Великий мечтатель из маленького Нанта. К 180-летию рождения Жюля-Габриэля Верна
2008-11-29 Александр Суханов
...Наверное, не все достаточно хорошо представляют себе, насколько эпоха, в которую мы живем, отличается от всех - всех! - предыдущих. В наших руках - силы и возможности, о которых даже не мечтали еще несколько веков назад. Три тысячи лет подряд мировой океан тяжело, медленно переползали хрупкие парусно-весельные суда; нет принципиальной разницы между легендарным «Арго» и кораблями времен Людовика XIV. Двадцать тысячелетий*, начиная с костров в пещерах и оканчивая фонарями на улицах европейских столиц,* люди разгоняли ночную тьму, зажигая огонь. Ванна и водопровод были такой же роскошью для вождя гуннов, как и для боярина времен Алексея Михайловича. Не имея телефона, с таким же трудом вызывал врача к постели больного древний римлянин, как и житель Москвы конца позапрошлого века. Точно так же, как кроманьонцы в пещерах, вечерами глядели на уютное пламя Шерлок Холмс с доктором Ватсоном; лишь на протяжении трех поколений люди смотрят на телеэкран... Да, перед нами - грозные проблемы, каких не знали предки: исчерпание земных недр и разрушение природной среды; опасности небывало разрушительных войн и массового видео-компьютерного идиотизма. Но средний горожанин сегодня, тем не менее, живет чище, удобнее, здоровее и дольше, чем цари Шумера или Египта: те ни за какие сокровища не достали бы себе ампулу пенициллина! И это уже необратимо. Грезить о возвращении к «вольной» дотехнической жизни, к пастушеским пляскам на лоне природы - наивно и нелепо: любые попытки такого рода не принесли бы ничего, кроме жестокого голода и мора...
Итак, пути назад нет. Мы обречены строить все более мощную и изощренную цивилизацию, делать все новые открытия и изобретения, чтобы избавиться от грязи, болезней и нищеты, чтобы забыть об изматывающем рутинном труде и войти в эпоху всеобщего творческого раскрепощения.
Но и сами мы должны при этом меняться, - поскольку возможности и энергии, сосредоточенные сегодня в руках одного человека, могут быть столь же благотворными, сколь и беспредельно разрушительными. Если не вернется в мир культ героя и подвижника, честного труженика, храброго защитника справедливости, - конец будет скор и ужасен.
Но и общество наше должно измениться к лучшему, чтобы служить интересам всех своих членов, а не кучки самых властных и богатых; чтобы сделать достойной человека жизнь миллиардов землян.
Сегодня вспомним о гениальном певце прогресса, понявшем раньше и лучше других, что путь у нас - только вперед. О писателе, сумевшем предвидеть не только грандиозные достижения будущего, но и его язвы. О том, кто впервые на Земле сказал ясно и четко: благородная душа и чистые помыслы должны быть у человека, владеющего силой богов...
Французский критик Жак Шено писал о нем: «Если Жюль Верн и его необыкновенные путешествия не умирают, так это потому, что они - а вместе с ними и столь привлекательный ХІХ век - ставят уже проблемы, от которых не удалось и не удастся уйти ХХ веку». Добавим: не удастся и веку ХХІ!..
ЗА СТО ЛЕТ ДО ПОЛЕТА «АПОЛЛОНА»
Что бы я ни сочинял, что бы я ни выдумывал - все это
будет ниже действительных возможностей человека. Настанет
время, когда достижения науки превзойдут силу воображения.
Жюль Верн
Его до сих пор называют Нострадамусом ХІХ века, - и это правильно даже в большей мере, чем принято считать. Попробуем дать хотя бы краткий перечень научно-технических предвидений, сделанных писателем.
Начнем с высказывания некоего Аното, сделанного в 1896 году, через тридцать четыре года после опубликования романа «Пять недель на воздушном шаре»: «Жюль Верн, еще раз оказавшись провидцем, уже в своем первом романе определил границы Франции в Африке». Мсье Аното (между прочим, министр) имел в виду, конечно, границы французских колониальных владений. Но к настоящему времени владений этих нет и в помине; а вот другое предсказание, сделанное в том же романе, оказалось незыблемым. Это - местонахождение истоков Нила. Об их открытии путешественником Джоном Спиком стало известно лишь через год после выхода книги!
Возьмем другой роман, «Путешествие и приключения капитана Гаттераса». Французский полярный исследователь Жан Шарко называл это произведение «лучшим бортовым журналом» и утверждал, что лично пережил все изложенные в нем события. Знаменитый мореплаватель сказал также, что автор весьма точно определил место, откуда через 45 лет отправилась экспедиция Роберта Пири на Северный полюс. Американский землепроходец разбил свою основную базу в точности на той широте, где Гаттерас обнаруживает корабль из Штатов, максимально близко подошедший к полюсу! Оттуда Пири продолжал путь на санях... как и герои Верна.
Не много ли совпадений? Но это лишь начало.
В научно-популярных книгах по истории космонавтики принято снисходительно поругивать «наивного» Жюля Верна, который-де посадил героев своего романа «С Земли на Луну» в орудийный снаряд. Дескать, чудовищное ускорение в момент выстрела размазало бы экипаж по стенкам салона. Вероятно, это правда, - но...
Место, где председатель Пушечного клуба Барбикен установил гигантское орудие - колумбиаду - для выстрела в Луну, находится во Флориде, весьма недалеко от космодрома, откуда стартовали все корабли программы «Аполлон». Мало того: стоит сравнить, например, размеры и вес капсулы «Аполлона-8» с параметрами «снаряда-вагона».. Высота последнего - 3 метра 65 сантиметров, вес - 5747 килограммов; высота капсулы - 3 метра 60 сантиметров, вес - 5621 килограмм. Траектория американской ракеты в точности совпадает с кривой, описанной в Космосе снарядом. Как и трое смельчаков у Жюля Верна, трое астронавтов «Аполлона» (Борман, Лоуэлл и Андерс) облетели Луну в декабре, вернулись... и приводнились в четырех километрах от точки, указанной фантастом!
Обо всем этом говорил не досужий любитель сенсаций, а сам Фрэнк Борман. Когда, еще перед полетом, его жена, прочитав «С Земли на Луну», высказала опасения за судьбу мужа, - Борман, чтобы успокоить ее, посоветовал прочесть продолжение романа, «Вокруг Луны»...
