Восточная Европа как периферия: пример Румынии

2014-03-25 Василий Ерну

Несмотря на полученное философское образование, я не теоретик. Я писатель, сформировавшийся в условиях коммунистического и посткоммунистического востока (жил в СССР, Молдове и Румынии), который с огромным интересом следит за всем, что происходит в этом регионе, также принимая в событиях непосредственное участие. Далее я попытаюсь рассказать вам историю, поделиться некоторыми идеями по поводу страны, гражданином которой я являюсь, — Румынии. Надеюсь, что изложенное ниже поможет нам лучше понять, что происходит па «периферии капитала», в Восточной Европе, на одном конкретном примере — Румынии. История начинается так...

С чего начать?

Если вы хотите начать хоть немного понимать Румынию, то я вам дам пару советов. Для начала я бы порекомендовал не читать мейнстримную прессу, не смотреть телевизионные новости и, самое главное, не общаться с представителями истеблишмента. Здесь вы не узнаете ничего важного, и максимумом, которого вы сможете добиться, станет ряд клише, почерпнутых из дискурса власти. О политиках я даже не говорю, — они везде одинаковы. Если вы хотите понять, что происходит в Румынии, вам стоит поговорить с таксистом, швейцаром, попрошайкой на углу улицы, с людьми на рынке, особенно познавательно будет посетить забегаловки в маленьких городах и селах. Простые люди смогут рассказать вам своим образным и богатым, иногда вульгарным языком, с какими проблемами они сталкиваются, и описать суровую реальность, в которой живет сегодняшняя Румыния. Только они способны дать точный диагноз румынской действительности, в то время как политическая, интеллектуальная и информационная элиты совершенно от нее оторваны.

А если вы по настоящему желаете получить глубокий, цельный образ Румынии, приезжайте осенью, когда люди приходят поклониться мощам православных святых. Вы увидите огромную очередь, тянущуюся от Митрополии до Дворца Народов (здания парламента, построенного Чаушеску). И там вы познакомитесь с жесткой реальностью: десятки тысяч людей, которые стоят в очереди день и ночь только для того, чтобы прикоснуться на несколько секунд к трупу и попросить его о толике счастья. Отчаявшиеся люди стоят спиной к Парламенту страны, с надеждой глядя на этот мумифицированный труп. Когда политика уничтожена, страна раздроблена, а экономика приватизирована и сдана на металлолом, когда труд становится привилегией, тогда простые люди обращают свои взгляды только на какие-то мощи.

О предсмертном пульсе страны

Но для начала давайте измерим пульс. Недавно в Румынии прошла перепись, закончившаяся катастрофой: результаты ее до сих пор неизвестны (два года спустя после переписи результаты ее все-таки были опубликованы — ред). А те результаты, которыми мы располагаем,

неточны. Государство, которое не знает и не в состоянии подсчитать, сколько в нем граждан, не может существовать, или даже не заслуживает этого. Гражданин страны — это, по сути, ее пульс. Если государство, или власть, которая им управляет и представляет его, не может нащупать собственный пульс, это означает, что его институты полностью деградировали. Возможно, они даже находятся в состоянии клинической смерти, однако, некому это констатировать. Не иметь возможности измерить собственный пульс, лишиться даже этого «биополитического» минимума проверки социально-политического состояния, — все это означает одно, — ты фактически лишен способности адекватно воспринимать свое положение и принимать по этому поводу какие-либо решения.Когда организм больше не в состоянии исполнять элементарные функции в социальном и политическом плане, кажется, что только кто-то извне может нащупать пульс и поставить диагноз политическому телу по имени Румыния. Внимательный взгляд может заметить, что социально-политическое тело Румынии содрогается в конвульсиях, предвещающих полную смерть, так как уже мозг умер, о чем не объявил осмотревший тело. Почему же?

Кто измеряет наш пульс?

