Проблема всеобщего в определении души

2014-11-14 Валерий Суханов

Выше был зафиксирован тезис, гласящий, что собственная форма вещи разрешается содержанием лишь отождествившись с собственной формой человека. И человек, в свою очередь, обретает содержание лишь обнаружив всеобщую форму вещи. Поэтому содержание человека всегда предметно. Попробуем этот тезис подвергнуть более глубокой теоретической проработке, нежели ранее.

До сих пор, на многие моменты в своих рассуждениях о становлении личности мы смотрели глазами ребенка, «шли за ним», теперь попробуем пойти немного впереди юного исследователя себя и окружающего мира. Уясним, каким знанием должен обладать педагог в первую очередь, чтобы уметь и мочь обогнать ребенка и повести за собой в нужную сторону, после того, как предоставили малышу самостоятельно экспериментировать с предметами человеческой культуры, а говоря философским языком — свободно созерцать бытие.

В первую очередь, педагог должен сам задуматься над термином «всеобщее», взяв себе в союзники Маркса, Ильенкова и Гегеля.

Но дабы не опускаться до пересказа работ великих философов, а действительно размышлять самим, попробуем уяснение основной философской категории вести в практическом ключе — в поиске, моделировании и анализе ситуаций, в которых ребенок не может не стать личностью.

В предыдущей части рассматривалась стихийно возникшая ситуация в детском саду при лепке снежной бабы. Сейчас же попробуем подвергнуть анализу явление, в котором всеобщее человека представлено особенно выпукло. Это явление — футбол.

Футбол — это прежде всего игра с мячом. Игра, имеющая свои правила. Эти правила ограничивают творческий потенциал игроков, задавая определенное направление действиям — не пропустить мяч в свои ворота, забить мяч в ворота соперников. На поле присутствуют одиннадцать игроков от каждой команды, и у каждого свои функции — вратарь, защитник, полузащитник, нападающий. Эти функции могут иногда совмещаться — защитник подключаться к атаке, нападающий помогать в обороне, вратарь пробивать пенальти. И это все происходит потому, что все вместе они — команда, коллектив, единое целое.

То, что команда действительно присутствует на поле, т. е. играет в футбол, сразу видно. В противном случае — это просто одиннадцать игроков, «отбывающих номер». И это тоже все замечают — освистывают и т. д. Но что же отличает хорошую игру от плохой? Наличие ума. Это поймет человек, даже не занимающийся философией. Игру, конечно, можно поставить, но обретение командой игры такой же непростой процесс, как вообще обретение ума человеком. И в футболе это видно «как на ладошке». Ситуации на поле постоянно меняются, и как бы ни был игрок силен физически, оснащен технически, все равно в каждое мгновенье матча он должен сам и очень быстро принимать решение.

Игра, хорошая игра, красивая игра — это все определения того всеобщего, которое хорошо замечаемо на поле. Но где оно зарождается? Попробуем проследить весь путь футбольного мяча от дворов и пустырей до арен международных первенств.

Футбольный мяч — это тот предмет культуры, с которым экспериментировать особенно легко. Этот «эксперимент» можно ставить, начиная с совсем юного возраста. Достаточно выйти во двор и с такими же четырехлетними пацанами перепасовываться где-нибудь. Например, на площадке для сушки белья. Экспериментировать с мячом одному муторно и скучно, всегда нужен напарник, такой же заинтересованный человек, заинтересованный в раскрытии тайны, сидящей в мяче. Чуть постарше можно уже и поиграть два на два, три на три, пять на пять, — в зависимости от места и количества народа. Конечно, никто не хочет быть вратарем, — все хотят активно действовать — забивать голы. Со временем появляется желание не просто забить, а забить красиво, со смыслом, ну и не пропустить, конечно же. Само удовольствие от игры смещается с результата на процесс. Потребность в красивой игре начинает затмевать все остальные потребности, в том числе и органические. Так начинается многолетняя любовь-дружба малыша с футболом.

Полюбив футбол, ребенок действительно поднимается над своей органикой. Фактически, он воспроизводит определенный момент филогенеза, когда человечество абстрагировалось от орудийно-предметной практики в форме первых богов. И отношение к футбольному мячу у ребенка тоже очень похоже на религиозное. Это отношение, впрочем, сохраняется и во взрослом мире и действует вполне самостоятельно наряду с официальной религией. Поэтому и служители культа, дабы не утратить доверие паствы, выставляют футболистов ближайшими союзниками всех святых. Особенно ярко это представлено в странах Латинской Америки. Кто круче — Христос или Марадона? Конечно великие игроки — это «новые святые», но для того, чтобы ими остаться, сохранить свое лицо, они зачастую просто вынуждены идти против течения, на мгновение оказываясь во главе антиреакционных, антимонополистических сил. Иначе как объяснить поддержку Марадоной Суареса в столь нашумевшем деле?