В романе впервые, задолго до Циолковского, описаны эффекты невесомости. Верн «изобрел» также известную ныне всем установку для регенерации воздуха.
Еще? Пожалуйста. Хотя основной движущей силой была инерция после выстрела из колумбиады, - снаряд имел собственные ракетные двигатели для амортизации удара в случае прилунения. Можно подумать, что Верн получал сведения прямо из конструкторского бюро НАСА...
Писатель в шутку помянул составные снаряды-поезда, которые в будущем станут курсировать с Земли на ее вечный спутник, чем, в известной степени, предвосхитил создание многоступенчатых ракет.
А телескоп, установленный в Скалистых для наблюдения за снарядом, с диаметром в 16 футов (4, 8768 метра)?! Не слишком ли странным образом он похож на другой прибор, пятиметрового диаметра, который был через сто лет установлен в тех же самых горах на вершине Паломар?..
Подводная лодка, способная обойти планету в автономном плавании, миновав при этом Северный полюс подо льдами... Проект «Наутилуса» создавался в ту пору, когда основным средством покорения глубин был еще водолазный колокол! Французский инженер Лебеф всерьез считал Жюля Верна своим соавтором в разработке конструкции двойного корпуса субмарины. Академик Жорж Клод извлек из того же романа, «Двадцать тысяч лье под водой», мысль о возможности получения электроэнергии от проводников, погруженных в морскую воду на разные глубины...
Телевидение, которое Верн именовал телефотом или фонотелеграфом, по мнению писателя, должно было овладеть миром лишь к XXIX столетию... но ведь здесь ошибка лишь во времени! К тому же, три года спустя, написав роман «Замок в Карпатах», фантаст эту ошибку частично исправил. Зловещий барон Горц, живя в конце века XIX, дабы увековечить память любимой певицы Стиллы, с помощью изобретателя Орфануса создает установку, которая проецирует на зеркало движущееся изображение певицы, одновременно воспроизводя запись ее голоса...
Лишь через 14 лет после смерти писателя был полностью опубликован его последний роман «Удивительные приключения экспедиции Барсака». Но какой же это дерзкий и точный прорыв в техническое будущее! Изобретатель Марсель Камарэ вызывает дождь путем увеличения электрического заряда туч при помощи сконцентрированных волн Герца, направляемых специальными прожекторами. Он же строит «планеры», которые лучше назвать самолетами с изменяющейся геометрией крыла. Проблемы взлета и приземления решаются с помощью винта, поддерживающего равновесие аппарата; в своеобразных реактивных двигателях жидкий воздух мгновенно превращается в газообразный, своим расширением приводя в движение мотор. Камарэ хочет «наделить свои машины системой рефлексов» - это первый шаг к кибернетике! Им придуманы страшные боевые «осы», крошечные четырехвинтовые геликоптеры: с правильными промежутками они выскакивают из своих ячеек, стреляют в цель - и возвращаются назад за новым зарядом... Ну, чем не предшественники беспилотных автоматических самолетов и ракет?
Увы, не всегда Жюлю Верну удавалось «попасть в цель»: его многомачтовый, многовинтовой воздушный корабль «Альбатрос» (роман «Робур-завоеватель») похож на гибрид парусника с вертолетом. Зато другое изобретение Робура, супервездеход «Грозный», покоряющий сушу, море и небо, - это самое настоящее техническое задание для инженеров будущего. Пока что являлись на свет только литературные двойники «Грозного» - в «Конце подземного города» Кальницкого, в «Седом капитане» Владко...
Кстати, о технических заданиях на грядущее.
Пассажирский корабль-город площадью в двадцать семь квадратных километров, с парой могучих электростанций для движения и бытовых нужд, застроенный стеклянно-алюминиевыми домами, покрытый парками (роман «Плавучий остров»)... в каком столетии он сойдет со стапелей?
А вот - явная задачка для конструкторов ХХІІІ века. По просторам Солнечной Системы несется астероид, приближаясь к Земле. Ученые устанавливают: небесная гора состоит из чистого золота! Изобретатель Зефирен Ксирдаль, один из многих чудаков-ученых у Верна, находит способ... притянуть астероид и заставить его упасть на нашу планету! И делает это Ксирдаль, пользуясь не более и не менее, как преобразователем материи в энергию. Ведь, по мнению Зефирена, первая отличается от второй лишь степенью свободы и динамики...
Роман «В погоне за метеором» был написан ранее 1905 года, а вышел уже после смерти Верна, в 1908; принципы же частной теории относительности были сформулированы Альбертом Эйнштейном в 1905... Так что и «амьенский отшельник» не мог познакомиться с трудами молодого немецкого физика, и Эйнштейн не мог вдохновиться идеями романа. Воистину, идеи носятся в воздухе. Но ловить их умеют только гении...
ТАЙНА БЕЛОГО ПРИЗРАКА
Так кем же все-таки был этот странный крепыш-бретонец, загадочный бородач? Действительно собратом Нострадамуса - если, конечно, понимать феномен последнего в мистической традиции? Ясновидцем, умевшим по вдохновению читать книгу грядущего? Или просто глубоким знатоком науки и техники, сверхэрудитом, всегда находившимся... чуточку впереди переднего края прогресса?
Критик Шарль-Ноэль Мартен сказал, что Верн, как и Виктор Гюго, был «как бы ясновидящим» - в смысле яркости своего воображения. «Он внутренним взором видел сцены, которые затем описывал с изумительной четкостью, выявляющей у художника его способность наблюдать. Искусство Жюля Верна состоит в значительной мере в том, что он сумел заставить десятки миллионов читателей увидеть то, что сам он увидел внутренним взором». Но ведь это дань художнической гениальности, а не паранормальному «чутью». Так что свои предсказания грядущего Верн, скорее всего, делал потому, что глубочайшим образом разбирался в достижениях настоящего...
В 1895 году, в беседе с английской журналисткой Мэри Беллок уже весьма почтенный и нездоровый Жюль Верн рассказывал: «Я делаю массу выписок из книг, газет, журналов и научных отчетов. Все эти заметки тщательно классифицируются и служат материалом для моих повестей и романов». Какова работа при отсутствии компьютера! Ах, нашим бы литераторам подобный талант при нынешней информационной технике...
