Безденежье
2014-07-25 Николай Чернышевский
Предлагаемая читателю небольшая статья Чернышевского 1862 г. [1], показывающая влияние войны на денежную систему может быть сейчас весьма полезна читателю для самостоятельного разыскания сходств и различий исторической ситуации.
...<Перемены в> количестве в обращении и в ценности денежных знаков не больше и не больше как результаты перемен в реальных обстоятельствах народной жизни следовательно, смысл перемен в значении денег разъясняется не иначе, как исследованием перемен в обстоятельствах народной жизни.
II
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ПОСЛЕДНИХ 9 ЛЕТ
До начала Восточной войны не было у нас особенного недостатка звонкой монеты, и кредитные билеты сохраняли полную цену. Какие же перемены в нашей экономической жизни произошли с той поры до нынешнего времени, жалующегося на безденежье и видящего упадок курса бумажных знаков?
Самое важное событие этого периода нечего и указывать, — каждый знает, что оно — Восточная война, ставшая из восточной Крымскою. Каждому известно также, что война требует чрезвычайных издержек и пожертвований. По нашему устройству почти вся масса их легла на ту же часть народа, на которой лежит и масса обыкновенных расходов и пожертвований для государственных целей — на простонародье. Во-первых, для войны нужны солдаты, во-вторых, — вы думаете, что будет сказано: деньги,- нет, мы здесь не будем говорить о деньгах, которые только посредничествуют и движении потребляемых продуктов и рассуждением о которых только затемняется действительный ход потребления, — а прямо скажем: во-вторых, для войны нужно провиант, сукно, холст, обувь, транспортировка и т. д. Итак, во-первых, понадобилось увеличить войско; были усиленные наборы. С какого класса был взят этот расход людей? Весь с простонародья. Если и высшие классы дали свою долю людей на усиление войска, то доля эта — новые юнкера и новые офицеры — составилась из людей, которым поступление на открывшуюся военную карьеру было выгоднее их прежних занятий. Исключением надобно считать только тех ополченских офицеров, которые были выбраны в ополчение своими сотоварищами дворянами без собственного желания.
Кроме пожертвований людьми, были пожертвования вещами. Из этих вещей самая главная — провиант. Чья доля продовольствия должна была уменьшиться для доставления провианта увеличивающемуся числу солдат? Очевидно, только доля простолюдина. Во-первых, сорты пищи, требовавшиеся для солдат, были простонародные, во-вторых, кому ж неизвестно, что человек не бедный никогда не подвергается недостатку провизии. — Вторая очень большая надобность была в транспортировке. Чьим скотом отправлялась увеличившаяся подводная повинность и из какого класса были люди, принужденные отрываться от своих дел для отправления подводной повинности? Опять из простолюдинов[2]. Ведь обозы отправлялись не на тех хороших лошадях, которые содержатся зажиточными людьми и запрягаются в хорошие экипажи, а на деревенских мужицких лошадях; ведь и извощиками при этих обозах бывают тоже мужики. То же надобно сказать и об одежде, понадобившейся для увеличившегося числа солдат: она изготовлялась из материалов, которые шли бы на простонародную одежду, или приготовлением материалов для неё занимались руки, которые и без того приготовляли бы грубую простонародную одежду.
Стало быть, и пожертвование людьми, и пожертвование вещами для войны — всё легло на простой народ. Высший и средний классы оставались нетронуты. — Если доходить до мелких подробностей, то оказывается, впрочем, что была тронута войною некоторая часть и этих классов, — именно владельцы недвижимого имущества в тех местах, которые прямо подвергались военному грабежу. Владельцы домов в Севастополе потеряли свои домы; кое-где была такая же потеря и по другим пунктам Черноморского берега, например, в Таганроге. Кое-где в юго-западной части Крыма были разграблены и сожжены и поместья. Но всё число людей, потерявших от этого, совершенно ничтожно в массе жителей русского государства. Как число мужиков, у которых сожжены были неприятелем избы или опустошены поля, ничтожно было в целом составе простонародного населения, так и число купцов и дворян, потерпевших такую же участь, было ничтожно в сравнении с целым составом этих сословий. Тоже невелико перед составом всего дворянского сословия было и число тех дворян, без собственного желания сделавшихся ополченскими офицерами, о которых упоминали мы выше. Значит, говоря вообще, надобно сказать, что вся тяжесть военных пожертвований легла на простонародье, а высший и средний классы ничего не потерпели во время войны.
Не только не теряли они во время войны, а даже выигрывали, если и не в целом составе своём, то в очень значительных отделах. Значительная часть коммерческих людей, занявшись военными подрядами и поставками, сильно обогащалась. Обогащались от этих операций и лица благородного сословия, заведывавшие ими. Но не потерпели ли убыток помещики? Ведь число их работников уменьшалось от наборов? Нет, вовсе не слышно было, чтобы это обстоятельство принудило помещиков уменьшить величину их запашек. Значит, убыль в количестве работников была вознаграждена требованием усиленной работы с оставшихся, и тяжесть была переложена помещиками на крестьян. Напротив, помещики, вообще говоря, даже выиграли. По отрыву значительного числа рук от земледелия и по увеличившемуся требованию провианта для войска, цена хлеба должна была подняться. Крестьяне от этого не получили выгоды, потому что количество крестьянского хлеба уменьшилось; а у помещиков оно не уменьшилось, и высокая цена пришлась в чистую прибыль им.
