О форме изучения «Науки Логики» Г. В. Ф. Гегеля коммунистами

2014-08-07 Mikołaj Zagorski

Вопрос о формах изучения «Науки Логики» Г.В. Ф. Гегеля может не найти поначалу своего определения в опыте читателя. Разобравшись с содержанием изучения «Науки Логики» коммунистами, вопрос о форме такого изучения уместно раскрывать лишь в классической зависимости: форма содержательна, а содержание оформлено. Что вообще относится к форме изучения? Попробуем для быстрого введения читателя в проблематику дать яркие образы доведённых до антагонизма форм изучения. В качестве первого граничного случая представим собрание условных «хунвейбинов» с трибуной. У всех в руках одинаковые подобранные издания. С трибуны раздаётся уверенное: «Die Logik zerfällt also zwar überhaupt in objektive und subjektive Logik; bestimmter aber hat sie die drei Teile: ①Die Logik des Seins, ②die Logik des Wesens und ③ die Logik des Begriffs." Поначалу нестройно, но потом более уверенно зал начинает синхронно декламировать: «Die Lo-gik zer-fällt al-so zwar…».

Что может быть противоположно такому стилю освоения текстового материала? Представим себе лесную избушку, где взъерошенный «гений ночи», похожий на Бетховена на известной картине, судорожно черкает карандашом на полях «Науки Логики» и с выражением отчаяния прослеживает ход разворачивания категорий, никак не укладывающийся в его ход мыслей.

Между этими граничными примерами лежит не истина, между ними, как было известно ещё Гёте, лежит проблема. Наша первая проблема требует ответа: с кем и как изучать? Внешние обстоятельства могут быть таковы, что их вмешательство сделает невозможным совместное изучение. В таком случае в отрыве от научно-коммунистических сообществ у желающего изучать «Науку Логики» не остаётся выбора, приходится становится «гением ночи». Но тогда будет исключительно трудно продвинуть своё познание. «пользуясь уникальной возможностью, обеспечиваемой феноменом коллективности, без которой в принципе невозможно формирование общих диалектических понятий»1. Также очевидно не существует внешних обстоятельств, которые бы потребовали изучения в «хунвейбинском» стиле. Следовательно, количественный аспект проблемы сводится к оптимальному выбору численности читающих. Но перед этим выбором нужно определиться с тем, как читать «Науку Логики».

Вопрос качества чтения соотносится в нашем случае с магистральной линией вопрошания, которое пронизывает всё изложение вне зависимости от разбираемых вопросов. Что должно определять эту магистральную линию? Нужно решительно отказаться от вопрошания в отношении личности Гегеля. Подобное рассмотрение «Науки Логики» конечно навязывается нам общим строем и индивидуалистическими склонностями нашей мыслительной эпохи. Но если мы проведём такое вопрошание через всё чтение, то ответим скорее на вопрос, как была создана Гегелем его величайшая работа, чем на вопрос, что же создал Гегель. Нам может показаться, что для постижения того, что же создал Гегель, нужно довериться тексту. Однако, тогда теряется вопрошание. Что же мы должны спрашивать? Для этого небесполезно вспомнить субъективное мнение Энгельса о смысле существования научной системы материалистической диалектики.

Энгельс считал, что его и Маркса усилия являются субъективно оправданными только в том случае, если их сторонники будут пользоваться не их выводами, а их способом мышления для решения своих проблем. Где же мы должны применить этот способ мышления, который для нас существует в форме отрицания (раз мы только осваиваем диалектику)? Его нужно применить к размышлению о том, почему содержание «Науки Логики» не было передано в материалистической переработке в специальной работе.