Мистики писатель не терпел, - хотя, проделав путь от ортодоксального бретонского католицизма к свободному деизму, атеистом не стал. Самые поразительные чудеса в своих книгах он всегда разъяснял с научной точки зрения. Недаром писала литературовед, знаток его творчества А. П. Бабушкина: «Для революционных шестидесятников Дарвин и Жюль Верн были разрушителями поповских взглядов, пропагандистами материалистического мировоззрения». За расчетами полета снаряда к Луне и вокруг нее он обращался к своему кузену, математику Анри Гарсе. Вычисления, необходимые для романа «Вверх дном» (о нем у нас речь впереди), провел по его просьбе инженер Бадуро. Трудясь над «Таинственным островом», где немало внимания уделено практике получения тех или иных реактивов, Верн посещал химические лаборатории и заводы; приступая к «Черной Индии», роману из жизни шахтеров, спустился в одну из угольных шахт Северной Франции... Идею винтокрылого аппарата Робура и «планеров», встреченных Барсаком, Верну навеял Габриэль де Лаландель - офицер флота, писатель, один из первых в мире конструкторов аппаратов тяжелее воздуха. Кстати, именно Лаландель вместе с другим предтечей воздушного транспорта, Гюставом Понтон д'Амекуром, придумал слово «авиация»...
Прежде, чем писать об Америке, ее людях и нравах, Жюль Верн отправился в Новый Свет на тогдашнем лайнере-гиганте «Грейт Истерн». Надо полагать, впечатления от исполинского парохода, за четырнадцать дней прошедшего путь Колумба, отложились в романе о плавучем острове.
Вообще же, равно неправы и те, кто понаслышке считает Верна домоседом, черпавшим сведения лишь из толстых книг и атласов, и те, кто убежден в его громадном личном опыте путешественника, обошедшего шар земной от полюса до полюса. Правда - посередине. Еще в молодости купив баркас и назвав его«Сен-Мишель», Жюль плавал на нем по морю, пока не сменил эту чуть облагороженную рыбацкую лодку на яхту «Сен-Мишель ІІ», затем - на паровое судно «Сен-Мишель ІІІ». Верн утверждал, что «проплыл по Средиземному морю от Гибралтара до Леванта, переплыл Атлантический океан до Северной Америки, побывал в морях Северной Европы, и я знаю все воды, которыми природа так щедро одарила Англию и Шотландию»...
Во всяком случае, личных впечатлений от мореплавания было достаточно, чтобы стать мастером «морской» прозы, строгим реалистом в деталях авантюрного и фантастического жанров.
Верн всю жизнь высоко чтил родоначальника фантастики, американца Эдгара По, - но, в отличие от По, никогда не вносил в свои произведения элементов сверхъестественного и потустороннего. Более того, однажды крупно «поспорил» со своим кумиром! А случилось это так.
Самое крупное и полное тайн произведение Эдгара По - это «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима». Ее герой после ряда диковинных и опасных приключений попадает в район Южного полюса, точки, которую в первой половине ХІХ века и ученые, и обыватели представляли себе самым фантасмагорическим, сказочным образом. Лодку Пима подхватывает в океане могучий поток, стремящийся к полюсу: «Мы мчимся прямо в обволакивающую мир белизну, перед нами разверзается бездна, будто приглашая нас в свои объятия. И вот в этот момент нам преграждает путь поднявшаяся из моря высокая, гораздо выше любого обитателя нашей планеты, человеческая фигура в саване. И кожа ее белее белого».
Надо полагать, По и сам не знал, что за фантом встретился Пиму. А вот Верн... взял и разъяснил читателям суть полярного чуда! В его позднем романе «Ледяной сфинкс» действуют персонажи По, в том числе и Артур Гордон Пим... но мертвый! Он намертво притянут благодаря повешенному за спиной ружью к утесу, стоящему в центре Антарктики. Утес этот, богатый металлом и сильно намагниченный, имеет вид гигантского белого сфинкса. Эта фигура и явилась Пиму в его последние минуты...
Казалось бы, потустороннее торжествует в романе «Тайна Вильгельма Шторица», действие которого происходит в XVIII веке: во время свадебной церемонии голос невидимого певца запевает «песню ненависти», незримые руки разрывают брачный договор, обручальные кольца взлетают с подноса, сами собой бьют в набат колокола... Полтергейст? Нет, это мы оставим современным коммерческим писакам. Жюль Верн описывает действия человека, ставшего невидимым благодаря изменению спектра лучей, падающих на его тело! Между прочим, этот способ куда «научнее» и корректнее, чем сложная биохимическая гипотеза, которую излагает Герберт Уэллс в своем «Человеке-невидимке»...
Пожалуй, откровенные вылазки в область чудесного Верн делает лишь дважды, с промежутком в тридцать лет. Еще 26-летним начинающим литератором он пишет рассказ «Мастер Захариус или Часовщик, погубивший свою душу». Некий умелец изобрел часы, подчиняющие себе ход времени; пока не окончится завод, не может умереть и сам мастер. Все завершается взрывом часового механизма и гибелью Захариуса. Автор, тогда еще правоверный католик, не скрывает, что написал сию новеллу в осуждение гордыни и попыток человека приравнять себя к Богу.
А много времени спустя изрядно потрепанный жизнью, нездоровый, стареющий Верн создает короткий фантастический рассказ «Фритт-Флакк». В некоей горной, вулканической местности живет жадный и черствый душою врач. Однажды среди ночи в его дом является мать смертельно больного юноши и молит врача пойти с ней, в глухую деревушку, расположенную высоко в горах. Лекарь требует за визит непомерную цену; чтобы заплатить, женщине придется продать дом, - но она соглашается... Итак, врач проделывает трудный путь по крутым тропам, озаряемым вспышками вулкана. Но, придя, наконец, к жилищу больного, видит, что попал к себе домой! Мало того, больной оказывается им самим. Происходит невероятное раздвоение личности: врач лихорадочно пытается спасти себя же, лежащего на постели, и... умирает у себя на руках.
