Размышления по поводу и по существу. Часть 5
2008-12-19 В. А. Босенко (Валерий Босенко)
Раскрытие рассматриваемых вопросов о взаимоотношении естествознания и философии было бы неполным, если не сказать о некоторых острых кризисных периодах в развитии естественных наук, в том числе и упомянутой биологической науки. Тем более, что не обошлось здесь без философской некомпетентности ученых (и естествоиспытателей, и философов), которые активно (и даже слишком) взялись за проблемы, решение которых при существующем у них способе мышления (а это мышление т.н. "здравого смысла", "здравого рассудка", который годится для четырех стен домашнего обихода, но плохой советчик в науке) оказалось невозможным.
Подобные ситуации - кризиснейшие - также можно охарактеризовать как то, что охватывается известным выражением: "Диалектика мстит задним числом за пренебрежение к ней". Это будет повторяться снова и снова, до тех пор, пока представители науки не овладеют-таки диалектическим мышлением. Мы уже упоминали об опасности эмпиризма, подстерегающей науку, предостережениях Энгельса и Ленина на этот счет и их рекомендациях представителям науки на будущее. К сожалению, мало кто внял этим предостережениям. Отсюда не заставил себя ждать кризис в естествознании, который грянул в первые годы XX века (в физике). Затем новая волна в 20-е годы, когда разразилась известная дискуссия под эгидой журнала "Под знаменем марксизма" во главе с его редактором - А.К.Тимирязевым. То был в основном разгул эмпиризма и откровенного механицизма, с которым отождествляли материализм. Эти "волны" (кризисные) - показатель того, что естествоиспытатели явно не справляются с овладением диалектическим мышлением, иначе таких повторений не было бы. Ударная сила каждой последующей волны все больше.
Во второй половине сороковых годов - очередная волна, на гребне которой оказалась биологическая наука. Разрушительные последствия немалые. Но это еще не "девятый вал" и тем более не всесокрушающее "цунами". Последние еще впереди, и под ударом окажется, видимо, более сложная форма движения, чем органическая. Одно ясно - зарождаются "тайфуны" все по той же причине, в конечном счете, - от несоответствия (большого "перепада") способа мышления способу производства. Последнее стало создавать принципиально новые вещи, невиданные в природе, новые технологии (в химии, например, сотни новых химических соединений, не имеющих аналогов в естественной природе). Все это требует соответственных общественных отношений, которые пока остались товарными. Способ же мышления остается таким же, который был сработан на основании деятельности на уровне привязывания камня к палке и преобразования действительности посредством таких орудий и примитивных общественных отношений.
Некоторое время ученые не замечают разрушительного действия такого несоответствия, пока находятся в центре раскручивающейся спирали - "глаз тайфуна", где царит обманчивая тишина. И вдруг - смерчевой столб.
Но "вернемся к нашим баранам" - в биологическую науку конца сороковых. В потрясающей (и сотрясающей все и вся) дискуссии было ярко продемонстрировано несоответствие господствующего в умах естествоиспытателей способа мышления, метода познания (который оставался метафизическим, эмпирическим) уровню требований и задач объективного развития науки и практики. Нельзя сказать, что здесь имело место явное пренебрежение к философии, к диалектике. Наоборот, только и было на устах и на слуху славословие в адрес материализма и диалектики, и притом часто искреннее, уважительное, но до понимания действительной действенной диалектики как логики и теории познания и, значит, до материализма диалектического дело не доходило. И беда была не просто в излишней демонстрации верноподданничества. Многие искренне считали, что и в самом деле достаточно признавать и почаще произносить, что материя первична, а сознание вторично, выражать уверенность, что мир познаваем, - и ты готовый материалист. Если уверовал во всеобщий характер диалектических законов (куда ни кинь - в диалектику попадешь), кругом полным-полно противоречий, не возражаешь, что количество переходит в качество, можешь привести примеры наличия законов во всех трех сферах (примеры часто дежурные, переходящие из учебника в учебник, обслуживающие каждый из законов, вроде тепловой и световой стадии яровизации пшеницы или травопольной системы севооборота) - ты "законченный диалектик". Характерно (скорее, бесхарактерно), что, если на первых порах показателем твоей методологической компетентности считалось положительное отношение к травопольной системе, то через некоторое время - отрицательное. Вот такая "диалектика" получалась. Что было, то было.