Может быть, напомнит иной нам о той части купечества, которая занимается заграничною торговлею: ведь торговля эта была стеснена блокадою наших берегов. Так, во вторую половину войны она была стеснена; но блокада была установлена через год по объявлении войны, и в этот год были сделаны самые усиленные обороты, — затем союзники и медлили установлением блокады, чтобы внешняя торговля успела сделать в этот год обороты в запас на последующее время своей остановки. Итак, во время блокады внешняя торговля не страдала, а отдыхала на лаврах, и негоцианты наши, занимавшиеся внешнею торговлею, могли по-настоящему даже благодарить судьбу за войну, давшую им в один год нажить больше, чем в три обыкновенные года.
Так вот, пересмотрев возражения, мы приходим все к тому же, что нашли с первого же раза, ещё до встречи с возражениями: все военные пожертвования и людьми, и материалами были взяты с простонародья, а высший и средний классы, за самыми ничтожными исключениями, не потерпели от войны никаких потерь; или нет: разобрав возражения, мы должны даже прибавить, что значительные части этих классов получили от войны большой выигрыш.
Вот поэтому в то время и не слышалось у нас жалоб иа безденежье. У нас — я разумею порядочное общество, наше с вами, читатель и высшее (если вы так счастливы, что вращаетесь в нём) или, по крайней мере, среднее (в котором, вероятно, и вы имеете удовольствие вращаться вместе со мною). Мы и наши знакомые, и люди, с которыми мы встречались, не терпели убытков, или даже выигрывали и жили попрежнему или лучше прежнего.
Поэтому, когда кончилась война, наше общество даже почувствовало, что Россия возблагоденствовала. Это, видите ли, потому, что наши знакомые или знакомые наших знакомых, нажившиеся во время войны подрядами, поставками, искали употребления своему новому богатству. Одни нашли ему употребление в роскоши. Пошли пиры и банкеты — явный и вкусный для нас признак общественного благосостояния. Другие хотели быть расчётливее, желали получать с своего богатства и начали заводить коммерческие предприятия, частные и акционерные, или готовы были давать взаймы. Вот мы и ощутили, что процвели у нас торговля и промышленность. Кстати уж не забуду здесь и прекрасную роль своего ремесла. Обогащая колониальные лавки портных, модных магазинщиц и т. д., новые богачи бросали маленькую частичку денег <на покупку> и нашего товара: вместе с новою бронзою являлись у них и журналы. Подписка на журналы росла, мы восчувствовали благоденствие и принялись орать о нем.
Вот, значит, и было благоденствие, а безденежья никакого не было.
Много помогло этому радужному результату преобразование наших кредитных учреждений, т. е. понижение банковых процентов. Начали тащить назад из банков деньги, которым слишком уже невыгодно стало лежать в них, и пошло веселье: гуляй душа, вынувши деньги из банка или взяв их взаймы у другой вынувшей души. Впрочем, банковое преобразование — такой любопытный предмет, что надобно будет когда-нибудь посвятить ему особую статью.
Итак, наше благоденствие процветало год от году все более махровыми розами. Откуда же вдруг взялось безденежье? Для объяснения этой прискорбной штуки надобно сделать отступление в область моды. Кринолины начали носить у нас чуть ли не целым годом позднее, чем в Париже. А с парижскою жизнью наше порядочное общество, конечно, соединено узами более симпатичными, чем с мужицкою жизнью. Итак, если нужен был год, чтобы факт, возникший в Париже, перенёсся в нашу жизнь, то натурально, что понадобилось от трех до пяти лет на переход другого явления из мужицкой жизни в нашу.
Сделаем и другое отступление, в другую область. Если некто, не открывающий нам своих приходо-расходных книг или даже и не ведущий их сам для себя в порядке, начинает покупать кареты, рысаков, бронзу и т. д., то в магазинах довольно долго считают его отличным покупщиком, и только уже через несколько времени начинают магазинщики смотреть на него косо, отказывать ему в кредите; и ещё опять нужно время, чтобы узнали об этом новом обстоятельстве мы, люди не коммерческие, и поняли, что в операциях, затеянных нами с этим некто, лопнули наши денежки. Тогда овладевает нами уныние, теряют в наших глазах своё достоинство полученные нами от него векселя, расписки, квитанции и полученные ещё в большем изобилии обещания разных благ в будущем. И мы вопием; мы разорились, разорились. Чувство, хотя и горькое, но очень похвальное; надобно только нам понять также[3]
Вероятно, предлагаемый текст начинается с иной редакции конца I главы статьи «Безденежье», предназначенной для апрельского номера«Современника» (1862). В свою очередь, основная часть фрагмента, вероятно, составляет начало II главы названной статьи, хотя в завершённой редакции статьи «Безденежье» нет указаний на намерение продолжить изложение.
Текст оформил Dominik Jaroszkiewicz.
Предлагаемый текст повторяет публикацию рукописи в составе X тома Полного собрания сочинений Н. Г. Чернышевского (М., 1951), с.978-980. ↩︎
Фрагмент от начала абзаца до этого места предполагался для использования в качестве примечания к переводу книги «Основания политической экономии» Милля. В публикации перевода он не использован и был заменён Чернышевским на другой текст. ↩︎
В этом месте рукопись заканчивается ↩︎