Короли и передник

2012-06-07 Иван Лемешко

*И молвил Морж: "Пришла пора

Подумать о делах:

О башмаках и сургуче,

Капусте, королях,

И почему, как суп в котле,

Кипит вода в морях".

Л. Кэрролл*

Нельзя сказать, что английский юмор плохо знаком нашему читателю. Он видел постановки пьес Шекспира и Бернарда Шоу, зачитывался романами Свифта, Диккенса и Теккерея, следил за плаванием по Темзе троих человек и собаки, ему многое говорят слова «летающий цирк Монти Пайтона». Небольшое напряжение памяти даст ему возможность вспомнить о существовании - если не о деталях сюжета - романа «Тристрам Шенди», цикла произведений о Дживсе и Вустере (как книг, так и сериала) и творчества Т. Пратчетта и Д. Адамса, и даже об английском фарсе он имеет представление (а именно, о «Тетке Чарли»).

В этом ряду имеется трудно объяснимый пробел - плоды совместной работы либреттиста Уильяма Гилберта и композитора Артура Салливана (эти произведения принято называть опереттами, хотя очень трудно объяснить, почему «Стражники» - оперетта, а «Запорожец за Дунаем» - опера). Либретто русских дореволюционных постановок чаще всего были переводами немецких переводов, причем уже немцы позволяли себе весьма вольно обращаться с текстом. После 1917 года театр Леся Курбаса в Харькове, правда, осуществил постановку самого известного произведения Гилберта и Салливана - «Микадо», но сделал это в манере, особенно модной в 20-х годах: постановка харьковского коллектива не просто отличалась от оригинала - в ней трудно найти общие с оригиналом черты.

Между тем, популярность этих оперетт у англоязычной части человечества очень велика, гораздо больше, чем можно предположить по аналогии с их популярностью в остальном мире. Дело дошло до того, что найти видеозапись профессионального исполнения гораздо сложнее, чем запись любительской постановки, да и среди профессиональных постановок многие сделаны совсем не в духе Гилберта и Салливана. Цитаты из гилбертовских текстов встречаются в самых неожиданных местах, таких, как эпиграфы к главам трехтомника «Методы математической физики». Не остались в стороне и американцы: два патриарха американской фантастики взяли в качестве названия для своих рассказов буквально одну и ту же строчку из «Микадо».

Как часто бывает, вначале ничто не предвещало такого прочного успеха. Первый плод сотрудничества Гилберта и Салливана, «Феспид», был одной из многих пьес, призванных развлекать публику на рождество 1871 года. Сами авторы, по-видимому, не придавали ему большого значения - в частности, музыка к нему не сохранилась. Но уже следующее их совместное произведение, одноактный «Суд присяжных», первоначально предназначавшееся для сопровождения «Периколы» Оффенбаха, положило начало английской оперетте вообще и многолетнему сотрудничеству Гилберта и Салливана в частности (впрочем, можно привести веские аргументы в пользу того, что это одно и то же). Уже в этой драматической кантате, как называли ее сами авторы, проявились многие характерные черты их совместного творчества. Это и абсурдный (конечно, скорее в духе Льюиса Кэрролла, чем Эжена Ионеско) сюжет: дело о нарушении брачного обещания рассматривается в Суде казначейства; решение, которое удовлетворило бы обе стороны, означает двоеженство и не проходит из-за ссылки на прецеденты времен царствования Якова II (1685-1688); разъяренный судья, которому «скоро надо уходить», находит радикальный выход - женится на отвергнутой невесте. И первенство текста по отношению к музыке (в этом английская оперетта резко отличается от континентальной). Наконец, именно с «Суда присяжных» начинается волна популярности Гилберта и Салливана: в повести «Трое в лодке, не считая собаки» Гаррис по ошибке поет куплеты судьи (к сожалению, в советской экранизации этот эпизод не имеет ничего общего с книгой).

Следующая совместная работа, «Волшебник», состояла уже из двух актов, как и все последующие оперетты (кроме трехактной «Принцессы Иды»), пользовалась умеренным успехом и послужила Айзеку Азимову материалом для одного из рассказов. Непосредственно последовавший за «Волшебником» «Передник» пользовался громадным успехом у публики, в том числе американской, и даже в наши дни остается одной из самых популярных английских оперетт. Популярность его была настолько велика, что многие труппы ставили «Передник» иногда в сильно переделанном виде, и с тех пор варианты исполняются едва ли не чаще оригинала.

