Мертвящие души

2009-04-01 Василий Пихорович

Забавная штука - патриотизм. Иногда он так выворачивает человеческое мышление, что остается только руками развести. В свое время эта болезнь сильно поразила советскую культуру и даже появилась шутка, что «Россия - родина слонов». Поскольку именно на этот период попал и пик дружеских отношений между СССР и Болгарией, то скептически настроенные болгары добавляли: «а болгарский слон - младший брат российского слона».

Понятно, что в условиях многонационального СССР неумеренное превознесение всего русского не могло не вызвать раздражения у патриотов других наций. Это раздражение достигло пика в период развала СССР, а после него превратилось в государственную идеологию так называемых «национальных элит», которые захватили власть в его суверенных обломках.

На Украине раздражение это вылилось с одной стороны в то, что здесь начали всячески превозносить все украинское в противовес русскому, вплоть до, например, переименования улицы Пушкина в генерала Чупрынки (псевдоним Шухевича) во Львове, а с другой - в попытки объявить украинскими любых мало-мальски известных деятелей, имеющих отношение к Украине. Не миновал сей участи и Гоголь. Украинские националисты всегда обращали внимание на эту фигуру, но раньше он, как правило, попадал в разряд «янычар» и «манкуртов», которые продали свой талант «клятым москалям». В 90-х годах появились первые книги, авторы которых начали действовать несколько хитрее, понимая, что таким путем и Тараса Шевченко недолго записать в янычары. Ведь он тоже свой «Кобзарь» написал и издал в Петербурге, а дневники и вовсе вел на русском языке. Типичный русский писатель, пишущий на украинские темы, и от Гоголя отличается только тем, что тот создавал малороссийский колорит в своих произведениях, употребляя отдельные украинские слова, а Шевченко пошел в этом направлении чуть дальше. А так - та же украинская казацкая романтика, тот же Днепр, только не «при тихой погоде», а когда он «реве та стогне».

Малограмотные патриоты районного масштаба на такие тонкости могли и не обращать внимания, но рафинированные столичные приспособленцы прекрасно понимали всю опасность хуторянско-обиженного подхода к Гоголю и подсказывали властям, что Гоголя нужно не отталкивать, а украинизировать. Потихоньку этот подход победил. В середине 90-х годов на Украине была переиздана книга алабамского профессора О.Стромецкого, центральной мыслью которой была та, что «Гоголь - украинский писатель, пишущий на русском языке», и посыпались другие публикации в этом роде. И отмечаемое сегодня 200-летие со дня рождения великого писателя проходит именно под таким флагом. Бывший комсомольский функционер, специалист по истории КПСС, а теперь один из главных БЮТовцев, Н. Томенко, так и назвал свою книгу «Украинский романтик - Микола Гоголь». Идея авторов этого подхода проста - подбирать и всячески выпячивать то, что подходит под концепцию «Гоголь - украинский романтик», а то, что под эту концепцию не подходит - игнорировать или даже просто фальсифицировать. Притом, если сам Томенко действует достаточно хитро (например, на украинском радио фонд его имени организовал к 200-летию цикл передач, где произведения Гоголя об Украине читаются на языке оригинала), то те, кто реализует эту же идею «на местах», действуют более чем бесхитростно. В подготовленном к юбилею переводе «Тараса Бульбы» слова «русский», «Россия» просто заменили на «украинский», «Украина» или «наш», «родной» «казацкий» и т.п.:

Например, «вся южная первобытная Россия» исправлено на «Украина, весь первобытный юг». Вместо «широкая, разгульная замашка русской природы» стоит «широкая разгульная замашка украинской натуры», было «Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество!», а стало «...что означает в нашей земле товарищество», вместо «как только может один русский» стоит «как может только казак».

Если дело пойдет так и дальше, то дойдет и до «Какой украинец не любит быстрой езды!»

На самом деле, ни происхождение писателя, ни тематика его произведений не могут служить критерием определения принадлежности его к той или иной культуре. Боюсь, что на самом деле Гоголь - украинский писатель не более, чем Обама - кенийский политик или Пушкин - эфиопский поэт. Точно так же нельзя считать Пушкина булгарским романтиком, хотя он и он написал замечательную повесть «Кирджали» или Толстого - романтиком чеченским за «Хаджи-Мурата».

Мало того, даже язык, на котором пишет писатель, не обязательно определяет его принадлежность к соответствующей культуре. То, что Тарас Шевченко не только дневники, а и прозаические произведения писал на русском языке, вовсе не превратило его в русского писателя и не помешало ему быть одним из основателей украинской литературы. А вспомните гениальных писателей Латинской Америки, которые все пишут на испанском, но вовсе не становятся от этого испанскими писателями.

Надо полагать, вопрос о принадлежности того или иного писателя к той или иной национальной культуре куда более сложен, чем могут себе вообразить бывшие специалисты в области истории КПСС. Конечно, язык их произведений играет огромную роль, но вовсе не ключевую. Вплоть до того, что большинство сегодняшних писателей, пишущих на украинском языке, являются явными врагами украинской культуры, ее могильщиками, да и в прошлом таковых было немало, как впрочем, и врагов русского народа среди русских писателей.