Когда Государство не может измерить собственный пульс, то есть подсчитать собственных граждан, сделать это должен кто-то извне. На мировом уровне всегда найдется кто-то готовый предоставить свои услуги, ведь, несмотря на то, что тело Румынии пахнет как гниющий труп, любой человек или цивилизованная структура знает, что сегодня даже труп может стать товаром. Ситуация складывается таким образом, что подобные структуры находятся прямо здесь, по соседству, в нашем социальном, политическом и экономическом теле, они прекрасно могут измерить наш пульс, то есть пересчитать нас. Самая важная, точная и достоверная информация о нас, о большинстве граждан этой страны находится не в умирающих структурах румынского государства, а в многонациональных экономических институтах. Многонациональная экономическая организация знает о гражданах этой страны гораздо больше, чем должна была бы знать государственная структура, предназначенная для этого. Например, в Румынии банк, в котором ты берешь кредит или страховая компания знают о тебе все и даже больше (такая же ситуация почти во всех странах, просто на периферии капитала это заметнее). Они знают, что происходит с нами в этот момент и даже с большой долей вероятности могут предвидеть наше ближайшее будущее. Это не Матрица и не метафора, это реальность.

Данная ситуация деликатна не только потому, что они знают о нас больше, чем государство, которое получает наши деньги для того, чтобы исполнять эти функции, но еще и потому, что в последнее время их «руки» стали длиннее, чем у государства, и зачастую они подчиняют себе госструктуры (следите внимательно за встречами глав МВФ с главами государства, или за тем, как крупные корпорации диктуют законы).

Приведу пример: Кодекс труда. Существовавший в Румынии закон был довольно хорошим и защищал работников. Потом началась целая пропагандистская эпопея, — якобы, собственники ущемляются своими подчиненными из-за этого закона, который не дает им свободно развернуться. Также и работники из-за закона не могут свободно перемещаться по рынку труда. Срочно необходимо повысить гибкость закона. И вот, правительство предлагает новый проект закона. Профсоюзы воспротивились, заявляя, что этот закон не защищает их, а ущемляет их права. Ассоциация работодателей тоже выступила против, заявив, что новый Кодекс труда не отражает их интересов. Возникает вопрос — если этот кодекс не представляет интересов ни румынских работников, ни румынских работодателей, то для кого он? И выяснилось, что этот закон, новый трудовой кодекс предложен Советом иностранных инвесторов. Закон разработан не для работников, не для работодателей, а для крупных корпораций. Теперь законы принимаются по заказу и в интересах узкого круга политической и финансовой элиты.

Есть ли еще более циничная структура, чем МВФ, роль которого — поставить последний диагноз и принять решения, необходимые и важные лишь для него, обладающего властью над умирающим телом этой страны, — над социальным и политическим телом, болезнь которого прогрессирует, и которому приходится выставлять на аукцион последние функционирующие органы, чтобы отблагодарить тех, кто искусственно поддерживал жизнь в политическом теле? Зачем государство-тело, мозг которого уже умер, заставляют функционировать, кому это надо?

Власть в борьбе с алкоголем

В последнее время в Румынии ведется ожесточенная борьба с собственным народом, — его очерняют, оскорбляют все, начиная с Президента и заканчивая культурным и информационным истеблишментом. Все они утверждают, что народ не в состоянии подняться до уровня управляющего класса потому, что он ленив и злоупотребляет алкоголем.

Это старая традиция, очень старая и не только румынская. Власть всегда старается представить себя в качестве рациональной, организованной, ответственной структуры по сравнению с народом, которым она управляет. Власть исполняет свой долг, а значит, она организованна и действует рационально, в то время как народ ленив, нерационален, еще и много пьет.

Пресса передает, а Президент и премьер-министр утверждают: в то время, как Президент Бэсеску и государственные институты боролись с наступающими водами во время наводнения, «крестьяне торчали в сельских забегаловках и пили», а пока все госструктуры делали все возможное, чтобы усмирить снежные бури, «крестьяне протаптывали дорожки только в бар». Более того, некоторые даже имели наглость умереть, замерзнув из-за алкоголя, — водка была слишком холодной.