Мы знаем, что Маркс в известном письме выражал пожелание составить в свободное время материалистическое изложение достижений Гегеля. Энгельс делает набросок, в котором материалистически раскрывает угаданный Гегелем закон количественно-качественного взаимоперехода. Ленин готовит обширные выписки из «Науки Логики». Между тем материалистического изложения достижений Гегеля в «Науке Логики», и вообще — в области диалектики, так и не создано. И этот по видимости случайный факт трёх (или большего числа) биографий уже образует собой некую необходимость. Именно осмысляя эту необходимость, мы должны пытаться применить способ мышления Маркса при изучении «Науки Логики». Лишь забегая вперёд таким способом, мы не рискуем оказаться ниже Гегеля. Лишь размышляя о том, почему нового классического изложения не было дано, мы осознаем и ограниченность гегелевской эпохи. Именно преодолевая идеалистические мотивы, Ленин в «Философских тетрадках» смог серьёзно переосмыслить выдвинутые Гегелем положения, не меняя иногда даже формы их высказывания. Хотя из этого вовсе не следует даже формальное тождество логики Ленина и логики Гегеля или Логики Гегеля.

Как показать преодоление ограниченности людям, только приступающим к изучению «Науки Логики»? Поскольку они ещё лишены понимания, им можно дать только представление. А дать представление, значит сформировать образ. Образ же есть формирование по образцу. Поэтому предложим ознакомление с реальной схемой выявления ограниченности гегелевских воззрений.

Рассмотрим пример деления логики на логику бытия, логику сущности и логику понятия. Первой нашей задачей является понимание исторического смысла высказывания и, следовательно, его ограниченности. По очереди мы вспоминаем раскрытие категории бытия как первой категории всякой философии, как категории, ставящей проблему тождества бытия и категориально определяемого позднее мышления. Сущность стала в позднейшие эпохи новой «устойчивой первоосновой» взамен бытия, она включила в себя уже момент динамичности. Здесь взаимный переход бытия в ничто и ничто в бытие для нас уже данность, если только мы выработали «сущность» как необходимую категорию. Понятие же в современном понимании — это форма чувственно практической деятельности, а для Гегеля это независимый от вещи вдохновенный Абсолютной идеей спутник и движитель сущности. Предметный разбор корней этой мнимой независимости и есть действительное понимание исторической ограниченности гегелевской эпохи.

Для одиночного изучения «Наука Логики», как мы понимаем, не проще чем сосновый бор для вспашки. Но можно значительно облегчить тот же «предметный разбор корней…», если произойдёт столкновение двух мотивированных мнений. Именно в таком виде мы можем получить современную диалектику как снятие её предшествующих форм — античной и нововременной немецкой. Столкновение противоположных позиций, составляющее суть античной диалектики, будучи применено к диалектике нового времени, образует не только её формальный возврат к корням, но и отрицание отрицания в современную материалистическую диалектику, если только целью столкновения материалистически обоснованных мнений является получение истины как встречного движения объективной и субъективной действительности.

Проницательный читатель начинает догадываться, что изучение «Науки Логики» лучше вести вдвоём, но выше утверждалась лишь желательность двух противоположных мнений. Как таковые они вырабатываются только при разделении исторического субъекта, которое на этапе классового развития выявляется как классовое разделение индивидов.

Позднее в виде диалектического монолога это разделение субъекта может осуществляться и внутри личности, однако этому совсем не способствует наша эпоха наиболее последовательного классового деления. Как же тогда соотнести способность личности вести диалектический монолог и её желание изучать «Науку Логики»? Глупо ожидать диалектических монологов на материале всемирной широты от человека, только приступающего к изучению «Науки Логики». Не менее глупо предполагать, что люди с диалектическим монологом не могут или не должны начинать изучение «Науки Логики». Это диалектическое столкновение нужно разрешить для успешной практики.