Каждый естествоиспытатель в подтверждение своей методологической компетентности стремился найти как можно больше примеров в своей отрасли, "подтверждающих положения диалектики". Искали и, самое интересное, "находили" (что-то вроде скачкообразного превращения пшеницы в рожь или безобразного превращения пеночки в кукушку). Кто ищет - тот всегда найдет. - Sigwerimus reperimus (этого вам не понять, как сказал бы известный юморист; это латынь (соответствует нашему "Стучите - и вам откроют")). И "стучали", нужно сказать, некоторые любители здорово.
Кстати, именно диалектической категории "скачок" больше всего доставалось от доморощенных "диалектиков". Сколько было бесплодных споров по проблеме скачкообразного развития в биологии. И все потому, что не понимали подлинной диалектической категориальной природы этого понятия. Если другие категории не позволяли бесцеремонно обращаться с собой первому встречному, ибо от них с самого начала веяло предостерегающей сложностью, то в данном случае все казалось так просто: кто не знает, что такое скачок (в бытовом, рассудочном содержании этого слова), бери и ищи вокруг соответствующие картины под свое представление о скачке, что-то похожее на прыжок - этакий эталонный образ, под который примериваются бытующие в действительности аналоги, с его внешними наглядными характеристиками вроде резкости, быстроты и т. п.
Те, кто не видел чувственным образом таких свойств (в органическом мире, например), уверенно отрицали наличие скачков в этой области. Даже Дарвин, как было сказано, считал так и постоянно повторял, что природа не делает скачков.
Те, кто уверовал в наличие скачков, ради "спасения авторитета" диалектики искали наглядные картины, отвечающие представлению о скачке.
Таким, обученным на сведeнии к сумме примеров "диалектикам" и в голову не приходило, что то, что называется "скачком" в диалектическом понимании, не имеет видимости и непредставимо. Здесь неприменимы такие, взятые из бытового лексикона параметры, как "быстрота протекания", "резкость", "длительность", "разовость", похожесть на "взрыв от детонации" (получившие распространение и претендующие на роль показателя скачка). Упрямое стремление найти-таки аналоги, бытующие в созерцаемой природе, и таким образом "подтвердить" важное положение диалектики и ее материалистичности (которая, кстати, вовсе не нуждается в "подтверждении", тем более в форме подбора примеров), приводило к искусственным, уродливым созданиям картин, вроде "превращения граба в лещину".
Могут сказать: это вы теперь такие умные и храбрые, демонстрируете запоздалое знание тонкостей в проблеме скачкообразности развития, а тогда, небось, как все барахтались в мире предположений, альтернативных положений и вариантов ( к тому же с оглядкой на авторитеты) да рыскали по закоулкам природы в поисках "свежих", "оригинальных", "актуальных", "подтверждающих" примеров или, если и могли позволить себе (или вам) сметь свое мнение иметь, то помалкивали в тряпочку, не считая "целесообразным" и "своевременным" "дразнить гусей" или "быка" (второе лучше подходит в качестве образа тогдашнего президента ВАСХНИЛ). Отвечать на подобные вопросы в предлагаемых очерках не имеет смысла. Общеизвестно положение: об ученых не судят по тому, что они о себе говорят, тем более задним числом. Читайте их статьи, книги тех лет и делайте выводы.
Кто не помнит эти напряженные, затяжные, перманентные дискуссии. Часто это были бури в стакане воды по результативности. Иногда - общесоюзная куча-мала рождала мышь. Вместе с тем шло нарастание противоборства дискутантов, эскалация обострения не знала границ.[1]
На заведомо ложном основании (сплошь эмпирическом) получить какой-то выход в высшее было невозможно.