Национальная литература вовсе не является совокупностью произведений пишущих на соответствующем языке писателей. Национальная литература - это живой организм, при определенных обстоятельствах рождающийся, растущий, достигающий зрелости и, часто, увы, дряхлеющий, и даже погибающий. То, что любая национальная литература рождается, а, значит, и погибает, бесспорно. Вопрос только в том, как она развивается - нормально или не очень. От этого зависит, как она погибнет - просто сгниет или «отойдет в вечность». Отойти в вечность - это значит погибнуть как национальная литература, для того, чтобы превратиться в достояние мировой культуры. Как, к примеру, литература древних греков или римлян.

Далеко не всякая национальная культура в состоянии родить такого рода литературу, но это не может быть ни предметом гордости для той нации, которая все-таки сумела этого добиться, ни причиной стыда для нации, которой с литературой повезло несколько меньше. Передовой нацией является не та нация, которая сумела побольше дать мировой культуре (хотя всякая нация именно к этому и должна стремиться), а та, которая сумела побольше освоить, сделать своими, из достижений других культур. Конечно же, сделать своими не так, как мы имеем в разбираемом случае, когда вместо того, чтобы поднимать украинскую культуру до тех вершин, которые намечены этим писателем, и которые имеют действительно мировой значение, стараются опустить Гоголя до того хуторянско-бюрократического уровня, на котором находится сегодняшняя украинская «национальная элита».

Итак, национальная литература - организм, единое целое, а не совокупность «клеток». Но любому, кто учился в школе, известно, что единицей биологического развития является не организм, а вид. То есть, национальная культура сама по себе не может развиваться. Она выступает исключительно как преходящий момент в развитии мировой литературы, которая, в свою очередь, собственного развития не имеет, а выступает как отражение развития общества в целом.

Какое же место занимает творчество Гоголя в этом развитии?

Можно смело сказать, что никакого особого места не занимают в развитии мировой литературы так называемые украинские повести Гоголя. При всем том, что невозможно не признать романтически-героического великолепия «Тараса Бульбы», неповторимой колоритности «Вечеров», они не представляют собой ничего оригинального с точки зрения содержания литературного процесса. Они полностью укладываются в рамки уже перестающего быть к тому времени модой европейского романтизма. Это не значит, конечно, что они не имели никакого значения для развития русской литературы или для становления самого Гоголя как писателя. Это значит только то, что, не преодолей Гоголь эту ступень в своем творчестве, нам и спорить бы сегодня было не о чем, и даже украинским националистам он показался бы неинтересным.

Дело в том, что в своем романтизме Гоголь сугубо реакционен. Реакционность - это еще не приговор для писателя. Бальзак субъективно тоже был реакционером, точно так же, как и Лев Толстой. Но одно дело - быть реакционером, когда литературный процесс в целом уже идет по восходящей линии, когда он отражает смерть старой эпохи и рождение нового, и другое - когда на долю писателя-реакционера выпадает только заложить основы такого периода в национальной литературе. В первом случае, писатель, даже если он и горько оплакивает смерть горячо любимого им старого порядка и искренне нападает на новое, этим самым он лишь лишний раз подтверждает неизбежность смены старого новым. Кроме Толстого и Бальзака, к числу такого рода писателей можно отнести, скажем, М.Булгакова.

Совсем другое дело, когда новое еще не родилось и литература призвана его только предвосхитить. Здесь реакционные увлечения, особенно романтического характера, будут означать творческую смерть даже для самого гениального писателя.

Подобное гоголевскому увлечение романтикой казаччины пережил в начальный период своего творчества Т. Шевченко. Но ему удалось успешно преодолеть эту «детскую болезнь». И вот что об этом писал Иван Франко:

«Невозможная вещь, чтобы Шевченко, живя в то время в Петербурге, не увлекся той большой волной прогрессивного движения, чтобы его горячая молодая душа не повернула тоже в новом направлении, тем более, что его собственные мужицкие симпатии давно тянули его в ту сторону. Поэтому неудивительно, что против наплыва этих новых идей более давние его казацкие идеалы бледнеют, что его узкий украинский национализм плавно превращается сам в себе, перерождается в любовь ко всем славянам, угнетаемым чужими, а дальше в любовь ко всем людям, угнетаемым цепями социального неравенства, неправды и неволи...

С одной стороны украинский национализм, избавившись от староказацкой закваски, расширяется и углубляется в настоящий украинский патриотизм, в истинную «гражданскую скорбь» над теперешней печальной судьбой Украины, в могущественный гнев на ее угнетателей. Но это уже не тот формальный патриотизм, который мы видели на первом этапе творчества Шевченко. Этот новый патриотизм нашего поэта не заключается уже в воспоминаниях о «славном минувшем», гетьманских булавах, жупанах и войнах. Он основывается сознательно и твердо на любви ко всем людям, на желании общечеловеческого братства, на сочувствии ко всем угнетенным и обиженным, среди которых первая и самая близкая сердцу поэта его родная Украина».