Поиск путей этого разрешения заставляет признать, что речь идёт не просто о мышлении в диалектическом монологе, а о другой близкой проблеме. Люди с диалектическим монологом как раз желательны в обсуждении содержания «Науки Логики» уже потому, что выдвигаемые ими позиции будут крепче чем у других уже тем, что внутри себя они провели «раздвоение единого» (Ленин) и представляют результат своего мышления не для отрицания, а для отрицания. Кроме того, умение диалектического монолога прямо желательно для начинающего изучать «Науку Логики» ещё и потому, что пробуждение диалектического монологического мышления само по себе может органично предварять пробуждение иных более развитых мыслительных способностей. Не раз приходилось слышать, что само появление умения вести диалектический монолог воспринималось товарищами как чудо и вследствие этого как открывшаяся органическая потребность. Под чудом мы вслед за поздней теологической мыслью должны принять не акт выхода за естество, не проявление сверхприродного, а объективно-необходимое познание всеобщих связей. И в этом рассмотрении чуда как гносеологического явления нельзя не сослаться на педагогическую значимость подобных ситуаций. Эта значимость состоит в обнаружении своей самопричинности для пробуждающегося мышления, реализующего себя через данную личность. «Сам себя конструирующий путь» это не только метод построения «Науки Логики», «Капитала» или «Диалектики эстетического процесса», но также и основа партийной организационной программы Ленина в работе «Что делать?». Очень характерно, что к таким выводам Ленин пришёл до полноценного знакомства с «Наукой Логики». И это тоже проявление необходимого познания всеобщих связей, которое ещё не знает о своей необходимости. И всё начатое изучение «Науки Логики» тоже должно иметь отпечаток подобного процесса!

Вывод, который должен быть сделан из этого обсуждения количества и качества субъектов, берущихся изучать «Науку Логики», требует выхода на уровень их снятия — меры. Разумно поэкспериментировать над изучением весьма непростых предисловий, чтобы определить ту численность, а точнее тот личный состав, который гарантирует достаточно вдумчивое и полемичное проникновение в суть проблем, как со стороны всеобщей истинности, так и со стороны исторической ограниченности. Конечно, средний научный уровень коммунистического движения низок, особенно его по самодовольному названию «практически-политической» части. Поэтому будет совсем не страшно, если оценку коллективу, разбирающему «Науку Логики», даст внешний научный авторитет, уже изучивший эту работу. Хотя, конечно, чаще встречаются случаи, когда самокритичность товарищей вполне достаточна для того, чтобы понять, что разбор не ладится.

Что должно стать результатом самостоятельной ревизии «Науки Логики»? Сущностный результат — это изменение формы мышления, а его формальная сторона — это ревизия положений Гегеля. Формальный результат — это записи, а его сущностная сторона — это усвоенные мыслительные формы. Из названного ещё не был прояснён характер остающихся записей.

Конспектирование «Науки Логики» — занятие малопонятное для тех, кто знаком с конспектированием по опыту «высшей школы». Также абсолютно бесполезно обращение к другим/прошлым конспектам этой работы. По результатам изучения разнородного международного опыта можно даже прямо заявить об исключительной вредности изучения ленинского конспекта перед завершением своего. Наоборот, лучшего результата добивались товарищи, посвящавшие специально ленинскому конспекту несколько занятий после изучения гегелевского текста. При этом, кстати, совершенно отпадали вопросы о том, насколько ленинский конспект может быть образцом оформления, содержательности и пр. Проработка основного текста приводила к тому, что конкретный ответ на эти вопросы находился самостоятельно.

Со стороны содержания конспект предложенным образом изучаемой «Науки Логики» обычно распадается на две части. Первая часть повторяет узловые пункты изложения Гегеля, воспроизводит интересные составителю положения. Вторая часть, обычно не обширнее трети по объёму от первой, содержит внешние ссылки в самой различной форме и излагает актуализацию рассматриваемой в основной части тематики. Эта часть конспекта происходит от тех обсуждений, которые ведутся по поводу положений основного текста и сильно зависит от личного состава группы изучающих «Науку Логики». При одиночной работе над текстом посвящённая внешним ссылкам и актуализациям часть конспекта заметно обедняется, в этом случае она опирается только на личный опыт недавней работы с источниками. Личный опыт, как правило, беднее коллективного как в плане широты обзора источников, так и в плане их нешаблонной актуализации. Оставлять ли для актуализации поля на листах или использовать обозначения в основном тексте, — эта проблема вполне доказала свою несущественность.

