Литература мечты

2009-03-17 Иван Лемешко

В повести «Понедельник начинается в субботу» Стругацкие изображают путешествие в описываемое будущее. Этот прием служит им для остроумного высмеивания штампов как отечественной, так и зарубежной фантастики. Тем не менее, ни Стругацкие, ни их коллеги по писательскому цеху не сомневались в том, что будущее изображать все-таки надо, в том числе и отдаленное. Все они не сомневались в своей способности создать правдоподобный образ будущего, хотя согласия относительно принципов изображения не было (например, Ефремов и Стругацкие придерживались противоположных взглядов на то, каким следует описывать человека будущего).

Между тем, правомерно поставить вопрос так: способны ли наши современники создать правдоподобный образ будущего? Очевидно, сама постановка вопроса сразу исключает из числа кандидатов в «реалисты» почти всех западных писателей-фантастов (здесь и далее речь идет именно о научной фантастике, понимаемой достаточно узко: технофэнтези - это уже не НФ). Их будущее, как было замечено уже давно, - это просто настоящее, но в космическом (или кибернетическом) антураже. Разумеется, было бы, по меньшей мере, странно ждать от массы западных писателей осознания того, что возможен принципиально новый тип отношений между людьми. Кроме того, как художественный прием, изображение настоящего под видом будущего имеет право на существование, так же, как вообще оправдано описание невозможного в литературе (яркий пример - так называемый «магический реализм»). Но если писатель, живописуя воротил межзвездных финансов, или, скажем, феодализм в галактическом масштабе, думает, что потомки удивятся точности, с которой они, потомки, изображены, то он слишком плохо думает о следующих поколениях. На людей, представление которых о будущем сложилось под воздействием такой, строго говоря, ненаучной фантастики, бывает жалко смотреть. Рассуждая о будущем, они безнадежно запутываются в, казалось бы, элементарных вещах. Хорошая иллюстрация: периодически вспыхивающие дискуссии о необходимости освоения космоса, у некоторых участников которых главный аргумент в пользу полетов - прибыль, которая, в конце концов, должна быть от них получена!

В свою очередь, у тех из писателей, которые знали или хотя бы догадывались о том, что в будущем, по крайней мере, достаточно отдаленном, не будет императорских гаремов и монашеских орденов, возникал вопрос: а что же тогда будет? Писать-то ведь о чем-то надо! Пытались делать по-разному: и переносить в будущее типы лучших современников, и конструировать характеры, исходя из своих представлений об идеале человека. Конечно, ни один из этих выходов выходом на самом деле не является: ясно, что люди будущего отличаются, во-первых, от современников, а во-вторых, от всего того, что современники могут нафантазировать, хотя бы и с самыми благими намерениями. У фантазии просто не найдется материала, из которого можно было бы вылепить образ будущего, похожий на правду. И если образы современников в будущем хотя бы не лишены живости, то «сконструированные» потомки получаются похожими на статуи: такие же холодные и совершенные.

«Что же делать?», - закономерный вопрос, который задает себе осознавший все это писатель-фантаст. Делать, разумеется, нужно то, что вообще делают люди, осознавшие недостижимость какой-либо цели: начать преследовать достижимые цели. В свое время в нашей литературной критике раздавались пренебрежительно-брезгливые голоса против так называемой «фантастики ближнего прицела». А ведь только такой временной масштаб и дает возможность сколько-нибудь достоверно выписать психологию персонажей. Кроме того, существует жанр альтернативной истории - фантастика по форме, историческая проза по существу.

Попытки же изобразить достоверно отдаленное, но от этого не менее светлое будущее и его обитателей не просто безнадежны. Они вредны. Вредны тем, что, будучи выполнены талантливо, формируют у читателя устойчивый образ будущего. А этот образ - так легко врезающийся в память - имеет мало общего с действительным обликом грядущего. Если еще можно спорить о том, оправдывает ли цель средства, то ложная цель уж точно никакие средства не оправдывает.

Фантастику иногда определяют как литературу мечты, и к ней в полной мере относятся слова Писарева: «Моя мечта может обгонять естественный ход событий или же она может хватить совершенно в сторону, туда, куда никакой естественный ход со­бытий никогда не может прийти. В первом случае мечта не приносит никакого вреда; она может даже поддерживать и усиливать энергию трудящегося человека... В подоб­ных мечтах нет ничего такого, что извращало или парализовало бы рабочую силу. Даже совсем напротив. Если бы человек был совершенно лишен способности мечтать таким образом, если бы он не мог изредка забегать вперед и созерцать воображением своим в цельной и законченной картине то самое творение, которое только что начинает складываться под его руками, - тогда я решительно не могу представить, какая побуди­тельная причина заставляла бы человека предпринимать и доводить до конца обшир­ные и утомительные работы в области искусства, науки и практической жизни... Разлад между мечтой и действительностью не приносит никакого вреда, если только мечтаю­щая личность серьезно верит в свою мечту, внимательно вглядываясь в жизнь, сравни­вает свои наблюдения со своими воздушными замками и вообще добросовестно работа­ет над осуществлением своей фантазии. Когда есть какое-нибудь соприкосновение ме­жду мечтой и жизнью, тогда все обстоит благополучно».