Очевидно, что эта сюрреальность целиком символична. Мистики и здесь ни на грамм. Просто мудрый писатель новой гранью повернул древний призыв возлюбить ближнего, как самого себя...
ДУША, ОТКРЫТАЯ МОРЮ
Да, его можно назвать проповедником высокой морали в той же мере, что и глашатаем смелой мысли. Огромное наследие Жюля Верна не оставляет сомнений в том, что он отнюдь не был фанатиком научно-технического прогресса, как такового, и не считал изобретательство панацеей от всех личных и общественных бед, залогом райского будущего. Верн был не лектором, но воспитателем.
Он хорошо знал психологию подростков, которым адресованы многие его книги. Я сам в соответствующем возрасте пытался изготовить нитроглицерин по рецепту, приведенному в романе «Таинственный остров». К счастью для меня и окружающих, не получилось ровно ничего. Позднее я узнал, что той же «нитроглицериновой» болезнью, и на почве того же «Острова», переболело немало моих сверстников. Надо полагать, рецепт был намеренно неточным.
Однако же, то была святая ложь на фоне огромной правды, сказанной писателем о лучших чертах юношеской натуры. Вернее, на фоне истины, которую он открыл нам, мальчишкам, о нас самих, - вопреки целому рою унизительных мещанских правд. Нам твердили скучные взрослые, что наше дело - хорошо учиться, слушаться старших и съедать все, что на тарелке. Большие дела, мол, впереди... Жюль Верн, который сам одиннадцати лет от роду пытался сбежать из родного Нанта в качестве юнги на шхуне «Корали», считал иначе. По его мнению, взрослым делают человека не годы, а дела - решительные и героические.
На глазах взрослеет Роберт Грант, сын отважного капитана, вместе со своими бесстрашными друзьями огибая земной шар по тридцать седьмой параллели; а потом и сам становится капитаном, и очень вовремя появляется на яхте «Дункан» возле голой скалы, оставшейся от острова Линкольна, чтобы спасти горстку колонистов. В пятнадцать лет сирота-подкидыш Дик Сэнд сначала возглавляет команду корабля, идущего через океан, а затем и отряд путешественников, злодейским замыслом заброшенных в джунгли тропической Африки. И - побеждает...
«Когда я вижу, как отплывает корабль, все мое существо рвется на его палубу!» Душа Жюля Верна была подобна неудержимым душам Петра Великого и Александра Грина, она стремилась на простор бескрайних морей даже тогда, когда тело отказывало старому писателю, а простреленная психопатом-племянником нога принуждала его оставаться в неподвижности. Но началось это еще в детстве, когда супруги Пьер и Софи Верн, родители будущего фантаста, поселились на набережной Нанта, возле острова Фейдо. Сюда приходили рыбацкие баркасы, выгружая свой трепещущий груз; отсюда видно было, как величавыми призраками проходят паруса в порту... Бродя по рынку даров моря, маленький Жюль-Габриэль, старший из пяти детей адвоката Верна, жадно вдыхал запах океанских рыбин, любовался раковинами, подолгу не мог оторвать глаз от шевелящихся клешней омаров. Все чудеса мира начинались на этой набережной, у этих лотков...
«ВИКТОРИЯ» - ЗНАЧИТ, ПОБЕДА
«Верн» - древнее кельтское название ольхи; фамилия нашего героя говорит о том, что его предки по отцу населяли Францию еще до прихода римлян. Пращур Жюля по матери, некий Аллот де ла Фюи, был шотландцем, прибывшим в 1462 году для службы в гвардейском отряде Людовика ХІ, то есть - также потомком кельтов. Возможно, могучая наследственность этих сильных и вольнолюбивых людей, землепроходцев и воинов, своеобычно воплотилась в таланте Жюля. Но прежние поколения Вернов отличались другими свойствами; все старшие мужчины в семье обязательно становились юристами, причем, не рядовыми. О Пьере, отце мальчика, в Нанте ходила поговорка: «честный, как Верн».
Относительно Жюля-Габриэля у родителей нет никаких сомнений: отучится и откроет собственную адвокатскую контору, иначе просто не должно быть! Сначала юноша изучает право в родном городе; затем, в 1848 году, перебирается в Париж. Но ведь Жюлю всего двадцать, а в столице лишь недавно отгремели революционные события июня, разобраны баррикады, замыта пролитая кровь! Вольный дух витает над городом; свободомыслящим людям видятся впереди чудесные дни расцвета вновь установленной республики. Отец шлет так мало денег; у Жюля, живущего в каморке вместе с другом, один выходной костюм на двоих, - но молодой человек полон оптимизма. Париж еще узнает о сыне провинциального адвоката!..
Позднее литературы выяснят, что самая ранняя рукопись Жюля Верна, пьеса-трагедия «Александр VI», датирована 1847 годом. То есть, писать он стал еще до отъезда в Париж, но держал свои литературные опыты в тайне. Здесь же сам воздух, пронизанный токами недавней революции, манит дерзать и пытаться овладеть собственной судьбой. Кто сейчас знает, что великий романист начинал, как драматург? Кому ведомы его неопубликованные водевили «Морская прогулка», «Четверть часа Рабле», «Абдаллах», «Тысяча вторая ночь»? Кто помнит оперетту «Сабинянки», пятиактные трагедии «Драма при Людовике XV» или «Башня Монлери», комедию в стихах «Мона Лиза»?.. Скажем сразу, драматургом Жюль был средним, хотя тренировка в написании диалогов пригодилась потом: разговоры действующих лиц в его книгах всегда свежи, остроумны и динамичны...
Определенный успех пришел лишь благодаря знакомству с Александром Дюма-отцом. Автор «Мушкетеров», тогдашний властитель умов, пылкий, щедрый Дюма своим наметанным глазом увидел в парне дарование - и решил открыть для Жюля театральную сцену...
В 1850 году Исторический театр, учрежденный Дюма, поставил комедию Верна «Сломанные соломинки». Он выдержала 12 представлений, - корифеи писали лучше... Немногим дольше продержались опера-буфф на музыку Аристида Иньяра «Мсье Шимпанзе» и еще два-три спектакля по пьесам Жюля...
