Пагубное пристрастие к моде

• Беспорядочные половые связи; случайный секс без отношений

• Бессмысленные битвы с людьми, облеченными властью

• ТВ-зависимость

• Чрезмерная застенчивость

• Склонность к риску

• Шопинг как лечение депрессии

• Зависимость от компьютерных игр

• Склонность к бродяжничеству, попрошайничеству

• Повышенная тревожность

• Сексуальная зависимость

• Выбор роли мученика

• Действия на спор

• Склонность к опасному вождению

• Магазинные кражи

• Сексуальная деградация

• Склонность портить все именно тогда, когда все хорошо

• Упорство за пределами здравого смысла

• Чрезмерное накопление