Высмеиванию подвергаются милые сердцу каждого английского патриота порядки на флоте. Сэр Джозеф, Первый лорд адмиралтейства (прототип которого легко угадывался современниками) гордится тем, что добился чина, совершенно не разбираясь в деле, которым он назначен руководить, и советует всем поступать так же. Капитан гордится джентльменским способом общения с моряками; впрочем, сэр Джозеф не считает этот способ особенно джентльменским и заставляет капитана сопровождать команды оборотом «окажите милость». Матросы гордятся тем, что их коллега Ральф успешно борется с «соблазнами принадлежать другой нации и остается англичанином».

При этом арсенал приемов создания смешного, которыми пользуются авторы, чрезвычайно широк. В хореографии, в жестах и мимике актеров дает себя знать происхождение английской оперетты от фарса, в то время как в тексте присутствует и игра на контрасте между обстоятельствами речи и способом выражения, и непомерно пышное викторианское красноречие в устах простого моряка, и строки, которые заставляют вспомнить из всего творчества Кэрролла даже не о Морже и Плотнике, а о Бармаглоте.

За «Передником» последовали пользовавшиеся не меньшим успехом «Пензанские пираты», продолжающие традицию доведения до абсурда юридической казуистики: согласно формулировке контракта, Фредерик освобождается от обязанностей подмастерья в свой 21-й день рождения. Родился он 29 февраля и, таким образом, действие контракта заканчивается по достижении им 84-х лет. Не пощадили авторы ни английскую полицию, ни национальный культ лордов и королевы, а куплеты генерал-майора, в которых он признается в компетентности в какой угодно области, кроме собственно военного дела (да и в других областях его знаний хватает только на салонные игры), стали, вероятно, самым популярным материалом для любительской переделки.

Наши современные подростки - фанаты деятелей искусства в кавычках и без - могут сильно удивиться, если узнают, что их предшественники образца 1881 года стали предметом шуток на сцене театра Opéra Comique. Оскара Уайльда и его последователей было легко пародировать, чем и воспользовались Гилберт и Салливан в оперетте «Пэшенс». И хотя они были явно несправедливы к автору «Портрета Дориана Грея», изобразив его человеком, для которого искусство не так важно, как толпы поклонниц, правдивым остается образ самих этих толп, с необычайной легкостью меняющих одного кумира на другого.

В «Пиратах» авторы еще относительно мягко намекали на абсурдность такого явного пережитка средневековья, как верхняя палата английского парламента. Упущенное было наверстано в «Иоланте». Сказочная сюжетная оболочка не заслоняет центрального коллективного образа - палаты лордов во главе с лордом-канцлером. Во время наполеоновских войн она «ничего особенно не делала и делала это очень хорошо», тем не менее, исход войны был благоприятным для Англии, а значит, надо продолжать в том же духе. Вынужденные терпеть простого пастуха в качестве члена парламента, лорды особенно остро чувствуют собственную ненужность и в финале покидают наш бренный мир.

От сохранившегося по нелепому капризу истории пережитка Гилберт и Салливан переходят к новомодной в их эпоху теме феминизма и пишут «Принцессу Иду». Феминистки в «Иде» изображены слишком радикальными даже с точки зрения XXI века - их взгляды просто-напросто зеркально отражают самые грубые мужские шовинистические предрассудки, причем сами они этим предрассудкам во многом соответствуют. Само собой разумеется, что с таким гарнизоном выдержать осаду замка войском мужчин невозможно, и принцесса, покинутая соратницами, сдается, не выдержав страданий своего отца, находящегося в заложниках (его подвергают ужасным мучениям - не дают повода для проявления недовольства). Борьба полов заканчивается к всеобщему удовольствию. Конечно, нельзя сводить тему борьбы женщин за свои права к карикатурным образцам феминизма, но как же часто приходится в наши дни видеть таких «борцов за права хромосомного набора ХХ», перед которыми меркнет даже самая необузданная фантазия людей позапрошлого века!