Подобный тип политического обращения присущ исключительно властям колониального типа, совершенно оторванным от населения, которым они управляют, которое контролируют и эксплуатируют, исполняя свою «цивилизационную» миссию по спасению и «реформированию». И чем больше разрыв между властью и гражданами, тем более радикализированы обе группы: власть становится все более «рациональной и разумной», а среди населения растет уровень «лени и иррациональности». Обвинение в злоупотреблении алкоголем (в иных случаях наркотиками) является одной из наиболее часто употребляемых тактик всех властей во всех уголках мира. Тактика проста: пьяный человек — ничто, он иррационален, глуп, безответственен, нецивилизован, его необходимо контролировать, ему нельзя доверить ответственность и права. Пьяница виновен, что бы ни случилось, то есть по отношению к власти «пьяница» проигрывает «трезвеннику».

У нас также власть, обладающая колониальным менталитетом, представляет только саму себя, собственные интересы, а у «пьющего и ленивого» населения нет собственных пожеланий. Оно незаконно, у него нет морального права иметь права, надежды, требования. Поэтому «пьяным» населением может управлять только «трезвая власть», способная принимать за него решения и обладающая законным правом решать его будущее.

В городах, в отличие от сел, появляются и другие вещества, способные «замутить разум» гражданина горожанина, и власть помнит об этом. И если гражданам придет в голову организоваться для протеста, их сразу же объявят «обколовшимися наркоманами». Почему на Университетской площади продаются наркотики? Вы уже знаете ответ. Чего власть не знает, так это того, что она не в состоянии произвести столько «травы», сколько мы способны выкурить. И это будет не «трубка мира». Также и эти «пьяницы» крестьяне, которым сейчас лень махать лопатой, весной найдут своих мертвых в растаявшем снеге, похоронят их, и после этого, велика вероятность, что им будет не лень взяться за вилы... Подобное уже случалось в 1907 году.

Почему не пьет глава МВФ?

В православном мире не пьют только два персонажа — власть (ее твердое ядро) и иностранец. По этому поводу можно вспомнить коммунистический фольклор. Когда пятеро румын или русских пьют, а один отказывается от выпивки, знаете, что про него говорят? Что он из спецслужб. Почему? Потому что тот, кто отказывается от участия в ритуале распития спиртных напитков, народом воспринимается как представитель власти. Власть должна быть трезва для того, чтобы владеть ситуацией. Спецслужбы всегда были и остаются столпом власти, олицетворяя властной контроль. Но здесь власть всегда воспринималась как нечто внешнее, чужое, от которого лучше держаться подальше. Поэтому в православном мире непьющий человек всегда подозревается в сотрудничестве с властью, которая пытается захватить контроль.

Есть еще одна категория непьющих — иностранцы. Например, священника, не употребляющего алкоголь, сразу бы заподозрили в «сектантстве», или, в лучшем случае, «папизме», то есть в чем-то совершенно чужом для этих мест, и он не мог бы стать частью этого общества.

Я все искал какой-нибудь всем известный пример и вспомнил — случай главы МВФ в Румынии. Это прекрасный пример, идеальная комбинация власти и иностранного элемента в одном безалкогольном флаконе. История: Джеффри Франкс побывал на сельском празднике в деревне в горах. Когда его попросили рассказать, как он отдыхал, развлекался, пил и закусывал, он ответил: «Я мормон. Я не употребляю алкоголь, не курю. Моя совесть чиста». И здесь четко видно отличие между радикально различными культурами. Его совесть чиста в отличие от совести тех, кто употребляет алкоголь. Только лишь совесть? Да, даже если бы он не был мормоном, Джеффри Франкс не стал бы употреблять вместе с «аборигенами» алкоголь или какие-либо галлюциногенные вещества, потому что он является представителем нынешней власти гегемона. Он должен являть собой сосредоточие власти и рациональности в иррациональном, пьяном мире, лишенном правил. Фактически он представляет собой контроль, а контроль всегда должен ясно мыслить. Правда, очень напоминает колониалистов? Для того, чтобы научить ленивых краснокожих, алкоголиков, не способных организоваться, цивилизации и использованию собственных ресурсов, необходим был белый человек, — воспитанный, цивилизованный, христианин и т.д. Вот и помогли, — до полного исчезновения, до полной зависимости от «благ» цивилизации.