При этом и тем, кто "видел" навалом вокруг подтверждающие диалектику примеры и "признавал" родимую диалектику, и тем, кто их в упор не видел и на этом основании сомневался насчет всеобщности диалектики, было неведомо, что все они не правы, ибо исходили из неверных - эмпирических позиций, оставаясь на которых в принципе невозможно надеяться на постижение истинной диалектики и овладение диалектическим методом. Даже тому, кто клятвенно заверяет, что видел собственными глазами в природе, в действительности диалектику (противоречие, развитие и т.п.), не следует верить, ибо то была только кажимость, являющаяся, говоря словами Гегеля, результатом "коварства" и проделок рассудка.
Нетрудно заметить, что каждый раз после очередной кризисной ударной волны, среди наносного философского мусора, ила и грязи, сопутствующих обычно такому "стихийному бедствию", всплывают на поверхность претендующие на новизну всевозможные "измы" (достойные отправки в помещение для нечистот), среди которых с удивительным постоянством появляется спиритуализм. А это верный признак - показатель, что в кругах естествоиспытателей постоянно живет хворь эмпиризма, абстрактного материализма. Спиритуализм - это, в конечном счете, его работа, его родное дитя. Абстрактный материализм - это абстрактный спиритуализм, предупреждали и Энгельс, и Ленин.
Общеизвестно, что почти "всю дорогу" поле, на котором развертывалось развитие биологической науки, постоянно было полем борьбы (часто борни в стиле нанайских мальчиков). Особенно в описываемые времена. Но если бы то была борьба в диалектическом смысле этого понятия (что вполне естественно и понятно)! Хуже, что это поле порой превращалось в поле брани. И не в смысле перебранки словесной, а так, что было усеяно это поле в итоге... мягко говоря, совсем не лавровыми венками, а такими, что от "группы товарищей". Встречи коллег-ученых хотя и назывались "симпозиумами", но меньше всего были похожи на то, что изначально скрывалось за таким словом (в переводе "легкая, веселая, беззаботная пирушка"). На тех "пирушках" соучастники-оппоненты порой прямо-таки "кушали" друг друга и были уверены, что именно таким способом отстаивают авторитет науки, а то и развивают последнюю. Но подобные победные "пиры" соответственно обеспечивали пиррову победу для науки.
Некоторые биологи и философы не от шибко высокой научной культуры привыкли видеть в каждой очередной научной конференции, созываемой для решения научных проблем, приглашение "кушать подано!" и устремлялись делать то, зачем заведомо и прибыли, - "откушивали" коллег.
Научная истина некоторых участников мало интересовала. Важна была победа над поверженным "противником". И в этом вся ожидаемая результативность, удовлетворенность - от участия в борьбе (в "потасовке'", "свалке"), а также оправдание командировочных расходов. Решение научных проблем в такой ажиотажной обстановке (атмосфере) оттеснялось на второй (а то и подальше) план, главным становилось для многих выяснение, против кого ты? И, соответственно, "свой" ты или "чужой"? Именно твое "против", а не "за" интересовало окружающих, и именно против "кого", а не "чего". Дискуссия быстро превращалась в демонстрацию бойцовских качеств в заведомо антагонистических сшибках, направленных на поражение "противника". Доходило до того, что били не прицельно, а "по площадям": "все они там в академических институтах такие, им бы, белоручкам, не знающим полевых работ, только мушек разводить, а мы - практики - круглый год на полях, фермах, кормим страну". А те, в свою очередь, дают очередь по "противнику". Одним словом, после войны как на войне. Столкновения стенка на стенку с переменным успехом заканчивались временным подавлением одной из сторон и поражением ... науки. То, что страшно научные идеи (не так научные, как страшно) представителя одного лагеря, в свою очередь, выеденного яйца не стоят и являются не менее дохлыми, тухлыми (простоватыми, самодельными), чем у представителя противной стороны, - это не важно. Важно было покруче обозвать оппонента и продемонстрировать верность своей "команде". Чем и почему вдруг та сторона стала, предстала "противной" - меньше всего и мало кто разбирался, "противная"- и все тут. Происходящее напоминало известные припевки. "А мы просо сеяли, сеяли", - запевает одна группа, наступая на другую, которая отвечает, притопывая: "А мы просо вытопчем, вытопчем!" [1:1]* И так без конца.