Некоторые люди в то время думали, что «Принцесса Ида» была началом угасания творческих способностей наших авторов, но их лучшие годы были еще впереди. Следующая после «Иды» оперетта, «Микадо», считается самой известной и самой популярной опереттой Гилберта и Салливана. Г. К. Честертон сравнивал ее с «Путешествиями Гулливера»; и действительно в образе сказочной страны (а опереточная Япония мало напоминает реальную) проступает все та же Англия с ее печально известными традициями взаимоотношений полов, коррупцией и некомпетентностью представителей верхов (чего стоит один только палач, хотевший месяц тренироваться на животных, начиная с морских свинок для того, чтобы набраться решимости казнить человека) и бюрократизацией, из-за которой бумажка становится важнее человека (тот же палач в конце концов решил, что можно обойтись и без казни, сфабриковав отчет о ней).

Сменившая «Микадо» на сцене театра «Савой» оперетта «Раддигор» не пользовалась успехом своего предшественника, возможно, из-за сравнительной узости своей темы. Она пародировала популярные в то время пьесы с налетом мистицизма (по-видимому, ближайший их аналог в современности - «романтические» фильмы про вампиров), доводя до абсурда штампы такого рода постановок. Например, в них главный злодей (часто носящий титул баронета) ломает жизнь несчастной девушки; в оперетте младший брат находит старшего и с радостью передает ему вместе с титулом обязанность портить девушкам жизнь.

Уставший от легкого жанра Салливан все настойчивее стремился написать полноценную оперу, и среди всех его оперетт следующая за «Раддигором», «Стражники», ближе всех стоит к оперному жанру. «Стражники» не содержат гротескно-абсурдных поворотов сюжета и экстравагантной хореографии. Скорее эта «оперетта» (здесь особенно остро чувствуется условность всяческих границ) напоминает о шекспировских пьесах, тем более, что ее действие отнесено в XVI век; в ней нет стандартного «счастливого» финала; скорее, счастье одних покупается ценой страданий и даже смерти других. Тем не менее, руку Гилберта распознать легко: ирония сквозит даже в мрачных ситуациях, но, как и в жизни, она не спасает от печального исхода.

После хмурого лондонского неба «Стражников» настала очередь безоблачных южных небес «Гондольеров». Авторы возвращаются к созданию образов и ситуаций, достаточно абсурдных, чтобы вызвать улыбку, но всё же достаточно прозрачно намекающих на реальную жизнь. Особенно запоминается превращение герцогом Пласа-Торо собственного титула в средство производства и та скорость, с которой республиканцы-революционеры Марко и Джузеппе смягчают свое отношение к монархии, как только им сообщают, что один из них на самом деле король.

«Гондольеры» еще не успели сойти со сцены, как серьезная ссора между Гилбертом и Салливаном сильно затруднила их совместную работу. Тем не менее, очередная оперетта - «Корпорация «Утопия»» не провалилась в свое время и продолжает ставиться в наши дни. Интересный факт: в то время как газета консервативной партии характеризовала музыку «Утопии» как гнетущую, Бернард Шоу нашел ее самой приятной из всех оперетт Салливана. Причина этого, скорее всего - либретто. Образ маленького тихоокеанского острова Утопия, который становится более английским, чем сама Англия, дает возможность Гилберту показать родную страну как бы в зеркале. Неофиты англизации доходят до того, что каждый житель становится обществом с ограниченной ответственностью, а венчает их усилия копирование английской политической системы, что завершает англизацию и окончательно приносит «болезни в изобилии, бесчисленные тяжбы, переполненные тюрьмы, непрекращающийся беспорядок в армии и флоте и, говоря коротко, общее и небывалое процветание!».

Несмотря на то, что последняя оперетта, «Великий герцог», не имела успеха, творчество Гилберта и Салливана продолжает цениться многими нашими современниками. Оно заслуживает этого: редко где можно встретить такое удачное сочетание не плоского и не пустого юмора, поднимающегося временами до сатиры, с музыкой, заставляющей текст звучать еще выразительнее. Сбылось предсказание Стравинского: английская оперетта пережила Британскую империю.