Развитие марксистской концепции человека в работах Э. В. Ильенкова

2012-04-25 Дмитрий Самардак

Вопрос «Что такое человек?» обычно мало волнует счастливых людей. И это неудивительно, ведь счастье и есть тот пока еще довольно редкий в мировой истории случай, когда человек обретает самого себя в действительном мире, когда его сущность осуществляется не на уровне понятий и слов, а на деле. Глупо предаваться рефлексии в такие моменты: отвлекает, да и некогда. Но еще глупее уклоняться от нее «до» и «после» счастья, какой бы заманчивой ни казалась тогда перспектива угасания сознания и растворения в отрекающейся от разума реальности.

Сегодня невозможно по-настоящему разобраться в судьбах человека без обращения к творческому наследию Ильенкова. И дело тут не только в философской глубине его работ, их значении для истории мысли. Дело, прежде всего, в той роли, которую мысль Ильенкова играет в истории практической борьбы человечества за Идеал.

Эвальд Васильевич был марксистом, продолжателем дела Ленина в философии, выполнившим завет Ильича о материалистической переработке диалектики Гегеля на основании исследования «Капитала» Маркса. Так можно было бы кратко охарактеризовать историческое содержание его деятельности, хотя такая характеристика и заключает в себе очень много неясного. Прежде всего, вызывает сомнения слово «марксизм». И неспроста, ведь это одно из тех - самых главных - слов, которым суждено нести людям не мир, но меч.

Дефиниция вряд ли спасет положение, хотя и может послужить началом разговора. Именно в этом качестве приведем следующее: марксизм - это вера в человека. Деятельная убежденность в актуальной возможности его «земного, нерелигиозного воскресения»[13,стр.17] к подлинной жизни, основанная на конкретном, то есть историческом, постижении его сущности.

Корни этой мировоззренческой позиции уходят в эпоху Возрождения, когда было провозглашено право человека на посюстороннее счастье, и он «снова стал расправлять крылья своей мечты, чтобы взлететь к восходящему солнцу, чтобы парить над голубыми волнами Средиземного моря, вдыхать свежий ветер, чтобы наслаждаться могуществом своей мысли, своих рук, своей здоровой, не искалеченной постом и молитвой, плоти». [5, стр.57]

Впрочем, расправить крылья удалось ненадолго, великие идеалы Гуманизма вскоре разбились о суровую капиталистическую действительность, предвестниками которой они, в сущности, и выступали. Против мечты восставало ее собственное осуществление. И природа человека, «потребности и желания здоровой нормальной плоти» [5,стр.58], которые раньше воспринимались как залог его освобождения, теперь все чаще казались основаниями его рабства и неустранимой причиной «войны всех против всех».

Когда стало угасать солнце буржуазной революционности, на смену ему уже восходило новое солнце революционности пролетарской. Именно в этот исторический момент и возник марксизм с его последовательно-революционным пониманием сущности человека как «исторически развивающейся совокупности всех общественных отношений»[6,стр250]. Человек не создан ни богом отцом, ни матерью природой, человек творит себя сам [5,стр.43], изменяя для этой цели мир. Поэтому, если с производством человека возникают проблемы, если получается сплошной брак, то причины такого печального положения следует искать не в гневе небес и не в греховности падшей плоти с ее иррациональными инстинктами, а в самом способе производства человека, в способе организации данного ансамбля общественных отношений.

Капитализм как высшая стадия развития частной собственности, как частная собственность, возведенная в абсолют, является также наиболее законченной формой отчуждения человека от самого себя. Люди тут соединены в одно целое посредством своего разъединения, односторонней обособленности и ущербности. «Разделение труда становится все более дробным, все меньшая доля совокупного богатства культуры достается каждому отдельному человеку, все беспомощнее оказывается он перед коллективными силами человечества... стихийно-коллективная сила людей растет за счет деятельных сил индивида».[5, стр.136]

Самому индивиду, заключенному в тиски этого способа производства, может казаться вечным и естественным такое положение вещей, причем он зачастую мнит себя при этом вполне полноценным и даже «свободным» субъектом. Но важно, как известно, не то, что кажется, а то, что есть. «Индивидуальная независимость частных лиц порождает полную зависимость от так называемого мирового рынка»[14,стр.105], а в капиталистическом разделении труда, в редукции человека к функции, нет абсолютно ничего естественного. От природы каждый индивид потенциально универсален, ведь «основная особенность биологии человека заключается именно в отсутствии заранее предопределенной генами специализации к тому или другому способу жизнедеятельности» [6,стр.371]

Более того, только в меру своей актуальной универсальности, то есть того, насколько полно данному индивиду удается овладеть всеми богатствами человеческой культуры, всей совокупностью деятельных способностей человечества, он и является человеком, личностью. А вовсе не в меру того, сколько в его распоряжении находится денежного эквивалента абстрактного труда.

