Спать хочется (А.П. Чехов)

2013-06-03 Кристина Москаленко

После официозной шумихи вокруг Дня защиты детей сложно не вспомнить обо всем, что касается пока еще маленьких людей. Но и в любой другой день, каждый день, необходимо помнить о человеческом отношении к любому представителю человечества. И если сегодня кажется, что дети в нашей стране пользуются всем необходимым для жизни, стоит вспомнить о селах вроде Зеленой балки (Кировоградщина), где живет только один ребенок и общение с другими детьми для него становится роскошью. Или же о тех детях, которые становятся жертвами родителей, пытающихся сделать из своих маленьких чад больших гениев. Такие дети видят только своих нянь и учителей, в трехлетнем возрасте они обязаны уметь рисовать и понимать сложные художественные произведения, иначе - родители не рады такому ребенку. Уже не говоря о тех детях, которые становятся жертвами психологического и физического насилия в семье, которых эксплуатируют больше взрослых, не удовлетворяя не только их потребность в еде или тепле, а и даже в не столь затратной потребности - во сне.

Хотелось бы еще раз напомнить читателям о том, что среди взрослых живут и маленькие люди. Им необходимо предоставлять все возможности для нормальной жизни и развития. Не потому, что они совсем беззащитные, и мы можем самоутвердиться, помогая слабым. Часто маленькие люди сами могут решить, как им поступить в той или иной ситуации, чтобы избавиться от неприятных ощущений, от страданий. Но причиной своих бед дети чаще всего считают внешние факторы, которые им в конкретной ситуации не дают жить. И если взрослый на секундочку забывает, что рядом с ним живет еще один человек, с чувствами которого стоит считаться, то не помнить об этом он будет совсем недолго. Не говоря уже о том, что в некоторых ситуациях, в которых часто оказываются дети, не только не хотел бы оказаться взрослый, но и не смог бы выстоять столько, сколько удается маленьким. Интересно то, что такие ситуации как раз показывают, что в мире нечеловеческих отношений нет нормального для отдельной человеческой души выхода из сложившихся условий.

Наглядно иллюстрирует страшную и трагическую человеческую жизнь рассказ одного из знатоков «детской души» Антона Павловича Чехова. «Рассказец», как сам Чехов называл свое произведение, был оценен по заслугам не сразу. Многие критики называли этот рассказ «неправдоподобным», а сюжет «искусственным». Защищая рассказ Чехова, в письме к И.И. Горбунову-Посадову от 29 марта 1891 года А.И. Эртель писал: «С вашим мнением о рассказике Чехова согласиться не могу. Почему вы думаете, что убийство ребенка ополоумевшей нянькою вещь искусственная? Это бывает и не редко, а в рассказе, насколько помнится, „преступление" вытекает очень логически из предшествовавшего душевного состояния девочки. Кстати. В сегодняшнем № „Русских ведомостей" я как раз прочитал такой же факт: нянька-подросток обкормила ребенка фосфорными спичками. Можно бы сказать, что в этом ничего нет поучительного... Но так ли? Лишнее напоминание о том, что детей нельзя обременять непосильным трудом, что душа детская - нечто сложное и требующее к себе бережи и внимания - напоминание об этом есть уже поучение» (Записки ГБЛ, вып. 8, М., 1941, стр. 95).

Рассказ «Спать хочется» был очень высоко оценен Л. Н. Толстым. О Чехове он говорил так: „У него мастерство высшего порядка. Я перечитывал его рассказы, и с огромным наслаждением. Некоторые, например, „Детвора", „Спать хочется", „В суде" - истинные перлы» (А. Гольденвейзер. Вблизи Толстого. М., 1959, стр. 68). Как сообщал Чехову 25 мая 1903 г. И. Л. Толстой, рассказ «Спать хочется» был отнесен Толстым к числу лучших рассказов «первого сорта».