Вероятно, несколько ранее читатель ожидал узнать получше об основе конспекта, об исходном тексте. К сожалению, при рассмотрении этой проблемы абсолютно бесполезен опыт Немецкой Демократической Республики. Действительно, немцам достаточно лишь достать наиболее близкий к авторскому замыслу текст и изредка посматривать на известные редактурные правки и разночтения, большинство которых не имеет фундаментального значения. Но дело серьёзно осложняется за немецкой границей. Уместно вспомнить немецкую шутку, что в изучении «Науки Логики» немецкие коммунисты слабее других, поскольку им не нужны словари, справочники и немыслимая сила воли для проникновения в точное выражение гегелевской мысли. Какова же тогда необходимая подготовка к изучению содержания «Науки Логики» за пределами немецких земель?

Из многолетнего международного опыта конспектирования и рецензирования работ Канта, Гегеля и Маркса известно, что категориальные ряды и авторские заглавия в конспектах как правило, обязательно приводятся в оригинале, что не означает запрета дублирования категориального выражения на польском языке. Ряд польских корней и принципы польского словообразования весьма далеки от немецкого ряда корней и немецкого словообразования. Надо заметить, что польские переводчики «Науки Логики» обычно вполне квалифицированно оставляют оригинальное выражение рядом с существенно не совпадающим польским, но и случаев выпускания категориального значения также можно найти немало. Особенно выделяются среди упущений Das Verhältnis и Die Wirklichkeit, трактуемые как отношение и действительность. Первая категория относится только к человеческим проявлениям, что полякам вовсе не очевидно, а вторая имеет существенные для немцев смысловые и звуковые ассоциации и с ткачеством, и с запутанностью и даже с паутинностью. Все они активно разрабатываются и применяются Гегелем, а неопытный польский читатель может и не понять где ловить паука (причём бы тут паук?) да и сам попасть в паутину. Точно также уже в «Феноменологии духа» польским читателем обычно выпускается небесполезная в одном из параграфов мифологическая ассоциация категории действительности и истории Арахны (через оттенок значения «ткачество»). Другой пример касается раскрытия наличного бытия, в отношении которого немцы замечают, что оно раскрывается небольшим добавлением «к бытию». Этот оборот, используемый, кажется, где-то и Гегелем, способен выбить из равновесие любого поляка, не знающего, что для немца наличное бытие — это Das Dasein, что является результатом присоединения приставки к Das Sein. Точно так же на звуковом уровне это добавление рифмуется с артиклем среднего (нельзя ли его считать неопределенным?) рода «das», что является неким аналогом непроведённой классификации по родам, признающей, однако, наличность. После такого тезиса уместно для приличия воздержаться от развития филологической темы, хотя бы потому, что её развитие может на порядок увеличить размер статьи.

По подсчётам дотошных специалистов число, существенных расхождений польских и немецких категориальных рядов примерно ограничивается с верхней стороны словарным списком в 45 единиц для «Науки Логики» и в 60 единиц для «Феноменологии духа», из которых 30 единиц общие. Для существенного уяснения читатель «Науки Логики» должен твёрдо знать не менее 25 немецких ассоциаций и словоформ, не реализованных в польском. Это «страшное» требование обычно реализуется следующим образом: в группе по изучению «Науки Логики» один или несколько участников имеют под рукой оригинальный немецкий текст (тот самый, который используют западные товарищи) и польско-немецкий словарь. Имея представление о темпах работы, один из участников группы просматривает предполагаемый к изучению текст на явные указания оригинальных названий категорий и составляет заранее справку по немецким ассоциациям с другими категориями, с пояснением оттенков смысла. В зависимости от высшей филологической квалификации, в группе изучающих тогда же иногда зачитываются также норвежские, фламандские, чешские и украинские ассоциации категориальные рядов, призванные оттенить с одной стороны немецкое выражение, с другой стороны польский перевод. Но чаще «Науку Логики» изучают далеко не люди умственного труда, и потому за столом обычно оказывается всего лишь один человек, умеющий составить с ошибками «Marta und Johan fahren nach Warschau». Этот человек, вооружённый обычно электронной книгой с немецким текстом и толстым бумажным словарём, чаще всего и оказывается единственной надеждой в деле спасения смысла, когда польского языкового чувства не хватает.