Частная собственность, при которой развитие общества в целом становится возможным только лишь за счет деградации огромной массы отдельных его представителей, достигает в капитализме не только высшей точки своего развития, но и своего предела. Это видно хотя бы по тому, что при гниющем (современном) капитализме развиваются не столько одни люди за счет других людей, сколько средства производства за счет производителей, машина за счет человека. Однако с точки зрения марксизма этот предел не совпадает с концом истории «становления природы человеком». [15,стр.117]

Марксисты убеждены, что у человеческого общества есть будущее, что возможен принципиально иной мир, где свободное развитие каждого будет являться неотъемлемым условием свободного развития всех, где каждый человек сможет стать личностью, где производство никогда больше не будет целью существования человека, а лишь средством для его самосовершенствования. Они верят, что конец «гражданского общества» - это лишь начало «обобществившегося человечества».

Такова концепция человека у Маркса и у последовательного марксиста Ильенкова. Правильна ли она? Вот в чем вопрос. Есть ведь другое мнение, в поддержку которого можно привести великое множество доказательств. Это концепция «ослепленного тьмой» бывшего немецкого коммуниста Артура Кестлера [6,стр. 456]. Согласно его взгляду, человек - вовсе не то необходимое звено в системе «всеобщего взаимодействия»[6,стр.421], в котором материя мыслит и одухотворяет саму себя. Совсем наоборот, человек - это ошибка, случайность. Просто крохотный огонек в ночи, рожденный, чтобы погаснуть. Тупиковая ветвь...

Ильенков был современником Кестлера. Когда Кестлер работал в министерстве информации Великобритании и рекламировал свой роман о моральном крахе коммунизма, Эвальд Васильевич участвовал во взятии Берлина. А впоследствии они окончательно разошлись по разные стороны баррикад великой битвы за содержание понятия «человек».

Выяснить, кто же из них был прав в этом суровом диалоге, невозможно, если руководствоваться при этом эмоциями. «Мы знаем только то, что сами можем сделать»,- говорил Аристотель. «Критерием истинности понятия (его конкретности)... выступает только практика,- активное, целенаправленное изменение предмета».[4,стр.188-189]. И понятие «человек» не исключение.

Правоту Кестлера подтверждает эмпирия, стоит просто раскрыть глаза. И мы сейчас не имеем никакого морального права «осуждать» его за то, что он утратил веру в людей в условиях гитлеровской Германии и неоспоримых ошибок Коминтерна. А вот правоту Ильенкова, по всей видимости, опровергает сама история, ведь марксисты довольно долго пытались изменить человека в согласии со своим пониманием его сущности, и «ничего-то у них не получилось, кроме массы жертв и разочарований».

Интересен, однако, тот факт, что Ильенков хорошо знал и про жертвы, и про разочарования, даже лучше нас, нынешних, знал. Взять хотя бы довольно известные строки из его письма А.В. Суворову: «Тяжкая оно, сознание, вещь, когда мир не устроен по-человечески, а ты знаешь, как он может быть устроен. А тебя не слушают, над тобой даже смеются, обзывают утопистом. Нельзя ни в коем случае поддаваться минутам отчаяния»[6,стр. стр.447]. Почему же он, несмотря на такие минуты, все равно оставался марксистом, когда другие просто «отбывали номер» и занимались себе при этом спокойненько кто экзистенциализмом, кто позитивизмом, кто и тем и другим одновременно? Почему он верил в человека и боролся за него? Боролся до тех пор, пока хватало душевных сил, которые у отдельных представителей беспокойного человеческого рода, увы, не бесконечны.

Много кто считает, что виной тому было его доброе сердце. «Он имел одно виденье недоступное уму». Хотелось верить, вот и верил. Конечно, спорить о наличии у Ильенкова доброго сердца не приходится, как и о его желании верить в конечное торжество справедливости. Но ведь с этими вещами можно поступать по-разному. Можно, например, поверить в бога и постричься в монахи. Или же ожидать тысячелетнего царства либерализма, в котором сам капитализм себя настолько отрегулирует, что перестанет быть капитализмом, то есть системой эксплуатации и обезличивания. Много ведь есть разных вариантов...