Предлагаем читателям также познакомиться с одним из лучших рассказов о несчастной детской судьбе «Спать хочется».

СПАТЬ ХОЧЕТСЯ

Ночь. Нянька Варька, девочка лет тринадцати, качает колыбель, в которой лежит ребенок, и чуть слышно мурлычет:

Баю-баюшки-баю,

А я песенку спою*...*

Перед образом горит зеленая лампадка; через всю комнату от угла до угла тянется веревка, на которой висят пеленки и большие черные панталоны. От лампадки ложится на потолок большое зеленое пятно, а пеленки и панталоны бросают длинные тени на печку, колыбель, на Варьку*...* Когда лампадка начинает мигать, пятно и тени оживают и приходят в движение, как от ветра. Душно. Пахнет щами и сапожным товаром.

Ребенок плачет. Он давно уже осип и изнемог от плача, но всё еще кричит и неизвестно, когда он уймется. А Варьке хочется спать. Глаза ее слипаются, голову тянет вниз, шея болит. Она не может шевельнуть ни веками, ни губами, и ей кажется, что лицо ее высохло и одеревенело, что голова стала маленькой, как булавочная головка.

Баю-баюшки-баю, - мурлычет она, - тебе кашки наварю*...*

В печке кричит сверчок. В соседней комнате, за дверью, похрапывают хозяин и подмастерье Афанасий*...* Колыбель жалобно скрипит, сама Варька мурлычет - и всё это сливается в ночную, убаюкивающую музыку, которую так сладко слушать, когда ложишься в постель. Теперь же эта музыка только раздражает и гнетет, потому что она вгоняет в дремоту, а спать нельзя; если Варька, не дай бог, уснет, то хозяева прибьют ее.

Лампадка мигает. Зеленое пятно и тени приходят в движение, лезут в полуоткрытые, неподвижные глаза Варьки и в ее наполовину уснувшем мозгу складываются в туманные грезы. Она видит темные облака, которые гоняются друг за другом по небу и кричат, как ребенок. Но вот подул ветер, пропали облака, и Варька видит широкое шоссе, покрытое жидкою грязью; по шоссе тянутся обозы, плетутся люди с котомками на спинах, носятся взад и вперед какие-то тени; по обе стороны сквозь холодный, суровый туман видны леса. Вдруг люди с котомками и тени падают на землю в жидкую грязь. - «Зачем это?» - спрашивает Варька. - «Спать, спать!» - отвечают ей. И они засыпают крепко, спят сладко, а на телеграфных проволоках сидят вороны и сороки, кричат, как ребенок, и стараются разбудить их.

Баю-баюшки-баю, а я песенку спою*...* - мурлычет Варька и уже видит себя в темной, душной избе.

На полу ворочается ее покойный отец Ефим Степанов. Она не видит его, но слышит, как он катается от боли по полу и стонет. У него, как он говорит, «разыгралась грыжа». Боль так сильна, что он не может выговорить ни одного слова и только втягивает в себя воздух и отбивает зубами барабанную дробь:

Бу-бу-бу-бу*...*

Мать Пелагея побежала в усадьбу к господам сказать, что Ефим помирает. Она давно уже ушла и пора бы ей вернуться. Варька лежит на печи, не спит и прислушивается к отцовскому «бу-бу-бу». Но вот слышно, кто-то подъехал к избе. Это господа прислали молодого доктора, который приехал к ним из города в гости. Доктор входит в избу; его не видно в потемках, но слышно, как он кашляет и щелкает дверью.

Засветите огонь, - говорит он.
Бу-бу-бу*...* - отвечает Ефим.

Пелагея бросается к печке и начинает искать черепок со спичками. Проходит минута в молчании. Доктор, порывшись в карманах, зажигает свою спичку.

Сейчас, батюшка, сейчас, - говорит Пелагея, бросается вон из избы и немного погодя возвращается с огарком.