Самое забавное то, что позднее его романы легко превращались в пьесы-феерии! Их охотно ставили на многих сценах... и с намного большим успехом, чем юношеские опыты. Некоторые постановки «Вокруг света в восемьдесят дней» привлекали народ появлением на сцене... живого слона. В 1880 году, после выхода спектакля по роману «Михаил Строгов», действие которого происходит в России, у парижанок пошла мода на все русское, прежде всего, на каракулевые шапочки...
Специалисты называют первым значительным произведением «настоящего» Верна, блестяще соединившего художественное начало с познавательным, рассказ «Первые корабли мексиканского флота». Для нас же он интересен прежде всего тем, что именно в пору написания и публикации этого рассказа 23-летний правовед-недоучка решительно объявил, что адвокатской практикой заниматься не намерен. Отец был огорчен свыше меры: прерывался уже более, чем столетний список Вернов-юристов, рушилась династия! Но решение Жюля было твердым. Он посвящает себя литературе...
Надо сказать, что житейские обстоятельства Верна тогда вовсе не располагали к авантюрам. Отец совсем обрезал содержание, театральные постановки были хлебом ненадежным. Перебиваясь случайными заработками, Жюль даже попробовал себя в качестве биржевого маклера! (Занятно, что его младший брат Поль достаточно преуспел на этом поприще.) Мало того: отчаянный парень Жюль, очевидно, свято веря в свое будущее процветание, не дожив до тридцати лет, женился на хорошенькой Онорине де Виан из Амьена - вдове с двумя дочерьми! Скоро у них родился и собственный сын, Мишель. Судьбе или богам следовало поторопиться, чтобы спасти для мира величайшего из мечтателей...
И предначертанное свершилось. Молодого Верна свели с его «почти тезкой», издателем Пьером-Жюлем Этцелем. Республиканец, человек самых передовых взглядов, Этцель бежал из Франции от ареста во время государственного переворота Луи Бонапарта; с годами ему было разрешено вернуться... Он и сам неплохо писал под псевдонимом Сталь, но главное - стяжал себе солидную репутацию, издавая книги Бальзака, Мюссе, Жорж Санд. Однако мечтой Этцеля было - начать издание книг для юношества, познавательных, просветительных, способных воспитывать по-настоящему смелых, мыслящих и честных людей. Это намерение в точности совпадало со спецификой писательского дара Жюля Верна. Поэтому, ознакомившись с рукописью первого романа молодого писателя - «Пять недель на воздушном шаре», Этцель сразу предложил Жюлю постоянное сотрудничество. Тот должен был предоставлять издательству по три романа в год, получая за каждый том немалую сумму в 1900 франков.
Так, в 1862 году, взлетел над таинственной Африкой воздушный шар по имени «Виктория», принеся в своей гондоле несостоявшемуся адвокату и счастье заниматься любимым делом, и достаток, и славу.
Впрочем, достаток его всю жизнь был изрядно шатким, а слава лишь порой показывала свой лик, иногда искаженный иронической гримасой. Так, одним из верных почитателей его «необыкновенных путешествий» оказался... папа римский, которого Верн навестил во время поездки в Вечный город. А орденом Почетного легиона Верна, противника монархии, наградила императрица-регентша Евгения! Причем, это был последний декрет, подписанный супругой низвергнутого Наполеона ІІІ...
ЕГО ГЕРОИ
Работая над этой статьей, я сделал нечаянное открытие, которое, кажется, доселе не приходило в голову никому из литературоведов.
В своих скитаниях по морям попав на остров циклопа Полифема и убедившись в его людоедской жестокости, хитроумный царь Одиссей решил усыпить чудовище с помощью крепкого вина. Одноглазый гигант, которому очень понравились первые чаши хмельного питья, спросил, как имя мореплавателя. И тогда Одиссей ответил:
Я называюсь Никто; мне такое название дали
Мать и отец, и товарищи так все меня величают.
Через короткое время, когда ослепленный острым колом циклоп начал сзывать своих сородичей, странное имя спасло Одиссея: услышав, что беду Полифему причинил «никто», циклопы решили, что их собрат просто болен, и разошлись...
По-латыни «никто» - nemo. Может быть, благодаря знанию поэмы Гомера у Жюля Верна появился его подводный Одиссей, странник, мстящий несправедливым и жестоким, - капитан Немо, капитан Никто?..
Пусть ни для кого удачные технические предвидения, переполняющие лодку «Наутилус», предшественницу атомных субмарин, не заслонят колоссальную фигуру командира подводной лодки. Возможно, перед нами единственный случай в мировой фантастике всех времен, когда герой не только встал вровень с научно-фантастической гипотезой, но и оказался более крупным и важным, чем она. Ну-ка, припомним подобного масштаба персонаж у Герберта Уэллса? У Азимова, Шекли, Саймака? И близко нет. Разве что люди-полубоги из далекого будущего, созданные пером Ивана Ефремова, в чем-то приближаются к Немо. Но они не несут на себе печать того шекспировского трагизма, того скорбного величия, которыми исполнен образ капитана. Тут уж рядом можно поставить если не Одиссея, то лермонтовского Демона...
На плечах этого атланта держится роман «Двадцать тысяч лье под морями» (на русский неточно переведено - «...под водой»). Как выясняется в финале «Таинственного острова», второго романа, где перед нами предстает Немо, капитан Никто - на самом деле индийский принц, лишенный семьи и родины беспощадными английскими завоевателями. Будучи гениальным инженером-конструктором, принц Дакар втайне от всех строит небывалую подводную лодку. Она снабжена всем необходимым, чтобы мстить военным кораблям ненавистной империи.
Но месть - самое ли главное дело для Немо? Сам Жюль Верн пишет Этцелю, считавшему, что командир «Наутилуса» чрезмерно мстителен и оттого, возможно, будет неприятен читателю: «Я убежден, что характер героя развивается у меня в определенном направлении вполне естественным образом. Он все время проявляет великодушные чувства, особенно во второй части, и лишь силою обстоятельств превращается в грозного судию». Каковы же эти великодушные чувства? Вчитаемся...
Со стен каюты Немо смотрят портреты людей, «посвятивших себя служению высокой идее гуманизма: Костюшко, герой, боровшийся за освобождение Польши... Боцарис - этот Леонид современной Греции; О'Коннел - борец за независимость Ирландии... Линкольн, погибший от пули рабовладельца; и, наконец, мученик, боровшийся за освобождение негров от рабства и вздернутый на виселицу, - Джон Браун»...