Но если в обычных запевках обе стороны фактически не сеют и не топчут, а только грозятся, то в биологических "спевках" обе стороны топтали-таки науку, да и друг друга. И назвать бесплодными их усилия нельзя. Плоды не заставили себя ждать. Но горькие были те плоды. (Досадно, что среди тех, кто руку приложил к "выращиванию" таких плодов, были люди, называвшие себя "мичуринцами", прикрывавшие авторитетом выдающегося ученого свои малограмотные деяния. Нужно прямо сказать, что это новое направление в "селекции" (научных работников) возымело немало сторонников, некоторые из которых сделали это своей специализацией).
И на чьей же стороне в конце концов оказалась истина? Да ни на чьей! О какой там истине могла идти речь! Оппоненты-противники противостоящих лагерей друг друга стоили: одни - наивные метафизические материалисты - отчаянно воевали против других, не менее метафизических материалистов (как у Свифта в стране Лилипутии - остроконечники и тупоконечники), несколько более вульгарных и более воинственных. Фактически противостояли друг другу незнайки, беспомощные в теоретическом, философском отношении, которые для большей убедительности стремились компенсировать свои незнания шумными обвинениями противника в нематериалистичности и клятвенными заверениями в своей приверженности материализму. В том и соревновались, используя свое временное административное преимущество как сверхоружие. А это ад-мини давало свой эффект и превращалось в ад-макси. Эскалация страстей доходила до подмены страстного желания разобраться в научной проблеме разбирательством персональных дел, а то и более крутыми разборками (вот уж, заставь дурака богу молиться - он и лоб разобьет). Такая бесплодная борня, начавшаяся как буря в стакане воды, превращалась в соревнование демонстраций верноподданничества своему административному "лидеру" и ненависти к административно-"неверным" "еретикам" [2] (которые-де "неверно" молятся, хотя молятся тому же "богу", даже те и другие тремя перстами, но из трех пальцев получались разные фигуры).
В свою очередь, когда чаша весов перевесила в сторону генетиков, и они получили в свое распоряжение огромный НИИ Сибирского научного центра, то запланированные темы сотни научных сотрудников были посвящены опровержению лысенковских идей, после того как Лысенко уже был не у дел. Это по-нашенски: то прославлять патрона до потери сознания, а когда сняли, то вдогонку: патронов не жалеть!
Фактически такая конфронтация была обречена на неразрешимость, нерезультативность. Ни одна из противоборствующих сторон не обладала объективной исторической необходимостью. Не могла идти речь и о т. н. "золотой середине", которую-де следует найти. Решение исторически верное могло быть найдено на совсем ином основании, обеспечивающем развитие биологии вперед. Конфронтирующие биологи исходили (и те, и другие) из ошибочного основания, обреченного с самого начала на бесплодность. Вопросы, поставленные к тому же по метафизическому типу "или-или" во взаимоисключение, в принципе не могли решить те задачи, которые обеспечивали бы выход биологической науки на высшую ступень. В тех же случаях, когда такой выход в высшее становится настоятельной потребностью, а это значит, что противоречия созрели, требуя разрешения, а те, кто должен осуществить его практически и совершить переход на новое основание, не в состоянии своевременно это сделать из-за своей теоретической некомпетентности, неосведомленности, - наступает кризис, застой.
Вообще-то диалектические противоречия не примиряются, а разрешаются. Но в том-то и дело, что то, что имело место в биологической вселенской дискуссии, вовсе не было диалектическим противоречием и не могло претендовать на роль движущей силы в развитии. Это были не внутренние (обычно движущие) противоречия, а внешние, которые никогда не являются источником движения, развития. Отсюда их затяжная неразрешимость, часто завершающаяся взрывом, ломкой (а не скачком, революцией). ↩︎ ↩︎
Это факт, что в самые верхи биологического Олимпа привел Лысенко сам Вавилов лично, буквально за ручку. К несчастью, от этой "ручки", оказавшейся тяжелой, многие пострадали, в том числе и тот, кто привел. ↩︎