Именно со стороны адекватного восприятия немецкой языковой основы и понимания степени неадекватности перевода товарищам, изучающим «Науку Логики», необходима внешняя помощь. Как только принято решение о начале изучения, начинается судорожный поиск человека, хорошо понимающего немецкий. Очень редко удаётся найти поляка, изучившего «Науку Логику» в оригинале или с сохранением в памяти решительно всех немецких категориальных рядов. Чаще правдами и неправдами заводится контакт на Западе, в результате которого какой-нибудь доктор из ГДР (бывает, что и хабилитированный) приезжает на несколько дней к тем, кто требует от него просвещения. Через неизвестным образом найденного переводчика в течение 5–10 часов приехавший доктор атакуется вопросами, и его ответы самым бессовестным школьным образом записываются в тетради и блокноты. Эти записи потом часто служат основой для самого похабного заучивания и затем и для перепрочтения гегелевских предисловий.

С этого момента начинается трудный переход по восьми сотням страниц «Науку Логики». Это количество уже способно вогнать в ужас любого конъюнктурного «коммуниста», но тем менее оно привлекательно как необходимая основа для изучения «Капитала». Изучать эти работы изолированно — бессмыслица. В одном случае мы можем получить рафинированных чистоплюев, уходящих в пьяные абстракции, в другом случае — безграмотных политэкономов. За последних Польша заплатила исключительно большую цену.

Характерно, что когда Оскар Ланге делал свои практические расчёты, он честно признавался что не имеет потребности осваивать логический инструментарий «Капитала», методологию его построения. Один знакомый автора имел разговор с весьма мерзким типом, бывшим функционером ПОРП (Польской объединенной рабочей партии) на уровне не самого отсталого воеводства. Этот живущий на таблетках старик, попавший лет тридцать назад на партийные высоты, честно признавался, что не знал и не знает необходимой связи абстракций в марксизме-ленинизме, что его вообще не интересовал вопрос истинности тех теоретических конструкций, с которыми он имел дело. Этот тип имел и имеет самые невероятные представления о сути диалектики, зато ещё не разучился проводить ковровые бомбардировки цитатами. Он может бесконечно цитировать Маркса, Ленина, Берута, Гомулку, Шаффа, знает даже по паре цитат из Канта и Чернышевского, может при случае сослаться на Гусака и Хонеккера. Знаток цитат всех этих авторов сейчас искренне поддерживает PiS, обосновывая поддержку теми же (sic!) цитатами. И ведь этого бывшего функционера правящей партии даже нельзя обвинить в предательстве гносеологической позиции! Тот, кто не относится к воющим сторонам, не может перейти на сторону врага или попасть в плен. Утешает здесь лишь то, что безмыслие — это тоже мыслительная позиция определённых классов и именно так будет оценен историей этот функционер.

Именно желание убежать от безмыслия, сохранить человеческую основу своей личности должно двигать нас вперёд в критическом повторении хода гегелевской мысли. Это вовсе не специфический мотив работников умственного труда, поскольку наследником диалектики Гегеля является именно промышленный пролетариат, а не университетские профессора. Профессорам ведь платят вовсе не за воспроизводство истины и не за её поиск, и потому их внешняя заинтересованность в продвижении познания в области диалектики минимальная, а для человека капиталистической эпохи внешность часто съедает всю внутренность. И тогда получается как у Славоя Жижека — яркая оболочка, за которой нет никакой цельности и никаких опор. В эпоху фрагментарных личностей все эти официальные профессора даже корень слова «целокупность»2 могут использовать разве только для образования политического ругательства.

В противоположность профессорам, для рабочих проблема диалектического мышления стоит предметно остро. До тех пор, пока любым способом профессиональные союзы не освоят основы диалектики, их тактика будет сплошь провальной. Игнорировать способность противоположностей к взаимопревращению губительно уже в экономической борьбе, о чём свидетельствует опыт «Солидарности». Тем более верно это в свете весьма далёких для Польши перспектив политической борьбы за пролетарскую демократию и устранение товарности хозяйства. Потому неудивительно, что рабочие в целом более дисциплинированно изучают «Науку Логики», чем, например, утомляющиеся прослеживанием разворачивания категорий студенты.

