Ответ на статью Василия Пихоровича «Интеллигенция и контрреволюция»

2011-04-03 В. Тушканчиков

В целом, я согласен с большинством аргументов автора. Но есть несколько нюансов.

Во-первых, автор говорит, что современная интеллигенция - это не интеллигенция вовсе. Это своего рода вороватая мелкая буржуазия, которую «притесняют» выходцы из неё же самой - по аналогии со временами Чехова. Но почему тогда автор ту же самую логику не применяет и к советской действительности? «У всех партийных и прочих руководящих работников было высшее образование», - но ведь и у современных мелких буржуа, назвать которых интеллигенцией у автора язык не поворачивается, образование тоже высшее, причём советское, хотя все мы этой «интеллигенцией» брезгуем. Надо уж доводить до конца логику и признавать, что советское ревизионистское руководство и «интеллигентное» рвачество - это тоже скорее не интеллигенция, а поражённая мещанской гнилостью мелкая буржуазия со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Далее автор утверждает: «Особенность контрреволюции в СССР состоит в том, что она совершалась не классом буржуазии, а, так сказать, в порядке самообслуживания: советское общество "стройными рядами", во главе с руководством партии и государства двигалось от социализма к капитализму. Буржуазия была не движущей силой этой контрреволюции, а ее продуктом».

Это не совсем правильно. Я согласен с автором, что либеральная интеллигенция как явно экономическая категория сыграла значительную роль в контрреволюции, но нельзя сказать, что она (или общество в целом) была её движущей силой. Можно придраться к терминологии и сказать, что в СССР не было буржуазии как таковой, но, тем не менее, отрицать движущую силу буржуазного, явно эксплуататорского элемента, по-моему, нельзя.

Буржуазная контрреволюция, какую бы пошлую роль в ней ни играла интеллигенция, носит буржуазный характер. Нельзя её трактовать, как будто она может двигаться абстрактными либо неопределёнными с точки зрения пролетариата и буржуазии прослойками типа «интеллигентов», «служащих», или вообще «всего общества»: она двигалась переходными классовыми прослойками, очень близкими - и по мере развития контрреволюции всё ближе и ближе, как с точки зрения их отношения к средствам производства, так и с точки зрения психологии - к мелкой и средней буржуазии. А что до либеральной интеллигенции - прослойки, призванной обслуживать привилегированные классы и занятой непроизводительным трудом - то она, как и любая непроизводительная челядь, от официантов до проводников вагонов СВ, классово представляет из себя некий коктейль из пролетария, люмпена, рантье; и в «перестройку» она колебалась между всеми этими прослойками, в том числе и производительным пролетариатом; сказать, что она так последовательно и до конца любила и поддерживала торгашеские и эксплуататорские элементы, что стала их ударной силой, - это значило бы ничего не сказать; но, безусловно, из-за своей непроизводительной экономической сути она больше льнула к прото-буржуазным классам - которым, как это ни парадоксально, после отпадения «прото» оказалась не нужна. Удивительнейший парадокс!

Конечно, автор или кто-либо другой могут мне сказать, что широкие слои советской либеральной интеллигенции были несравненно более многочисленны, чем зарождающаяся мелкая и средняя буржуазия и сросшаяся с ней часть партийно-государственного аппарата (не более 10% населения). Это так, но что же дальше? Простое количество людских тел ничего не решает ни в революции (вспомним буржуазные революции), ни в контрреволюции. За исключением столиц, где собралась её наиболее привилегированная прослойка, эта интеллигенция просто сидела у радиоприёмников и горячо за контрреволюцию «болела». Да даже и в столицах - что они, штурмом брали правительственные учреждения? Решающую роль в перевороте сыграла буржуазия, чьи вожди действовали решительно и перекупили чиновничество и силовые структуры, - в то время как производительные работники, расколотые и усыплённые, ждали прихода доброго царя, - а вовсе не аморфные массы либеральной интеллигенции, вывалившие к Верховному Совету. Помните, что сказал Дмитрий Язов? «Мы вводили в Москву танки не против людей, а в надежде на то, что люди нас поймут и поддержат». Не поняли, а поддержать в принципе не могли.

«Зато на референдумах» - скажут мне в ответ - «либеральная интеллигенция исправно голосовала за контру». Но ведь и там главной движущей силой являлась не она, а монополия «контры» в средствах массовой информации - установленная, между прочим, отнюдь не «демократическим» путём. Отметим: пока федеральными СМИ командовали Горбачёв и Яковлев, значительная масса той же либеральной интеллигенции России (за исключением Москвы) голосовала за Союз.

Автор утверждает: «Советская интеллигенция есть, и на самом деле, трудовая интеллигенция».