МВФ не пьет потому, что это наш светлый разум, который думает и решает за нас. «Пейте спокойно: МВФ присматривает за нашим покоем», – таким мог бы быть их лозунг. Реакция на заявление Франкса не заставила себя ждать. Первый же комментарий под новостью: «Лучше бы он напился в хлам». Правильно, потому что если бы он был «в хлам», то румын принял бы его за своего, того, кто рядом и в горе и в радости, на кого можно положиться. А в этом случае простые люди сделали свои выводы по поводу Джеффри Франкса: у нас традиции не позволяют доверять человеку, который не пьет. Он предаст и использует тебя при первой возможности.

Когда умирает государство или зачем нужна пересадка? Кто этим занимается и кому это нужно?

Ответы на эти вопросы я бы искал не в трактатах по политологии и философии, а, скорее, в области медицины. Помните, как в шестидесятые годы главные мыслители постиндустриальной эпохи объявляли о смерти всех? В тот же период, когда человека объявили мертвым, в области медицины произошли радикальные перемены. В годы «поколения спутника» некоторые исследователи занимались новой отраслью медицины — анестезией и интенсивной терапией, или реаниматологией, другие пытались проанализировать различные стадии умирания, третьи работали над техникой трансплантации жизненно важных органов. Политикам и политологам мало что было известно об этом. Да и зачем им знать о таких проблемах и их решениях, предложенных медиками?

Хирурги того времени, занимавшиеся всем процессом трансплантации органов, знали, что нельзя пересаживать органы из уже мертвого человеческого тела. Основной проблемой, вставшей перед врачами, стало получение органов для пересадки из «свежего», еще живого тела. Медицине, конечно же, уже некоторое время было известно решение: можно взять орган не у мертвого тела, а у того, которое находится в запредельной коме. Известно, что человек в таком состоянии может жить только будучи подключенным к аппаратам, вентилирующим легкие и поддерживающим кровообращение (необходимая для этих процедур техника появилась в тот же период). У людей в этом состоянии мозг уже умер, а сердце и дыхание поддерживаются искусственно. Смерть мозга является следствием прекращения поступления крови, а это необратимый процесс. Традиционно, как нам прекрасно известно, человек признается мертвым, если у него не бьется сердце, он не дышит, у него нет пульса продолжительный период времени, а жизненно важные органы уже начали отмирать, то есть пошел процесс некроза тканей. Однако, вместе с развитием техник реанимации, стало понятно, что процесс умирания связан не только с остановкой сердца (отсутствием пульса). В результате к старому концепту биологической смерти добавилось понятие смерти мозга. Смерть мозга определяется как «необратимая кома с отсутствием рефлексов. Этот процесс необратим благодаря отмиранию нейронов, сопровождающемуся падением качества артериальной крови».

Параллельное развитие и расширение различных техник пересадки органов в разных странах вызвало множество споров, и в 1968 году Медицинская школа Гарварда взялась за эту проблему: наряду с классическими критериями констатации смерти появился новый метод определения — полная смерть головного мозга. И смерть мозга, и биологическая смерть констатируют одно и то же событие — смерть. Однако, диагностируемые организмы в этих двух случаях имеют разные характеристики, хотя и те и другие мертвы. Если умер только мозг, то другие органы годятся для пересадки, при биологической же смерти это невозможно. И для того, чтобы подобные процедуры по трансплантации стали нормой, появились законы, дающие врачам право использовать органы «клинически мертвого» человека для пересадки. До этого, понятно, никакой законодательной регламентации данного процесса не было.