Щеки у Ефима розовые, глаза блестят и взгляд как-то особенно остр, точно Ефим видит насквозь и избу и доктора.

Ну, что? Что ты это вздумал? - говорит доктор, нагибаясь к нему. - Эге! Давно ли это у тебя?
Чего-с? Помирать, ваше благородие, пришло время*...* Не быть мне в живых*...*
Полно вздор говорить*...* Вылечим!
Это как вам угодно, ваше благородие, благодарим покорно, а только мы понимаем*...* Коли смерть пришла, что уж тут.

Доктор с четверть часа возится с Ефимом; потом поднимается и говорит:

Я ничего не могу поделать*...* Тебе нужно в больницу ехать, там тебе операцию сделают. Сейчас же поезжай*...* Непременно поезжай! Немножко поздно, в больнице все уже спят, но это ничего, я тебе записочку дам. Слышишь?
Батюшка, да на чем же он поедет? - говорит Пелагея. - У нас нет лошади.
Ничего, я попрошу господ, они дадут лошадь.

Доктор уходит, свеча тухнет, и опять слышится «бу-бу-бу»... Спустя полчаса к избе кто-то подъезжает. Это господа прислали тележку, чтобы ехать в больницу. Ефим собирается и едет*...*

Но вот наступает хорошее, ясное утро. Пелагеи нет дома: она пошла в больницу узнать, что делается с Ефимом. Где-то плачет ребенок, и Варька слышит, как кто-то ее голосом поет:

Баю-баюшки-баю, а я песенку спою*...*

Возвращается Пелагея; она крестится и шепчет:

Ночью вправили ему, а к утру богу душу отдал*...* Царство небесное, вечный покой*...* Сказывают, поздно захватили*...* Надо бы раньше*...*

Варька идет в лес и плачет там, но вдруг кто-то бьет ее по затылку с такой силой, что она стукается лбом о березу. Она поднимает глаза и видит перед собой хозяина-сапожника.

Ты что же это, паршивая? - говорит он. - Дитё плачет, а ты спишь?

Он больно треплет ее за ухо, а она встряхивает головой, качает колыбель и мурлычет свою песню. Зеленое пятно и тени от панталон и пеленок колеблются, мигают ей и скоро опять овладевают ее мозгом. Опять она видит шоссе, покрытое жидкою грязью. Люди с котомками на спинах и тени разлеглись и крепко спят. Глядя на них, Варьке страстно хочется спать; она легла бы с наслаждением, но мать Пелагея идет рядом и торопит ее. Обе они спешат в город наниматься.

Подайте милостынки Христа ради! - просит мать у встречных. - Явите божескую милость, господа милосердные!
Подай сюда ребенка! - отвечает ей чей-то знакомый голос. - Подай сюда ребенка! - повторяет тот же голос, но уже сердито и резко. - Спишь, подлая?

Варька вскакивает и, оглядевшись, понимает, в чем дело: нет ни шоссе, ни Пелагеи, ни встречных, а стоит посреди комнатки одна только хозяйка, которая пришла покормить своего ребенка. Пока толстая, плечистая хозяйка кормит и унимает ребенка, Варька стоит, глядит на нее и ждет, когда она кончит. А за окнами уже синеет воздух, тени и зеленое пятно на потолке заметно бледнеют. Скоро утро.

Возьми! - говорит хозяйка, застегивая на груди сорочку. - Плачет. Должно, сглазили.

Варька берет ребенка, кладет его в колыбель и опять начинает качать. Зеленое пятно и тени мало-помалу исчезают и уж некому лезть в ее голову и туманить мозг. А спать хочется по-прежнему, ужасно хочется! Варька кладет голову на край колыбели и качается всем туловищем, чтобы пересилить сон, но глаза все-таки слипаются и голова тяжела.

Варька, затопи печку! - раздается за дверью голос хозяина.