Это, на мой взгляд, очень важное замечание и составляет главную ценность всей статьи. Почему-то в левой среде принято считать, что «трудовая интеллигенция» не может быть в контрреволюции, хотя это не совсем так. Конечно, называть ревизионистское руководство и рвачей «трудовой интеллигенцией» язык не поворачивается. Но была ещё либеральная интеллигенция - особая прослойка в среде трудовой интеллигенции, занятая непроизводительным умственным трудом, изначально (и, по-видимому, в конечном итоге тоже) призванным обслуживать эксплуататорские классы. Если она оказывается призванной к обслуживанию и производительных классов тоже, то, видимо, только по какому-то недоразумению, только потому, что общество пока ещё не готово, по объективным или субъективным политическим причинам, перейти к более совершенной форме организации умственного труда. Ну и понятно, как указывает автор, что она и её лидеры (не имея принципиальной классовой позиции), конечно же, не могли знать направление, в котором следует «вести страну».

Вот что я откопал в своих старых записях:

«Либеральная интеллигенция (ЛИ) - многочисленная прослойка развитого индустриального общества, обеспечивающая своё существование за счёт дохода от непроизводительного умственного труда.

При капитализме, отчуждение прибавочной стоимости классом частных собственников и буржуазно-монополистическим государством позволяет последним непроизводительно исстрачивать часть ренты или прибыли для приобретения услуг ЛИ.

При социализме, в виду того, что управление народнохозяйственными объектами осуществляется в интересах всех людей, платёжеспособный спрос на непроизводительные услуги сводится к минимуму. Непроизводительные услуги, в т.ч. интеллектуального характера, распределяются практически бесплатно; значительной же мотивацией для их производителя должен служить не обмен, а самореализация (в т.ч. посредством здоровой «соревновательности») свободной, всесторонне развивающейся личности в процессе труда; да и ресурсы для производства также должны бесплатно черпаться в свободном творчестве масс - в значительной степени всё общество должно участвовать в производстве. Однако по мере развития общества, роста производительности труда, у многих трудящихся нередко образуются излишки, которые они предпочитают коллективно обменивать на непроизводительные услуги улучшенного качества. ЛИ, выступающая их непосредственным производителем, получает, таким образом, возможность освободиться от созидательного труда и заниматься их предоставлением профессионально, что, без сомнения, повышает их качество, но, с другой стороны, ложится определённым бременем на массы производительных работников. Постоянное совершенствование духовных потребностей, необходимость более полной личностной самореализации, в долгосрочном плане берут верх над утилитарным желанием «качественных» непроизводительных услуг, в результате чего излишки испаряются, а с ними должна исчезнуть и ЛИ. Какие-то «титаны», «гении», возможно и останутся, но только не «индустрия развлечений».

Экономические факторы в основном определяют психологию ЛИ. Благополучие ЛИ зависит от спроса на непроизводительные услуги, основным условием которого является наличие социального паразитизма, экономического оппортунизма в обществе. Соответственно, в мышлении ЛИ преобладают индивидуализм, эгоцентризм, а гуманизм приобретает либеральную окраску. Необходимость защиты своего существования, маскировки, затушевывания своей паразитической сущности ведёт к приверженности крайнему релятивизму, отрицанию какой бы то ни было абсолютной истины. Идеализируется и гражданско-правовая сторона жизни, всячески фетишизируется неприкосновенность безусловных и «неотъемлемых» прав личности, и т.д. Идеологическая позиция ЛИ носит противоречивый характер. С одной стороны, ЛИ заинтересована в усилении эксплуатации трудящихся масс, ибо она, во-первых, ведёт к расширению спроса на непроизводительные услуги, а во-вторых, повышает покупательную способность ЛИ. Наиболее враждебными элементами являются представители привилегированной ЛИ, которым удаётся обогатиться за счёт своей «клиентуры» посредством монополизации - привилегированного доступа на определённые рынки непроизводительного умственного труда, что весьма часто случается, в виду редкости и сложности многих видов предоставляемых услуг; деятельность их, представляющую собой паразитирование на паразитизме, можно математически представить как паразитизм в квадрате. Это особенно усугубляется, если ресурсы для своей деятельности - идеи и проч., получаемые из общественного творчества бесплатно - они начинают произвольно трактовать, как будто они идут от «личного таланта», «инициативы», и т.д.

Это так, но, с другой стороны, ЛИ зачастую сама становится жертвой эксплуатации и неэквивалентного обмена. Кроме того, рост доходов частных собственников и буржуазно-монополистического государства не всегда ведёт к росту спроса на услуги именно интеллектуального характера, а монополизация производства ведёт к снижению покупательной способности ЛИ. Поэтому солидарность с капиталом у ЛИ чередуется с левизной, приобретающей, как правило, социал-демократический оттенок. Но даже в те периоды, когда паразитизм и загнивание капитализма принимает наиболее уродливые формы, ЛИ крайне редко прибегает к антикапиталистической риторике. Ей гораздо более импонируют тирады против «непросвещённости», «бескультурья», авторитаризма, клановости, непотизма (кумовства), отсутствия законности, и прочих «пережитков варварства» в рамках самой системы.