Но что общего у этой истории со смертью Государства? Если мы внимательно посмотрим на политическую историю посткоммунистических стран (также это характерно и для стран бывших колоний), то мы заметим поразительное сходство между медицинскими техниками и экономической, политической и социальной инженерией, применяемой в работе с политическими телами бывших союзных республик. Когда в 1989 году стало очевидно, что все политическое тело СССР содрогается в конвульсиях, предвещая собственную смерть, наступившая смерть была не биологической, а мозговой. Когда коммунистическое тело перестало быть способным измерить собственный пульс, внешняя сила поставила диагноз: переходный период, то есть смерть мозга. Что делает врач в таком случае? Я уже говорил, но повторюсь: он поддерживает дыхание и циркуляцию крови и пересаживает сохранившиеся органы в другие политические тела.

МВФ и Всемирный банк этим и занимаются — исполняют роль врача трансплантолога: с одной стороны они вливают деньги для поддержания циркуляции крови и вентиляции легких государства, мозг которого уже умер, и параллельно идет процесс пересадки всех действующих органов тела-государства (от контроля над циркуляцией крови — банков до контроля над почками, тканями и так далее — заводами, энергетическими системами, железными дорогами и т.д) другим политическим телам, обладающим политической и экономической силой для контроля.

Плохая новость заключается в том, что этот процесс политической и экономической трансплантации во время последнего кризиса распространился и на государства, чье состояние не настолько плохое, то есть на грани клинической смерти.

Главная проблема государственных интервенционистов трансплантологов, в особенности если мы обратим внимание на случай Греции и ее отношения с основными финансовыми структурами, заключается в легализации своих действий, дабы не быть обвиненными в «краже» и «политическом убийстве» (зачем войны и завоевания государств, если при помощи финансовых махинаций их можно довести до «смерти мозга»?). Другими словами, сейчас главная проблема тех, кто обладает реальной властью и занимается экономической пересадкой, заключается в легализации этой пересадки богатств, экономический органов (и природных ресурсов) с тем, чтобы все это выглядело «естественно», без «следов преступления». Последняя главная задача для крупного капитала — это строительство кладбища для Государств, которые после «освобождения» от всех жизненно важных органов будут объявлены мертвыми биологически, а их тела должны будут исчезнуть. Кладбище Государств — вот новый грядущий проект.

Как мы до этого дошли?

За последние 20 лет мы стали свидетелями разрушения государственных институтов и беспрецедентной борьбы против самого государства. Наши родители, жившие в 50-70-х годах, построили инфраструктуру этой страны, от дорог до фабрик и заводов, от больниц и школ до кинотеатров и стадионов. То поколение (и все, что они построили) стало поколением-донором для социальной, политической и экономической жизни после развала СССР. Помимо идеологии, такова реальность — циничная и трагичная. Все то, что то поколение построило за год, мы не в состоянии сделать за 20 лет. После 90-го года мы пользовались теми человеческими ресурсами, экономическими и социальными реалиями до полного истощения, ничего не давая взамен. Все, что было построено тогда, после 90-х годов мы с невиданным пафосом продали или отдали тем, ко не внес никакого вклада в появление этих богатств. Вместо заводов и фабрик, которые что-то производили, выросли торговые комплексы, суда превратились в яхты, а железные дороги сдаются на металлолом. Школы и больницы закрываются из-за того, что не приносят дохода. Единственной мерой всего стала выгода. Таковы убеждения, такова повседневность каждого гражданина, вышедшего из коммунизма. Единственное, чего мы на самом деле достигли — это разрушение социальной сплоченности, мы уничтожили последние остатки социальной чувствительности, что привело к исчезновению политического смысла. Мы и так превратили все в гетто: огромные гетто и маленькие люксовые гетто. Также и население этой страны было разделено на две группы: одна большая — «злобных, нецивилизованных, бесполезных паразитов» и маленькая — «хороших, полезных, цивилизованных граждан».