Немо неоднократно говорит о том, что дно морское покрыто несметными сокровищами и он один - их хозяин. Вариант Скупого рыцаря? Человек, помешанный на богатстве? Ничего подобного. Собирая золото с погибших кораблей, Немо передает его смельчакам, сражающимся за национальную независимость, за справедливый общественный строй. «До последнего вздоха я буду на стороне всех угнетенных, и каждый угнетенный был, есть и будет мне братом!»
Критик Жак Шено подчеркивает, что Немо - это «образ непримиримого борца, в котором воплотилась мечта революционера поколения сорок восьмого года о свободе народов, его антиколониальные настроения и неприятие какой бы то ни было власти».
Интересно, что Немо не сразу стал индийцем. Жюль Верн поначалу предлагал сделать его... польским шляхтичем, участником антиимперской революции 1863 года. Но Этцель отсоветовал, учитывая внешнюю политику Франции Наполеона ІІІ и нежелание императора досаждать царской России. В свою очередь, издатель предложил сделать Немо американцем-аболиционистом, северянином, который топит суда работорговцев. Верн обоснованно возразил: война Севера и Юга кончилась, рабства в США больше нет, - к чему ворошить прошлое?.. Договорились, в конце концов, на индийском радже...
Судьбу капитана-мстителя своеобразно, с более удачным исходом, повторяет через много лет граф Матиас Шандор из одноименного романа. Он тоже - жертва иноземных насильников, лишивших его свободы, убивших его друзей; он - хозяин технических чудес, делающих человека могущественным; он - венгерский «Монте-Кристо», мстящий австрийским поработителям своей родины...
В самом деле, Немо - вероятно, лишь самая яркая из личностей, встающих перед нами со страниц романов Верна. Скажу еще раз: даже если бы не было блистательного перечня сбывшихся (или тех, что должны сбыться) предсказаний фантаста, - его обессмертил бы ряд незабываемых героев, каждый из которых способен стать образцом мужества и целеустремленности, патриотизма и свободолюбия, научной самоотверженности и сострадания, выдержки и человечности. Обо всех этих персонажах можно сказать то, что сказал устами Ватсона сэр Артур Конан-Дойль о своем бессмертном Холмсе: «Это не только великий ум, это и великое сердце». Холодно-фанатичный профессор Отто Лиденброк, казалось бы, готовый пожертвовать всем, чтобы достигнуть центра Земли, но при этом полный нежности к племяннику Акселю; несгибаемый капитан Джон Гаттерас; веселая и трудолюбивая компания колонистов на острове Линкольна, во главе с инженером Сайресом Смитом, воплощающим все лучшие человеческие качества; лорд и леди Гленарван, готовые пуститься в кругосветное плавание, чтобы осушить слезы детей капитана Гранта и найти их пропавшего отца; слегка чудаковатый в своем британском педантизме, но безусловно порядочный и безупречно гуманный Филеас Фогг...
Пожалуй, таким «урожаем» объемных, живых, полнокровных героев - героев в прямом смысле слова! - сможет похвастать мало кто из писателей всех времен, в том числе и «не-фантастов».
Еще одна немаловажная деталь. Жюля Верна порой упрекают в том, что на его страницах отсутствуют полноценные женские образы, а в сюжетах нет места любовной интриге. Он с такими утверждениями не спорил: «Любовь - это чувство всепоглощающее, в сердце человека оно оставляет мало места для чего-либо иного. Моим героям нужны все их способности, вся их энергия, а присутствие рядом с ними пленительной женщины часто мешало бы им осуществлять их грандиозные замыслы». Однако, чтобы быть вполне справедливыми, мы должны отметить, что прекраснейшее из чувств все же присутствует в прозе Верна, и притом в самой чистой, целомудренной своей ипостаси. Глубокая любовь-понимание, любовь-духовная близость соединяет супругов Гленарван, а капитан Джон Манглс проникается не менее благородным чувством, выросшим из сострадания, к Мэри Грант. Филеас Фогг спасает от костра утонченную индийскую красавицу Ауду, чтобы со всей бережностью пересадить этот экзотический цветок в Англию. Аксель, совершая с дядюшкой-профессором смертельно опасный спуск к центру Земли, не перестает думать о своей верной Гретхен... Но, увы, этого мало американским ремесленникам, сколачивающим свои сериалы буквально на костях сюжетов Верна! И вот, в экранизации «Двадцати тысяч лье...» на борту «Наутилуса» оказывается... дочь профессора Аронакса, за благосклонность которой дерутся капитан Немо с гарпунером Недом Лендом; разбитная девица спускается вместе с Лиденброком и Акселем в подземное царство, - а там ждет целая деревня с полуголыми туземками!.. Авторы этих шедевров пошлости уверены, что человек по природе низок и грязен; что без добавленной «клубнички» старик фантаст нынешнему зрителю будет скучен... Слава Богу, что Жюль Верн завещал нам иное отношение к человеку и его природе!
Отмечу еще одно немаловажное качество помянутых (и многих не помянутых) жюль-верновских образов. Стивен Кинг не зря пишет, что «ребята любят плохишей». Смастерить положительный персонаж, который стал бы не сплошь «розово-голубым» и нудно-назидательным, очень трудно. Антигерои всегда ярче. А вот у Жюля Верна их и не вспомнишь. Сыщик Фикс, что ли? Или пираты из «Таинственного острова»?.. Проходные пешки, мелочь. Ну, разве что по-настоящему мерзок прусский милитарист из «Пятисот миллионов бегумы», любитель пива и сосисок с капустой, профессор Шульце. Но ведь это плоский шарж, карикатура на ненавистного французам «боша»! Словом, Верн сумел придать запоминающееся, симпатичное и обаятельное лицо Добру. И за это ему слава вечная...
Французский исследователь творчества Верна, Мишель Кордэ, писал, имея в виду свое поколение, родившееся после франко-прусской войны: «Как должно быть благодарно ему это поколение! Он сумел устроить ему бегство из его глупейшей темницы. Он внушил ему любопытство - стремление узнать мир, вкус к научному знанию, культ мужества и энергии... Я глубоко уверен, что через столетие наши потомки не смогут объяснить себе, почему этот совершеннейший писатель, могучий поэт, воспитатель, наделенный магической силой, предтеча, чьи фантазии в их время будут уже воплощены в жизнь, не был осыпан самыми высшими почестями, какие только наша эпоха даровала своим великим писателям».