В условиях господства бюрократии, слабости обратной связи между производством и потреблением, общественные потребности с течением времени могут извращаться, различие между производительным и непроизводительным потреблением затушёвываться, ресурсы в плановом порядке перенаправляться в сектор непроизводительных товаров и услуг; развивается социальный утилитаризм, ложащийся тяжким бременем на производительный труд. Возникает многочисленная ЛИ и мещанская прослойки, по сути эксплуатирующие производительный труд. Имеющее место таким образом расхищение и непроизводительное использование человеческого ресурса имеет плачевные последствия. Резко падают инвестиции, прекращается рост производительности труда, сокращается свободное время, снижается интеллектуальный и культурный уровень трудящихся, общество в целом деградирует. Таким образом, наличие столь многочисленной либерально-интеллигентской прослойки в социалистическом обществе я объясняю двумя вещами: напором государственно-капиталистических тенденций и сдвигами в планировании, порождёнными бюрократической ограниченностью мышления.

Если торжествуют уравниловка и нарушение социалистического принципа распределения по труду, без учёта характера труда и его производительной или непроизводительной направленности, то существенная часть социалистической интеллигенции начинает получать «общественные дивиденды» и превращается в полу-рантье, существующих, в значительной мере, за государственный счет. Однако паразитизм такого рода оказывается затушёванным, и интеллигентам кажется, что они получают зарплату за свой труд. Первоначально, особенно в крупных мегаполисах, это ведёт к ощущению значительного улучшения уровня жизни среди интеллигенции. Однако паразитизм, замаскированный лозунгами «распределения по труду», в конечном итоге перевешивает все выгоды такого существования. Таких «полу-рантье» также можно, с моей точки зрения, включить в состав ЛИ в той степени, в которой они являются рантье. Идеология такого рода ЛИ крайне противоречива. Ведь с одной стороны, они могут быть заняты в производительной сфере, их труд может быть производителен. Но им, как это ни парадоксально, может казаться выгодным усиление эксплуатации производительных масс, значительную долю которых составляют отсталые массы, ибо это усиливает их покупательную способность как рантье. Поэтому многие из них тоже выступают резко против существующего строя. Однако в процессе буржуазной реставрации данная прослойка просто исчезает в результате изменения принципа распределения. Во всяком случае, та часть дохода, которую они получали в виде ренты, исчезает, и они либо перестают отличаться от обычной трудящейся и эксплуатируемой интеллигенции, сбрасывая свою либеральную оболочку, либо находят другие способы получения ренты, либо физически гибнут».

Вот эта-то либеральная интеллигенция, особенно её столичная аристократическая часть, и сыграла роль не только «идеологического центра контрреволюции» (особенно купившись на идеи старой буржуазной интеллигенции, которая свой монизм пронесла сквозь советский период, а в ревизионистский период - и особенно во время перестройки - выплеснула этот ушат монистической грязи на голову советской интеллигенции), но и в определённой степени материальной силы, своего рода «пятой колонны» в стане трудящихся классов. И хотя аристократия всех классов (и крестьянского, и рабочего в том числе) купилась на буржуазную пропаганду, считая, что им и их классу недостаточно перепадает, «не по заслугам», - всё-таки особая роль либеральной интеллигенции (абстрагировавшись от мелкобуржуазного паразитизма, который так же был распространён и в рабочей, и в крестьянской среде) именно как непроизводительной прослойки - причём с достаточно сомнительной, в условиях социально-ориентированного общества, значимостью - должна быть признана и заслуживает особого подхода; в контрреволюции она, безусловно, сыграла особую роль.

Необходимо и впрямь извлечь серьёзный урок, уяснить для себя причины, как так получилось, что непроизводительная прослойка не только разрослась чуть не до половины страны, декларировавшей уничтожение эксплуатации человека человеком и ставившей близкой целью уничтожение разделения труда, но и включила в себя, скажем так, не самые отсталые трудящиеся слои, в то время как производительный труд - материальная основа общества - во многом был возложен на отсталые, а зачастую даже на криминальные слои; и только искусственно, командно-административными методами, частично переводился на передовые слои, да и то в примитивнейшей, скорее непроизводительной форме (уборочные работы, помощь при строительстве, самый отсталый, примитивный ручной труд). И ещё надо не забывать, что нельзя в указанную кучу вообще без разбора кидать различную интеллигенцию, как это принято у некоторых современных ревизионистов, под маркой «пролетарской интеллигенции» прячущих национал-буржуазную технократию.