И этого тоже требует футбол, то всеобщее, что в нем сокрыто и одновременно видно всем. То всеобщее, что в простейшей, абстрактной форме представлено в виде паса двух малышей во дворе, а в конкретной форме выражено в отношениях отнюдь не футбольных, футбольных лишь отчасти. На данный момент, и это надо признать, футбольная религия составила ощутимую конкуренцию религии официальной, оправдывающей власть денег. Футбольный мяч, выйдя из глубин народа, не хочет покоряться золотому тельцу.

Конечно, золотой телец стремится купить в футболе все и вся. Но почему-то не получается. Откуда-то берется команда Греции, отказавшаяся от премиальных на чемпионате мира в Бразилии, откуда-то берется команда Коста-Рики, дошедшая на этом же чемпионате до четвертьфинала. Откуда-то берутся команды «Урал», «Уфа», «Рубин» в российской премьер-лиге, от которых еле уносят ноги, или получают поражения столичные клубы с миллионными трансферами.

Особенность футбольного мяча в том, что он принадлежит не только «дворцам», но и «хижинам». Свобода дворового футбола в современном мире предельно противоположна полнейшей зависимости мундиаля от власти денег. Здесь налицо противоречие. И разрешается оно только в игре, конечно, если игроков не дисквалифицируют. Но и дисквалификации бывают разные. Так, например, дисквалификация Суареса была, на мой взгляд, вовсе не за то, что он укусил итальянского футболиста, а за гол, красивейший, бескомпромиссный гол в ворота сборной Англии, гол пролетария буржуям, гол, пробуждающий дух Че. Англичан в очередной раз высадили с международного первенства! Да кто! Какой-то там Уругвай. Консервативная Англия побита страной с явно левым креном в политике. Естественно, после этого действия Суареса рассматривались сквозь увеличительное стекло.

Так или иначе, в игре каждый полюс (международное первенство — двор) снимают друг друга. Во дворе в снятом виде присутствуют великие игроки, не случайно так подскакивает энтузиазм и на глазах растет мастерство на дворовых стадионах во время чемпионатов мира. Великие игроки, чтобы стать действительно великими, какими стали Черенков, Стрельцов, Гарринча, должны снимать свободу дворового футбола.

«Нет божества без убожества», — говорил Э. В. Ильенков. Поэтому футбольная религия, если действительно хочет сохранить свое лицо, должна стать философией, т. е. ясным и отчетливым пониманием целей движения команды и ее отдельных игроков в соответствии с всеобщечеловеческими смыслами. И там, где это происходит, всегда возникает явление, не вписывающееся в тесные рамки существующего, возникает коллектив единомышленников, удивляющих и восхищающих своей игрой. Понятно, что ни о какой философии в собственном смысле этого слова здесь речь пока не идет, но умная игра далеко не элитных команд подталкивает к настоящей философской рефлексии.

Э. В. Ильенков в статье «Проблема всеобщего в диалектике» пишет о том, как важно найти то абстрактно-всеобщее, в котором конкретно-всеобщее внешне не видно, но присутствует в потенции. «Всеобщее (конкретно-всеобщее) противостоит чувственно данному многообразию особенных индивидов прежде всего не в качестве умственного отвлечения, а в качестве их собственной субстанции, в качестве конкретной формы их взаимодействия» (Ильенков Э. В. Проблема всеобщего в диалектике // Диалектическая логика. М., 1984. С.281). Но можем ли мы сказать, что уже в первом пасе малыша присутствует в потенции вся субстанция футбола? Думаю, что можем. Именно в этой точке тождество ощущения и бытия, предельная эгоцентричность ребенка отождествляется в простейшем действии (пас) с предметом, предполагающим, втягивающим в свою орбиту всю систему общественных отношений современного общества. И именно ввиду эгоцентричности, тотальности ощущения, в которой живет малыш, при простой перепасовке на бельевой площадке, вся общественная система неосознанно входит в жизнь малыша в виде его собственной потенции, субстанции в возможности. Но чтобы возможность стала необходимостью, малышу нужно пройти весь путь от обретения в пасе абстрактно-всеобщего до конкретно-всеобщего, которое «как таковое…воплощает, заключает в себе, в своей конкретной определенности все богатство особенного и единичного» (там же. С. 281). И именно этот первый пас будет присутствовать в модифицированном виде и в голе Суареса в ворота Англии, и в бунте Дзюбы против Карпина, и в битве «Урала» против ЦСКА и, конечно же, в подвиге греческих футболистов. В первом пасе малыш обретает в потенции всю Вселенную, образ которой отождествляется с образом футбольного мяча, ставшего с этого момента для ребенка субстанцией развития личности.