По поводу хронометража следует заметить, что 100 страниц легко умещаются в 4–5 часовых занятий. Как правило, таким занятиям посвящается один из выходных дней, и они ведутся до потери способности напряжённого мышления. До половины времени занимают отсылки к внешним источникам и разбор актуализации. Например, в вопросе деления логики в предисловии трудно удержаться от воспроизведения и критики позиции известного ксёндза Бохеньскего по этому вопросу. Такие отступления будут тем результативнее, чем обширнее предварительно освоенный эмпирический материал, чем лучше воспроизведена диалоговая культура античной диалектики.

Содержание занятий по «Науке Логики» сводится, помимо отступлений, к тому, что кто-то неспешно читает вслух некоторый фрагмент, а в это время происходит конспектирование как остальными, так и чтецом. По окончании произнесения редактурной единицы (примечания, главы, категориального тезиса и пр.) или абзаца чтец меняется. Поабзацное чтение несколько сокращает время занятия, однако требует большей дисциплины в момент смены чтеца, когда чаще всего завязываются реплики-обращения к актуализациям гегелевских положений со стороны нечитающих товарищей. В любом случае за время занятия каждый успевает побывать чтецом и обычно неоднократно. Свободными от чтения товарищами во время зачитывания также прослеживается читаемый текст или немецкий оригинал. Внеочередное право реплики всегда имеет товарищ, выполняющий трактовку немецких терминов. Этим поощряются также отступления-актуализации, если только они удачно связываются с языковыми различиями категориальных рядов.

Отдельного внимания заслуживает вопрос о первичном объекте усвоения при изучении «Науки Логики». Это, пожалуй, самая проблемная сторона всего курса. В явном или неявном виде озабоченность этой проблемой прорывается в виде отдельного занятия, посвящённого изучению содержания. Это занятие может быть либо первым, либо завершать вводные занятия с изучением предисловий Гегеля. Хотя это занятие считается традиционным от Потсдама и до Тересполя и от Щецина до Вены, мысль, двигавшая автором этого приёма уже мало кому понятна. Между тем речь изначально шла о том, что скелет «Науки Логики» составлен из формулировок взаимного перехода категорий, среди которых важнейшее место занимают переходы, обозначенные Лениным как «раздвоение единого и познание его противоположных частей». Эти переходы несомненно главные. Именно их раскрытие надо уметь производить, но они не образуют собой необходимого материала для тренировки мышления.

Отличие «Науки Логики» от её краткого изложения в «Энциклопедии философских наук» состоит именно в характере иллюстративного материала. Именно характер тренировки практической связи с действительностью заставляет выбирать большой текст. Именно в расширенном тексте иллюстративно-актуализационный материал имеет такой простор раскрытия, что достигает областей деятельности, соприкасающихся с какой угодно практикой, даже с практикой современного политического коммунизма.

Усваиваемая Логика вовсе не сводится к переходам категорий, она является умением применить эти переходы категорий в реальном движении мысли по поиску ответов на актуальные вопросы. Потому широкое разворачивание направлений применения переходов категорий так же важно как и формальное содержание этих переходов. Важно помнить, что мышление вообще не имеет своей сущности, а является другим себя движения материи, т. е. того, что независимо от нашего сознания. Мышление как постижение степени адекватности нашего сознания с целью понимания возможностей его практического применения и есть нужный нам результат изучения и самостоятельной ревизии «Науки Логики» Г. В. Ф. Гегеля. Этот результат и есть исполнение желания Энгельса об освоении нами не выводов из его научной деятельности, а его способа мышления. Полученное нами конкретное понимание отношения бытия и мышления серьёзнее, чем что угодно, может содействовать успешности общественной практики в самых напряжённых условиях, о чём свидетельствует опыт Ленина.

Авторизованный перевод с польского Dominik Jaroszkiewicz.