Путь Гоголя был гораздо сложнее. У него не было и не могло быть настоящих «мужицких симпатий», ведь он плоть от плоти пан, а не мужик.

Да, Гоголь восхищается Украиной, скажем, в «Сорочинской ярмарке», но он восхищается ей как барин, как скучающий образованный бездельник, как собственник. Почему такого рода произведения нравилось и царю, и петербуржской публике. Гоголь не видел и видеть не хотел «в тій хаті пекло».

Зато Гоголь ясно увидел и первым описал «пекло» мелкочиновного Петербурга, невежественной, нищей, забитой русской провинции. Сам Гоголь не предлагает никакого выхода. Гоголь - не Шевченко, он к топору не призовет, бога не проклянет. Мало того, в 1846 году он публикует «Выбранные места из переписки с друзьями», в которых отказывается от прежних своих критических взглядов, призывает к христианскому смирению и полностью поддерживает существующие порядки, за что был нещадно быт Белинским в его знаменитых «Письмах к Гоголю»:

«Вы не заметили, что Россия видит свое спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиетизме, а в успехах цивилизации, просвещения гуманности. Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, сколько веков потерянного в грязи и навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а со здравым смыслом и справедливостью, и строгое, по возможности, их исполнение...

Вот вопросы, которыми тревожно занята Россия в ее апатическом полусне! И в это время великий писатель, который своими дивно-художественными творениями так могущественно содействовал самосознанию России, дав ей возможность взглянуть на самое себя как будто в зеркале, - является с книгою, в которой во имя Христа и церкви учит варвара-помещика наживать от крестьян больше денег, ругая их "неумытыми рылами"!..»

Это действительно был позор и трагедия великого писателя. Но этот позор не имел уже никакого значения. Реакционер Гоголь опоздал с раскаянием, да и не имеет раскаяние в такого рода делах никакого значения. Из его «Шинели» вышла вся русская литература. И это уже был свершившийся факт. Никто, даже сам Гоголь не мог вернуть ее обратно, в дошинельные, жупанные и шароварные времена.

А вот здесь нужно вернуться к вопросу об отношении Гоголя к украинской литературе. Если быть точным, то из «Шинели» ведь вышла не только русская, но и украинская литература. Может, не всегда напрямую, а опосредовано, иногда отставая от русской, а иногда и опережая (поэта, который бы имел влияние не просто на образованную публику, а на народ, такое как Шевченко, не только русская, но и всякая другая литература, пожалуй, не знала), но бесспорным является то, что современная украинская литература родилась как одно из прогрессивных направлений литературы русской.

Уже другой вопрос - куда вышла из «Шинели» русская и украинская литература. Одна часть как первой, так и второй вышла вперед и привела через «критический реализм» к революции, а другая вышла и пошла блукать куда-то в сторону, а то и назад.

И блудит она до сих пор. Современные украинские «гогольянцы» до «Шинели» просто не дошли. Да она их и не интересует. Их не волнует ни трагедия «маленького человека», которую первым вывел на литературную сцену Гоголь и чем он велик, ни мировоззренческая трагедия самого писателя, не выдержавшего напряжения тех противоречий, которые он вывел в своих лучших произведениях. Их волнует только его слава, и они желают ею попользоваться в своих конъюнктурных интересах.

По-хорошему, их нельзя назвать даже предателями типа гоголевского Андрия. Последний все-таки предавал ради любви и смог достойно принять кару за свое преступление. Эти же, предавая беспрестанно исключительно ради собственной выгоды, всегда оказываются обвинителями, всегда они при власти, чувствуют себя в полном праве распоряжаться всем - человеческими судьбами и судьбами страны, душами людей, историей народа и его культурным наследием.

Все, за что они возьмутся, вянет на глазах, превращается в могильный прах. Сейчас они пытаются умертвить Гоголя.

И, увы, мы не можем сказать им уверенно - не выйдет! Очень даже может выйти. Ведь умертвить даже нечто очень великое намного легче, чем родить даже нечто малое, но жизненное.

Чтобы спасти Гоголя от этих бюрократических «упырей и вурдалаков», недостаточно доказать, что он все-таки русский, а не украинский писатель. Ведь дело, в конце концов, вовсе не в этом. Русские националисты вполне достойны своих украинских «братьев меньших» и проповедуют такую же дикость, только большего масштаба.

Чтобы спасти Гоголя как для русской, так и для украинской культуры, нет иного пути, кроме как возродить и продолжить ту прогрессивную, революционную линию в литературе, которая, выйдя из его «Шинели», в свое время поднялась до самых вершин человеческого духа. Поднялась, чтобы подобно Гоголю, низвергнуться в пропасть клерикализма, мистицизма, низкопоклонства перед власть имущими. Но так же, как на смену Гоголю пришли молодые, дерзкие и бесстрашные литературные бойцы, так и сегодня, рано или поздно, появятся те, кто подхватит брошенное знамя действительной культуры и поведет свои народы на борьбу за истинное, а не призрачное счастье.