Ильенков был и оставался марксистом потому, что овладел диалектическим методом мышления. А ведь без этого и правда никак нельзя в нашем грешном мире: если будешь «отвлекать общие признаки» от налично существующих индивидов, то тут никакой юношеский идеализм не выдержит и превратится в свою противоположность - в истерику и мировую скорбь. Развить и сохранять веру в человека можно, как мы уже сказали, только на основании конкретного понимания его сущности.

И чтобы его достичь, нужно рассматривать факты не в их абстрактной изолированности, а в качестве исчезающих моментов определенного развивающегося целого. Только так можно понять, к примеру, не только «какими люди есть?», но и «почему они такими стали?» и, соответственно, «какими они могут стать?» Да и не все факты можно рассматривать как равнозначимые. Лукач пишет: «Само собой разумеется, что всякое познание действительности исходит из фактов. Вопрос лишь в том, какая данность жизни и в какой методологической взаимосвязи заслуживает того, чтобы приниматься в качестве значимого для познания факта» [12,стр.108] Не все представители человечества в равной степени выражают природу целого. Ведь мелкое предательство какого-нибудь бывшего пламенного комсомольца, который теперь преуспевающий бизнесмен - это факт, но ведь и Спартак, убивающий свою лошадь, чтобы показать товарищам, что «Это есть наш последний и решительный бой», это тоже факт, и если про миллионы бывших комсомольцев очень скоро забудут, то про одного-единственного Спартака будут помнить до тех пор, пока будет существовать на этой планете хоть одно «мыслящее тело».

Что касается кризиса освободительного движения в XX веке, то тут тоже важен конкретно-исторический подход. Ильенков ведь не просто видел, что «не получается». Это мало для кого было секретом. Он показывал почему не получается, в какие вопросы упирается революционная практика и что в связи с этим должна делать революционная теория. Показательными в этом смысле являются работы философа в области политэкономии социализма, где его особенно беспокоил вопрос о товарном производстве.

Ильенков решительно выступал против того течения советской политэкономии, представители которого утверждали, будто «товарное производство вместе с выражающими его категориями не привносится извне, не порождается «недоразвитостью» отношений социализма. Оно внутренне присуще развитым, последовательно социалистическим отношениям производства» [4,стр.420]. С его точки зрения наличие в СССР товарно-денежных отношений объясняется как раз таки «недоразвитостью» социализма, как той стадии развития общества, на которой «коммунизм еще не успел до конца преодолеть все остатки и последствия прежних форм разделения (или «объединения») общественного труда, - в том числе и различия между городом и деревней, между квалифицированным и неквалифицированным трудом, и т.д. и т.п., которые и не дают нашему обществу возможности уже сегодня навек распрощаться со «стоимостью».[4,стр.423]

Таким образом, Ильенков исходил из необходимости развития теоретического понимания экономической сущности социализма, которое бы позволило определить, какие элементы экономической системы СССР можно отнести к социалистическим, а какие представляют собой наследие капитализма, с которым нужно бороться уже на первой фазе коммунизма, чтобы она могла впоследствии перерасти во вторую. «Товарники» же «обобщали» реально существующие в СССР отношения и считали, что раз, например, в СССР действует закон стоимости, то это есть социалистическое явление и сферу его действия нужно не ограничивать, а наоборот, всячески расширять за счет повышения эффективности хозрасчета и материальной заинтересованности трудящихся[1,стр.108-125], что вело к постепенному восстановлению рыночных отношений. Сразу оговоримся, что по нашему мнению исторические корни этой весьма влиятельной школы советской экономической науки были даже глубже, чем это, по всей видимости, казалось Ильенкову.