А ведь в самом деле - почему?..
РАЗОЧАРОВАНИЕ
Но ведь я не кончил труд моей жизни, не описал весь земной шар!
Жюль Верн
«Я живу в моем снаряде... Я на широте 80 градусов и при температуре 80 градусов ниже нуля. Простужаюсь просто оттого, что пишу... Я вовсю путешествую под водой... Я весь без остатка в «Черной Индии» и ни о чем другом не думаю... Я в Новой Зеландии...»
Это - отрывки из писем Верна, отправленных разным людям и в разные годы.
Он умел не просто полностью отдаваться работе, но и целиком, до галлюцинаций, переселяться в творимый литературный мир. Между прочим, такое же свойство отмечали за собой Гюстав Флобер и Лев Толстой. Более того, - для Жюля Верна только подобное состояние и было счастьем. Но мир подлинный, вещественный всегда насильно возвращал к себе...
Двадцать лет прошло со дня триумфального возвращения троих «космонавтов» из полета к Луне. Сильно постарели председатель Барбикен и капитан Николь, - но Пушечный клуб все же существует. Чем заняться, если нет больших войн, а далекие планеты недостижимы для артиллерии? Американский практицизм подсказывает безумную затею. В Арктике найдены залежи каменного угля; они огромны, но осваивать их нет возможности из-за природных условий. Но... «Раз человек не может подойти к полюсу, то полюс подойдет к человеку». Фанатики мортир и гаубиц решают... изменить наклон земной оси! При этом угольные копи окажутся в теплых широтах, и можно будет начать добычу. То, что смещение полюсов поведет к гибели под морскими волнами многих населенных стран, что в иных местах наступит новый ледниковый период, - бизнесменов не интересует. В Африке строится новая колумбиада, неизмеримо больше и мощнее «лунной». Она должна выбросить снаряд весом в 180 тысяч тонн; отдача при выстреле сместит земную ось. И выстрел происходит, но... полюса остаются на прежних местах. Главный математик клуба, почтенный Мастон, допустил ошибку в расчетах...
Не в силах сдержаться, Жюль Верн (что редко с ним бывает) собственной персоной врывается на страницы романа «Вверх дном», чтобы крикнуть: доколе?!
«...- Нацеливай на Луну! Пли!
- Переставляй земную ось! Пли!
Чего доброго, затея кончится тем, что весь свет, в свою очередь, скомандует по адресу отважных членов Пушечного клуба:
- Сажай в сумасшедший дом! Пли!..»
...Это же надо - через век с лишним углядеть пылкую любовь американских «ястребов» к орудиям сверхбольшого калибра, презрение вожаков США к судьбе человечества! Когда падали бомбы на растерзанную Югославию и танковые колонны шли через пустыню к Багдаду, - ей-Богу, добрым словом вспоминалась мне рекомендация Жюля Верна насчет сумасшедшего дома...
О да, - он видит, насколько болен мир, все глубже, все шире заражаемый корыстью и грубым, беспардонным делячеством. Внук писателя, Жан Жюль-Верн (он себе придумал такую фамилию), пишет, имея в виду последние десятилетия жизни своего великого деда: «Он по-прежнему ощущает физическое недомогание, а в плане моральном совсем выбит из колеи. Эпоха, которая его сформировала, канула в прошлое, новый образ мышления ему чужд. Человек, сохранивший убеждения революции сорок восьмого года, он и в «прекрасную пору» Второй империи не утратил великих принципов добродетели... И вот в канун 1900 года «прекрасная пора» возвратилась! Нация хочет жить в свое удовольствие, казалось, что ее уже не интересует литература, основанная на моральных принципах, вышедших из употребления».
Внутренняя трагедия все чаще воплощается в романах. Гибнет «Плавучий остров», поскольку два миллиардера, завладев, соответственно, правым и левым двигателями Стандарт-Айленда, одновременно приказывают направить суперлайнер... в разные стороны! Это не просто предвидение катастрофы «Титаника», случившейся по вине владельцев, очень торопившихся спустить корабль на воду и взять деньги с пассажиров за первый рейс. Это - картина завтрашней Земли в том случае, если человечество не обуздает капиталистических воротил, преследующих лишь свои выгоды вопреки жизненным интересам народов...
Хорошо еще, что вышеупомянутый профессор Шульце сам подорвался на своем химическом снаряде. А то - погибнуть бы от шульцевской предшественницы «большой Берты» мирному городу-саду Франсевиллю, утопической обители труда и равенства. Но не слишком ли много благодетельной случайности в этом финале романа «Пятьсот миллионов бегумы»?..
Мы уже говорили о поразительных научных пророчествах, содержащихся в «Экспедиции Барсака». Но главное и самое ошеломляющее предвидение романиста - не в плоскости техники. Построенное на угнетении белым меньшинством миллионов «цветных», полное высоких технологий, но безнравственное по сути государство - разве оно не существовало до недавних лет в Южной Африке?!
Вспоминая «Один день американского журналиста», рассказ, описывающий жизнь Штатов в 2889 году, мы упомянули предсказанное фантастом телевидение. Но ведь печальный мудрец Верн предвидел и пагубное применение СМИ в буржуазном государстве! Пресса всемогуща и путем опросов решает, быть ли миру или войне; от нее зависят даже судьбы подсудимых, которых газетчики могут осудить или оправдать до того, как вынесен приговор. Директор газеты «Эрд геральд» Френсис Беннет ведет себя, словно глава державы... Воистину, лишь остатки оптимизма позволили Верну отнести все это к XXIX веку! Все случилось неизмеримо скорее...
Даже действиями блаженного Ксирдаля, ловящего астероид, руководит его дядюшка-банкир. Когда золотая глыба подлетает к Земле, - можно скупить на бирже упавшие до нуля акции приисков. А потом лучше всего заставить того же племянничка утопить астероид в море. Акции моментально вспорхнут до прежней стоимости. Коммерческая операция, не более того... и на службе у нее - гений физики!
