Культура чувств в эпоху отчуждения
2012-12-26 Татьяна Мацёха
Каково значение искусства для самого человека? Для того человека, который его создает, и для того человека, который его созерцает? Должно ли истинное искусство совмещать в себе и красоту, добро, и истину, или же искусство призвано для совсем иной цели, порой даже само того не понимая.
Перед современным человеком стоит сверхсложная задача: «Видеть своими глазами то, что лежит перед ними», как говорил Гёте. Не пассивно воспринимать всё, что ему преподноситься за правду, а суметь отличить обман от истины. Ведь человеку дана великая возможность видеть в окружающем мире неизмеримо больше, чем кому-либо другому, ибо его взором управляет не органическая потребность его тела, а усвоенные им потребности развития общественно-человеческой культуры.
Как отмечает Ильенков: «Уметь видеть мир по-человечески – значит, уметь видеть его глазами другого человека, глазами всех других людей». Именно отсюда и вырастает та самая психическая способность, которая называется человеческим воображением (фантазией, интуицией). И если уж говорить о воспитании воображения, то особую, огромную, и не всегда учитываемую роль, здесь играет искусство.
Но стоит заметить, что современное искусство обучает человека пассивному созерцанию, ведь личности уже не остается места для проявления своего личного воображения. Но ведь пассивно «потребляя» плоды искусства, сила воображения не только не формируется, но прямо противоположно этому – убивается, приводя человека к эстетической слепоте. Лишь пропуская всё, что мы созерцаем через призму своей души и чувств, мы способны стать личностями с развитым воображением, с развитым чувством красоты. И если в поле зрения такой личности попадет некрасивая вещь, то она вызовет в ней соответственную реакцию – чувство отвращения, гнев, смех, иронию и т.п., но никак не безразличие.
Нынешнее искусство – это искусство постмодернизма. Но постмодернизм – это, по сути, продолжение всем хорошо знакомого модернизма, который впервые дает о себе знать, прежде всего, ломкой классических традиций и уж вслед за тем, отрицанием традиции как таковой. Я бы даже сказала, что модернизм, в своей первоначальной форме, выражал бунт общества против назревавшего отчуждения, правда, это был «бунт на коленях».
Положение и значение данного искусства менялось от десятилетия к десятилетию, и вот сегодня постмодернизм прочно вошел в наш экономический и культурный быт, мало того - его стали воспринимать как должное в нашей повседневной жизни. Массовая реклама создает искусственный спрос на общественные фантомы, заменяющие произведения искусств их иллюзией.
Ещё Гегель говорил, что в разные эпохи на первый план выходят разные ценности человека. Так, например, в древности в Индии и Китае приоритетными оказались духовные потребности, вследствие чего родились мировые религии и философии. Это - символическая эпоха духа, потом - классическая стадия, художественная, в ней превалировало искусство (пример - Древняя Греция). Третью стадию Гегель называет романтической, но, в то же время ее можно назвать рационалистической. Это - эпоха последнего тысячелетия, когда разум человечества устремился в науку и технику, а также в новый мир – в мир товарно-денежных отношений. И вот сегодня процесс достиг апогея: новое общество деформирует и науку, и искусство, постепенно их разлагая, и в тоже время не прекращая процесс целенаправленного разрушения самого себя.
В ХХІ столетии значение искусства для каждого отдельно взятого человека резко упало, и на то имеются существенные причины. Ведь взгляд современного творца «прекрасного» деформировался до такой степени, что теперь главный смысл своей деятельности он видит уже не в изменении окружающего мира во имя общественного идеала, а лишь в изменении способа изображения или же «способа виденья мира». И когда находятся художники, которые кричат, что эпатируют публику с целью пробудить её нравственное начало искаженностью и ущербностью своих работ, то в первую очередь они вводят в заблуждение самих себя, потому как человек, глубоко чувствующий, ощутит лишь призрение и отвращение к данному искусству, а человек, лишенный способности чувствовать, останется таким же безразличным и безучастным к данным произведениям искусства, как и к жизни в целом.
Напоследок хочу добавить, что человеку, который всё это созерцает сознательно, понимая суть данного явления, стоить помнить лишь то, что подлинная культурная революция не имеет ничего общего с разрушением старой культуры и созданием постмодернистской «антикультуры». Поэтому не стоит разделять постмодернизм на хороший или плохой, ведь сам по себе он прежде всего является формой эстетической адаптации человека к условиям отчужденного мира.
Данное искусство стоит оценивать лишь с точки зрения отражения в нем противоречия современного строя человеческой сущности, а нисколько не со стороны его мнимого культурного значения, или того хуже – его красоты.