Академик Островитянов говорит в одном из своих докладов: «Положение Маркса и Энгельса о том, что в социалистическом обществе не будет товарно-денежных отношений, господствовало среди марксистов до победы социалистической революции и опыта построения социализма в СССР».[1,стр.9] В самом деле, в «Критике Готской программы» Маркс писал: «В обществе, организованном на началах коллективизма, основанном на общем владении средствами производства, производители не обменивают своих продуктов; столь же мало труд, затраченный на производство продуктов, проявляется здесь как стоимость этих продуктов, как некое присущее им вещественное свойство, потому что теперь, в противоположность капиталистическому обществу, индивидуальный труд уже не окольным путем, а непосредственно существует как основная часть совокупного труда».[7,стр.14]. Однако Маркс и его последователи заблуждались, что неудивительно, ведь они не были академиками, лауреатами всяческих премий и председателями бюро Научного совета по проблеме «Экономические закономерности развития социализма и его перерастания в коммунизм». «Маркс и Энгельс ставили этот вопрос в общей форме и в отдаленной перспективе. Их постановка вопроса является совершенно правильной для высшей фазы коммунизма. Однако для социалистической стадии развития она не подтвердилась» [1,стр.11]

Чтобы разобраться, кто же тут был прав: Маркс или опытные академики, нужно продвинуться чуть дальше вглубь истории, а именно к 1936-ому году, когда в качестве официальной и непререкаемой догмы было провозглашено учение о том, что социализм в СССР уже построен. Для адекватной оценки этого теоретического положения важно, прежде всего, выяснить, что такое социализм, в чем его специфическое отличие от переходного периода диктатуры пролетариата. Ведь нужны же критерии, позволяющие отличить общество, в котором социализм существует в качестве уже достигнутого этапа движения, а не только лишь как его направление, господствующая тенденция, иначе мы рискуем называть состоявшимся социализмом все, что нам почему-либо понравится, а ведь для теории это смерть. Согласно Ленину «Социализм - это уничтожение классов»[11,стр.279]. В том числе и пролетариата, диктатура которого «будет не нужна, когда исчезнут классы», а соответственно рабочее государство должно будет по достижении этой стадии неуклонно отмирать. Здесь Ленин продолжает Маркса, который писал, что уже на первой фазе коммунистического общества «каждый является только рабочим, как и все другие» [7,стр.15] (уже не пролетарием, а просто рабочим).

Только в таком обществе и может исчезнуть распределение продуктов труда в форме обмена товаров, ведь «если вещественные условия производства будут составлять коллективную собственность самих рабочих, то в результате получится и распределение средств производства, отличное от современного». [7,стр.16]

Как обстояли дела со всем вышеперечисленным в СССР? Классы уничтожены не были даже, так сказать, официально, хотя «грани между рабочим классом и крестьянством, равно как между этими классами и интеллигенцией» были объявлены «стирающимися».[2,стр.512], Это - во многом верное утверждение, если только абстрагироваться от того факта, что прослойка интеллигенции включала в себя прослойку бюрократии, а в любом деле важен не только формальный результат, но и тот способ, которым этот результат был достигнут. «Правительственная машина или государство» не отмирала, а, наоборот, в силу не снимающегося разделения труда укрепляла «свой собственный, обособленный от общества организм» [7,стр.24] Мелкотоварное производство было практически ликвидировано, но только за счет развития крупнотоварного, ведь колхозы, например, по словам Сталина, «не хотят отчуждать своих продуктов иначе как в виде товаров, в обмен на которые они хотят получить нужные им товары» [3,стр.16]

В силу сохранения технической отсталости СССР по сравнению с наиболее развитыми и наиболее враждебными социализму капстранами, советская промышленность была вынуждена отдавать подавляющее преимущество производству средств производства перед производством продуктов личного потребления, а потому рабочему приходилось выступать не в качестве непосредственной цели производства, а в качестве его средства.

Что касается собственности, то, по словам Ильенкова, «формально-юридическое обобществление собственности, учреждаемое революцией, есть всего-навсего первый (хотя и необходимо первый этап действительного обобществления»[6,стр.163], а ведь даже на формально-юридическом уровне в СССР существовали две формы собственности на средства производства: «государственная - общенародная и колхозная»[3,стр.16]. Что до реальности коллективного использования рабочими средств производства, то здесь уместно вспомнить слова Маркса: «Мнимая коллективность, в которую объединялись до сих пор индивиды, противопоставляла себя им как нечто самостоятельное... В условиях действительной коллективности индивиды в своей ассоциации и посредством нее обретают вместе с тем свободу».[8,стр.60] Зачатки подлинной коллективности ослабевали по мере отстранения масс от управления государством, в результате чего «общественное дело» не превращалось в «мое личное дело», а «государство вооруженных рабочих» в силу распространения в его организме раковой опухоли «бюрократического извращения» [9,стр.106] постепенно перерождалось в «государство чиновников»[10,стр.97]