Мечты детей 70-х годов стать врачами, учителями, инженерами, космонавтами сегодня кажутся всем устаревшими и смешными. Большинство давно отказалось от своих мечтаний, от профессий, которые они получили таким трудом, и занимается разнообразной фантасмагорической работой (реклама, пиар, маркетинг и т.д.). У современного поколения осталась одна мечта — получить кредит для того, чтобы приобрести вещи, которые на самом деле им вовсе не нужны.

Мы боролись за капитализм до тех пор, пока у нас не осталось на продажу ничего, кроме собственных душ. Хуже того, мы пошли дальше — наши долги будут выплачивать поколения, которые еще даже не родились. Они родятся уже сломленные оковами долгов, понаделанных их родителями. И так, постепенно, шаг за шагом, мы стали рабами, дающими жизнь новым невинным рабам.

Когда живые и мертвые исполняют одну и ту же политическую функцию

На последних выборах стало известно об огромном количестве уже умерших граждан, которые фигурировали в предвыборных списках в качестве живых избирателей. Когда мертвые исполняют в рамках государства ту же социальную функцию, что и живые, мы переходим в неполитическое пространство. Чтобы лучше понять это сожительство живых и мертвых в политическом пространстве, не обязательно читать философские или политические трактаты. Для того, чтобы понять реалии общего восточного пространства достаточно прочитать роман Гоголя «Мертвые души». Нравится нам это или нет, но мы являемся частью той же гоголевской социально-политической парадигмы. А для того, чтобы лучше понять эту историю в румынском контексте, достаточно прочитать роман Брэма Стокера «Дракула». От Гоголя мы узнаем одну крайне интересную вещь — «мертвые души» обладают очень важной экономической функцией, также как и живые. Мертвые могут сделать тебя человеком в самом актуальном смысле этого слова. Кто он, «настоящий» человек? Это тот, кто обладает собственностью, поместьями, богатством, от которого исходит власть или с помощью которого она приобретается, которая в свою очередь способствует увеличению богатства. «Мертвые души», которые уже давно покинули наш мир, могут это дать. В романе Гоголя Павел Иванович Чичиков скупает «мертвые души» умерших крепостных крестьян, оставшиеся в налоговых отчетах. В современном румынском варианте «мертвые души» голосуют, решая судьбу Румынии. Мертвые из своих могил исполняют те социальные и политические функции, которые больше не хотят исполнять живые. Получается, что «мертвые души» живее народных избранников, и даже избранного и отправленного в отставку президента, который не явился на последний референдум.

Бесчувственность, социальное безразличие или Об одиноком ките

Мы с патологическим энтузиазмом вывели из строя, разрушили и продали практически все. Результатом этих действий стало беспрецедентное разделение и раздробление общества. Когда разрушается завод или фабрика, исчезает библиотека или кинотеатр, приходит в негодность дорога или мост, на самом деле рушится реальный, живой мир. Живой мир, который отказался от всего, не получив ничего взамен. Подобное дробление и разрушение в конце концов превращаются в один из самых трагичных социальных феноменов: бесчувственности и социального безразличия, ведущих к уничтожению социальной жизни и, в финале, полной политической смерти.

История нашего румынского общества в посткоммунистический период очень похожа на историю кита по имени 52 Гц. Это история самого одинокого кита в мире, потому что у него нет семьи, друзей, он не принадлежит ни к одной из китовых групп. В отчаянии он плавает в водах мирового океана. В одиночестве он ищет другого кита, «напевая» мелодии, составленные из нескольких «криков» длящихся по шесть секунд. Это его «лебединая песнь», потому что ни один другой кит не может его услышать. Он обречен на смерть в одиночестве. Почему? Потому что это единственный кит, который издает звуки на частоте 52 Гц, а все киты общаются между собой на частотах между 12 и 25 Гц. Ни один изданный им звук не может быть услышан другими китами, ни на один свой крик он не получит ответа. Мнения биологов по этому поводу разделились — одни считают, что этот кит гибрид, другие — что это мутант, третьи — что он просто еще молод и его голос пока только формируется.