Но почему именно пас, передача мяча товарищу по двору, родителю воплощает в себе в скрытом виде всю субстанцию? Здесь впервые твое личное становится общественным, отождествляется с ним, и благодаря этому отождествлению взгляд товарища со стороны, его суждение (осуждение) по поводу твоей игры в двусторонке будет и твоим собственным суждением. Ты будешь обижаться на своего товарища за резкость суждения, вплоть до ссоры, разрыва, но футбол позовет тебя обратно, поскольку здесь интерес не только товарища, но и твой.

Таким образом, ребенок начинает видеть глазами товарищей (на самом деле, своими собственными) себя со стороны, обретает сознание. Действительно, то, что он глазами товарищей смотрит на себя сам, малыш еще не знает. Пока он думает, что на него смотрит футбольный мяч глазами друзей. Тот футбольный мяч, который он уже любит, как выяснилось, больше самого себя, а точнее, того Я, которое ребенок считает единственным и истинным. Но где находится его действительное Я?

Футбол — чуть ли не единственная вещь в современной педагогике, в общении с которой ребенок способен обрести сознание и самосознание. Вот как сказал бы, на мой взгляд, о предмете «футбол» Гегель. «Этот предмет есть мое определение, он внутри меня, мое представление… Он есть некое идеальное, я есмь субъект, и предмет этот принадлежит не самому себе, но мне, он внутри меня. Это противоречие двойного рода: а) предмет есть, но как предмет он здесь не самостоятелен, а соотносится со мной, и соотносится сущностно, внутри сознания у него нет другого смысла…б) Эти противопоставленные определения суть внутри меня, я есть это свободное, внутри которого все лишь идеально (ideell), и соотнесен со своим отрицательным; стало быть, я есмь вне себя, следовательно я не свободен. Это мое и не мое, я соотнесен с самим собой и, будучи соотнесен с самим собой, в то же время не соотнесен с собой» (Гегель Г.В. Ф. Лекции по философии духа. М., 2014. С. 160).

Действительно, предмет есть вне меня и одновременно внутри, футбол соотносится внутри меня сущностно, я свободен, и одновременно зависим от него. Разрешение этого противоречия и есть тождество, начало сознания. Ребенок, играя в футбол, деятельно творит абстракцию в каждый миг своего бытия на футбольном поле. Изменение направления движения, пас на ход, игра в стенку, навес на ворота, укрывание мяча корпусом, подкат — все эти технические элементы осваиваются как отношение игрока и команды. Абстракция, понимаемая как отношение, значительно интереснее, чем абстракция, преподаваемая в школе как голое тождество. Заболев футболом, малыш с утра до ночи гоняет мяч во дворе. Учителя, естественно, считают его «дебилом» и «конченным человеком». На самом деле, все как раз наоборот. Сами правила игры предполагают в предельно демократичной форме разделение всеобщего и особенного. Причем, всеобщее, понимаемое сначала как внешнее правило, становится с обнаружением противоречия себя и команды законом, который я сам вычленил и увидел вне себя. Нельзя сказать, чтоб в школе не было противоречий, она ими полна (как, впрочем, и религия), но где, в какой школьной деятельности ребенок способен вычленить внутреннее противоречие, выставить его как сторону отношения? Школа вводит в животность бытия, футбол — в мир человеческих отношений, поскольку футбол задает загадку удержания противоречия. Удержать противоречие можно только вычленив его из своей деятельности и разрешив в этой же деятельности. Обнаружить сознание — это и есть зафиксировать противоречие с противоречием, сотворенным в собственной деятельности. Проблема сознания — это проблема противоречия, его вычленения, представления в отношении и разрешения. А это есть путь от абстрактно-всеобщего к конкретно-всеобщему, — путь осознания всеобщим самого себя. Или по-другому — становление личности. «Что дано в самосознании? Самосознание возникает вместе с сознанием. А последнее — только как разрешение противоречия всеобщего и единичного. Только в условиях обособления всеобщей формы и ее противополагания особенному содержанию, действительность в деятельности субъекта предстает в ее собственных определениях, представленных не только в противоречащей противоположности, но и одно через другое. Следовательно, и в моменте тождества. Сознания без различения всеобщего и особенного вообще нет. Но сознание возможно только там, где различенные моменты находятся в деятельном единстве. Иначе говоря, только там, где деятельность проявляет категориальные определения вещи (а не там, где психика фиксирует ее натурально-чувственные свойства), — только там возникает сознание. И только через это их деятельное единство и возникает сознательная субъективность, т. е. знающая себя душа» (Лобастов Г. В. Диалектика разумной формы и феноменология безумия. М., 2012. С. 300 — 301).