Идеологически-пропагандистский тезис о «построенности социализма», превратившийся впоследствии в утверждения о его «победе» (в то время как победившим социализмом может быть назван только коммунизм), «развитости» и «необратимости социалистических завоеваний»[17,стр.592], все больше расходился с повседневной жизнью простых людей, что вело к дискредитации социализма и превращению его в «сказку о красивом будущем»[5,стр. 311], подобную иконе, которой молятся в воскресенье, чтобы предаваться пороку в понедельник. Как пишет С.Н Мареев: «И доярке, и инженеру объясняли и внушали, что социализм - это первая фаза коммунизма, когда от каждого по способностям и каждому по его труду... И каждый сидел и слушал, а про себя думал: когда же это кончится, наконец, и можно будет пойти домой к жене, которая жалуется, что мало денег приносишь, и к детям, которые тоже хотят то того, то этого, и обязательно импортного и фирменного...»[16,стр.283]

Зачем же мы привели здесь всю эту длинную и скучную лекцию по «научному коммунизму»? Конечно, не для того, чтобы в очередной раз потоптаться по гробу СССР - одного из двух величайших государств в истории (первым были Афины), жизнь и смерть которого дала столько неоценимого опыта для будущих побед человечества. Топтаться и без нас есть кому. Но чтобы «мертвый не хватал живого», нужно все же тщательно разобраться в том, что такое «первая фаза коммунизма» и какое именно отношение она имеет к истории XX-го века. Ведь без этого совершенно невозможно будет понять, почему, если социализм - это способ производства человека будущего, в качестве конечного продукта развития СССР получилась толпа озверевших мещан, массово устремившихся к недосягаемому горизонту «американской мечты», втаптывая попутно в грязь все святое.

Дело не в несостоятельности социализма как общественной системы, не в неизменной эгоистичности человеческой природы. Ильенков ведь тоже не продукт генетической мутации, а такой же биологически обычный человек, как и все мы. А вот эгоистом он почему-то не был. Дело просто в том, что построить социализм пока не удалось. И не потому, что это невозможно. Просто никто и не обещал, что будет легко, а опыта подобного рода строительства до XX-го века не существовало. История сотворения человеком самого себя - это не сфера действия непререкаемых механических законов, а результат сознательного творчества масс, опирающегося на более или менее адекватно понятые объективные закономерности. Теперь мы понимаем их лучше, и значит, обязаны лучше строить, ведь наши старшие товарищи добывали это знание очень дорогой ценой. Да и какая еще у нас альтернатива?

Честный теоретик Эвальд Васильевич Ильенков ставит нас, своих читателей, перед выбором: либо «Библия», либо «Капитал» [4,стр.446]:. Либо человек, стоящий на коленях в вечном ожидании истинной жизни, либо человек, подымающийся с колен, чтобы завоевать себе право на эту жизнь. И это как раз тот случай из учебника по школьной логике, когда третьего не дано.

Список использованной литературы:

1. «Закон стоимости и его использование в народном хозяйстве СССР» Под редакцией Я.А. Кронрода, Госполитиздат, 1959

2. И.Сталин Вопросы ленинизма, издание одиннадцатое, ОГИЗ 1945

3. И.Сталин Экономические проблемы социализма в СССР. Госполитиздат, 1952

4. Ильенков Э.В. Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении. Москва, «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997

5. Ильенков Э.В. Об идолах и идеалах. 2-е издание. Киев, «Час-Крок»,2006

6. Ильенков Э.В. Философия и культура. Москва, Политиздат,1991

7. К.Маркс и Ф. Энгельс Избранные произведения в трех томах, т. 3

8. К.Маркс и Ф. Энгельс Избранные произведения в трех томах, т.1

9. Ленин В.И. Собрание сочинений, том 44

10. Ленин В.И. Собрание сочинений, том 33

11. Ленин В.И. Собрание сочинений, том 39

12. Лукач Георг. История и классовое сознание. Исследование по марксистской диалектике. Москва, «Логос-Альтера»,2003

13. М. Лифшиц Диалог с Эвальдом Ильенковым. (Проблема идеального). - М.: Прогресс-Традиция 2003

14. Маркс К. Экономические рукописи 1857-1861гг. Часть 1. Москва, Политиздат,1980

15. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т 42

16. Э. В. Ильенков; [под ред. И45 В. И. Толстых]. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2009 (Философия России второй половины XX в.)

17. Экономическая энциклопедия Политическая Экономия, том 3, «Советская энциклопедия», Москва, 1979