Все меньше веры в успех миссии благородных и гуманных героев - носителей высоких идей; в возможность создания счастливой коммуны на острове Линкольна, или Новой Шотландии, которую хотел основать на тропических островах капитан Грант, или «города солнца» Франсевилля. Персонажи последних романов, хоть и сильны, и обладают высоким интеллектом, но уже отмечены роковым душевным надломом.
Вот - открыватель взрывчатки, сравнимой по силе с атомными бомбами, Тома Рок (роман «Флаг родины»). Он уничтожает себя вместе с пиратами, завладевшими его изобретением, при виде родного французского флага на мачте корабля, атакующего пиратский приют. Но даже этот благороднейший человек - всего лишь безумец, похищенный из лечебницы для умалишенных! А демонически волевой инженер Робур, автор многомачтового геликоптера «Альбатрос», появляется в новой книге «Властелин мира», как образец могучей личности, впадающей в безумие. Мания всесилия и мировой власти принуждает Робура направить свою универсальную транспортную машину прямо в сердце грозы. Молнии разносят вдребезги механическую игрушку смертного, обуянного гордыней...
Одна из последних книг Верна, «Кораблекрушение «Джонатана», яснее ясного говорит о том, что писатель более не надеется на добрые общественные преобразования. Кровавый переворот Луи Бонапарта, разгром Парижской коммуны, все более бесчеловечные войны последних лет помрачили орлиный взор Нострадамуса... Сюжет вкратце таков: на острове у берегов Огненной Земли некий местный анархист Кау-джер спасает потерпевших с разбитого корабля. Он надеется создать из спасенных колонию абсолютно равных и свободных людей, помогающих друг другу в созидательном труде, - но... И Кау-джер, видимо, не Сайрес Смит, и народ с «Джонатана» уже принадлежит к другой эпохе. Проповедник свободы и ненасилия становится «вождем, избранным самою силой обстоятельств». Он вынужден учредить суд и тюрьму; труд становится повинностью... После всех перипетий Кау-джер покидает остров, чтобы на южном краю Америки стать смотрителем маяка. Там он и остается, «навеки свободный и одинокий»...
АМЬЕНСКИЙ ОТШЕЛЬНИК
К сожалению, не свободен и не одинок сам автор десятков бессмертных романов. Не было у него, в конечном итоге, ни счастливой супружеской жизни, ни благоприятного для работы домашнего окружения.
Сын Мишель стал типичным представителем «золотой молодежи» - вел беспутную жизнь, делал долги, попадал в скандалы. Однажды, похитив актрису из муниципального театра Амьена, женился на ней; но через несколько лет сбежал с шестнадцатилетней пианисткой... Даже повзрослев и остепенившись, Мишель влезал в финансовые аферы, почти ежегодно приводившие его к разорению. Верн покрывал потери сына из своих гонораров...
Прошли времена, когда со своей любимой женой Онориной на яхте «Сен-Мишель» Жюль, пышущий здоровьем, совершал плавания по Средиземному морю. И супруга, и обе ее дочери от первого брака ни в коей мере не разделяют высоких духовных запросов Верна. Мир парижских магазинов кажется Онорине не менее грандиозным, чем ее мужу - Вселенная; походы на Елисейские поля - ее «необыкновенные путешествия». Недаром некоторые литературоведы сравнивают печальные закатные годы Жюля Верна рядом с Онориной - с нелегкой старостью Льва Толстого возле Софьи Андреевны...
Чтобы удержать жену от бессмысленных парижских трат, Жюль Верн переселился в Амьен, где она родилась и выросла. А там - подкрадывающаяся старость, болезни, пуля психопата, которую врачи так и не смогли извлечь из его ноги, - все предрешило изоляцию писателя в доме на бульваре Лонгвиль. Редкими становились даже прогулки по саду с черным спаниелем Фолетт...
Он еще пытался бороться за свои прежние идеи. Он согласился быть депутатом от партии социалистов в амьенском муниципальном совете - и честно выполнял свои депутатские обязанности, пока мог. Пока носили больные ноги и видели глаза, почти ослепшие от полувекового изнурительного труда...
Кажется, последним произведением Верна был рассказ «Вечный Адам». Он похож на произведения современной «апокалиптической» фантастики... Археолог далекого будущего по имени Софр-Аи-Ср обнаруживает во время раскопок следы исчезнувшей цивилизации и текст на незнакомом языке. Расшифровав надпись, Софр узнает, что в бесконечно дальнем ХХ веке море покрыло все континенты; из всего человечества выжило лишь семеро. Людям пришлось начать свое восхождение заново... Но, продолжая свои раскопки, Софр находит следы еще боле древней погибшей цивилизации, видимо, Атлантиды...и с горечью осознает извечный круговорот событий. Будущего нет!..
Однако рассказ оканчивается знаменательными словами Софра. По его мнению, истинное достоинство человека состоит в том, чтобы «сохранять душевное спокойствие перед бунтом материи, уметь сказать: «Меня можно уничтожить, но поколебать - никогда!»
...Стало быть, надежда не умерла для грустного, уже почти слепого и парализованного амьенского затворника. Она теплилась в глубинах сердца, в святая святых его гениального усталого мозга. Она ушла лишь вместе с ним...
Жан Жюль-Верн так описывает свое прощание с дедом: «Увидев всех своих близких подле себя, он как бы объял нас единым взглядом, ясно означавшим: «Вот вы все здесь, отлично, теперь я могу умереть». Затем он повернулся лицом к стене, стоически ожидая смерти. Его спокойствие и мужество произвели на нас сильнейшее впечатление, и мы пожелали себе, когда придет наш час, такого же прекрасного и мирного конца. Вскоре наступила агония, и он испустил последний вздох 24 марта 1905 года в восемь часов утра. Сразил его приступ диабета».
...Чем окончить этот рассказ о писателе, чье величие еще нуждается в настоящем общечеловеческом признании; чей оптимизм пережил его самого, чьи герои чужды старости и печали? Пожалуй, краткой справкой. Еще в 1959 году советские ученые, получив фотографии обратной стороны Луны, присвоили имя «Жюль Верн» одному из лунных кратеров. Он примыкает к Морю Мечты...
Материал предоставлен журналом "Искатель"