Вся наша надежда в последнем аргументе: может, наше общество просто еще слишком молодо и голос нашей социальной жизни еще только формируется. Но, возможно, мы достигли той степени одиночества, раздробленности и бесчувственности, когда каждый из нас выражается на своей частоте, и мы не можем ни услышать друг друга, ни общаться для того, чтобы организоваться

социально и политически. Как известно из истории и тысячелетий политических размышлений, быстрее всего человек гибнет при отсутствии социальной жизни, поэтому нам крайне необходима социальная чувствительность, которая созидает социальную жизнь и приводит к формированию жизни политической, без которой люди не люди. Вопрос состоит в том, как нам отрегулировать свои голоса так, чтобы мы звучали на одной волне и слышали друг друга?

Способна ли родить мертвая мать или Возможен ли счастливый финал при смерти мозга —переходном периоде?

Вот и последняя история, которая, в самом лучшем случае, может произойти и с нами. История такова: 19 апреля 1993 года недалеко от Сан-Франсиско Триша Маршалл, молодая мать четырех детей, забралась в дом одного пенсионера для того, чтобы обокрасть его. К несчастью, старик был дома, у него было ружье, и он им воспользовался — выстрелил молодой 28-летней матери в голову, после чего позвонил в полицию. Полиция прибыла, забрала тело в больницу, и медики констатировали смерть мозга Триши Маршалл. Также они выявили в ее крови следы алкоголя и кокаина. Кроме того, она была беременна, — на четвертом месяце. Когда об этом узнали ее родители и друзья, они настояли на том, чтобы врачи нашли способ спасти ребенка. Несмотря на дороговизну процедуры поддержания жизни в теле, мозг которого умер, врачи три с половиной месяца боролись за то, чтобы поддерживать жизнь в теле матери. После огромных усилий, ровно через три с половиной месяца, 3 августа при помощи кесарева сечения родился Дариус Маршалл, которого забрали домой бабушка с дедушкой. Несколько минут спустя после рождения ребенка, его мать отключили от аппаратов и констатировали биологическую смерть.

Несмотря ни на что, это счастливый финал: смерть существует, но также существует рождение, есть отчаяние, но есть и надежда. Появившийся из мертвого тела новорожденный может оказаться нашей последней надеждой, тем, кто еще может нас спасти.

Окончание протестов или Как приготовить «коктейль Молотова»?

Но ребенка необходимо воспитать, научить его некоторым вещам о политике. Например: как приготовить коктейль Молотова. Вы знаете как готовится «коктейль Молотова»? Очень просто. Нужны лишь несколько ингредиентов, которые можно найти везде. Я научился его делать в перестроечные годы. Готовится легко, быстро и почти ничего не стоит. Но если кто-то думает, что для этого коктейля нужна бутылка, бензин и фитиль, который поджигается, то он серьезно ошибается. Вовсе не эти элементы составляют его суть. Ингредиенты и взрывоопасность этого коктейля на самом деле являются производными явлений совершенно другого порядка.

Так как приготовить «коктейль Молотова»? Его составляющие вовсе не бутылка, бензин, фитиль и огонь. Взрываться его заставляет нечто совершенно иное. Что нам нужно? Нам нужна только власть, которая игнорирует и презирает своих граждан, с улыбкой унижает их, повторяя мантры о спасении, которая издает законы для своей защиты и контроля ресурсов и подавления любых форм восстаний или протестов. Когда политические речи и действия перестают производить какой-либо эффект, когда политический класс полностью отрывается от нужд и желаний граждан и когда граждане осознают, что на самом деле их уже никто не представляет, тогда «коктейли Молотова» начинают взрываться сами по себе. Я еще не забыл то, чему научился в годы перестройки и я позабочусь о том, чтобы и мой ребенок не забыл этот рецепт.