Значит, уже пора вставать и приниматься за работу. Варька оставляет колыбель и бежит в сарай за дровами. Она рада. Когда бегаешь и ходишь, спать уже не так хочется, как в сидячем положении. Она приносит дрова, топит печь и чувствует, как расправляется ее одеревеневшее лицо и как проясняются мысли.

Варька, поставь самовар! - кричит хозяйка.

Варька колет лучину, но едва успевает зажечь их и сунуть в самовар, как слышится новый приказ:

Варька, почисть хозяину калоши!

Она садится на пол, чистит калоши и думает, что хорошо бы сунуть голову в большую, глубокую калошу и подремать в ней немножко*...* И вдруг калоша растет, пухнет, наполняет собою всю комнату, Варька роняет щетку, но тотчас же встряхивает головой, пучит глаза и старается глядеть так, чтобы предметы не росли и не двигались в ее глазах.

Варька, помой снаружи лестницу, а то от заказчиков совестно!

Варька моет лестницу, убирает комнаты, потом топит другую печь и бежит в лавочку. Работы много, нет ни одной минуты свободной.

Но ничто так не тяжело, как стоять на одном месте перед кухонным столом и чистить картошку. Голову тянет к столу, картошка рябит в глазах, нож валится из рук, а возле ходит толстая, сердитая хозяйка с засученными рукавами и говорит так громко, что звенит в ушах. Мучительно также прислуживать за обедом, стирать, шить. Бывают минуты, когда хочется, ни на что не глядя, повалиться на пол и спать.

День проходит. Глядя, как темнеют окна, Варька сжимает себе деревенеющие виски и улыбается, сама не зная чего ради. Вечерняя мгла ласкает ее слипающиеся глаза и обещает ей скорый, крепкий сон. Вечером к хозяевам приходят гости.

Варька, ставь самовар! - кричит хозяйка.

Самовар у хозяев маленький, и прежде чем гости напиваются чаю, приходится подогревать его раз пять. После чаю Варька стоит целый час на одном месте, глядит на гостей и ждет приказаний.

Варька, сбегай купи три бутылки пива!

Она срывается с места и старается бежать быстрее, чтобы прогнать сон.

Варька, сбегай за водкой! Варька, где штопор? Варька, почисть селедку!

Но вот наконец гости ушли; огни тушатся, хозяева ложатся спать.

Варька, покачай ребенка! - раздается последний приказ.

В печке кричит сверчок; зеленое пятно на потолке и тени от панталон и пеленок опять лезут в полуоткрытые глаза Варьки, мигают и туманят ей голову.

Баю-баюшки-баю, - мурлычет она, - а я песенку спою*...*

А ребенок кричит и изнемогает от крика. Варька видит опять грязное шоссе, людей с котомками, Пелагею, отца Ефима. Она всё понимает, всех узнает, но сквозь полусон она не может только никак понять той силы, которая сковывает ее по рукам и по ногам, давит ее и мешает ей жить. Она оглядывается, ищет эту силу, чтобы избавиться от нее, но не находит. Наконец, измучившись, она напрягает все свои силы и зрение, глядит вверх на мигающее зеленое пятно и, прислушавшись к крику, находит врага, мешающего ей жить.

Этот враг - ребенок.

Она смеется. Ей удивительно: как это раньше она не могла понять такого пустяка? Зеленое пятно, тени и сверчок тоже, кажется, смеются и удивляются.

Ложное представление овладевает Варькой. Она встает с табурета и, широко улыбаясь, не мигая глазами, прохаживается по комнате. Ей приятно и щекотно от мысли, что она сейчас избавится от ребенка, сковывающего ее по рукам и ногам*...* Убить ребенка, а потом спать, спать, спать*...*

Смеясь, подмигивая и грозя зеленому пятну пальцами, Варька подкрадывается к колыбели и наклоняется к ребенку. Задушив его, она быстро ложится на пол, смеется от радости, что ей можно спать, и через минуту спит уже крепко, как мертвая*...*