Предыстория гражданской войны

2011-03-22 Станислав Ретинский

140-летию со дня возникновения Парижской коммуны посвящается...

«Революция во время войны есть гражданская война, а превращение войны правительств в войну гражданскую, с одной стороны, облегчается военными неудачами («поражениями») правительств, а с другой стороны, - невозможно на деле стремиться к такому превращению, не содействуя тем самым поражению.

Этот лозунг один только означает последовательный призыв к революционным действиям против своего правительства во время войны»

В. Ленин «О поражении своего правительства в империалистической войне»

Как известно, Ленин занимался глубоким исследованием истории Парижской коммуны, как первого в мире рабочего правительства. Помимо всего прочего, огромное значение уделялось тому обстоятельству, что Парижская коммуна явилась прямым результатом франко-прусской войны. Причем возникла она именно в проигравшей стране, то есть во Франции. Исходя из этого обстоятельства Ленин приходит к выводу о необходимости превращения войны правительств в гражданскую войну. Реализация этого лозунга в значительной степени облегчается военными неудачами именно «своего» правительства. Эта гениальная мысль позволила партии большевиков выбрать правильную позицию в отношении Первой мировой войны. В то время как большинство коммунистов находилось под влиянием идей социал-шовинизма, большевики продолжали оставаться на классовых позициях мирового пролетариата, содействуя поражению России в войне. Без преувеличения можно заявить, что своим успехом революция в 1917 году во многом обязана неоценимому опыту Парижской коммуны. В этом году ей исполняется 140 лет.

Любое историческое предсказание может быть основано исключительно на предыдущих событиях, подобно тому, как все последующие революции должны учитывать опыт своих предшественников. Одним из самых ярких «предсказателей» несомненно является Фридрих Энгельс. Именно он на основе событий франко-прусской войны сделал, возможно, самый точный прогноз грядущей мировой войны:

«И разве не висит постоянно над нашими головами дамоклов меч войны, которая в первый же день развеет в прах все бумажные союзы государей, войны, относительно которой неизвестно ничего, кроме абсолютной неизвестности ее исхода, войны расовой, которая отдаст всю Европу на поток и разграбление пятнадцати или двадцати миллионам вооруженных солдат и которая еще не разразилась только потому, что абсолютная невозможность предвидеть ее конечные результаты внушает страх даже самому сильному из крупных военных государств

Это тем более обязывает нас сделать вновь доступными для немецких рабочих эти полузабытые документы, блестяще свидетельствующие о дальновидности интернациональной рабочей политики 1870 года» (Введение Ф. Энгельса к работе К. Маркса «Гражданская война во Франции», 1891 г.).

Актуальность этих «полузабытых документов» усиливается еще и тем обстоятельством, что процесс противостояния двух систем сегодня временно приостановился, поэтому с новой силой может разразиться борьба внутри империалистических стран. А без знания истории невозможно понять ни настоящего, ни тем более будущего. Задача данной статьи состоит в том, чтобы вкратце вспомнить события, предшествовавшие гражданской войне во Франции.

Отличительная особенность Пруссии состояла в том, что она добивалась объединения Германии под своей гегемонией. Это объединение должно было состояться, в частности, путем аннексии Эльзаса и Лотарингии, имевших для Франции крупное промышленное значение. В свою очередь, Франция стремилась подорвать возрастающее могущество Пруссии, например, путем изоляции от нее южногерманских государств. Все это служило поводом для предстоящей войны. Энгельс в статье «Роль насилия в истории» дает такую характеристику дипломатической подготовки Франции и Пруссии:

«Обе стороны заблаговременно позаботились о союзниках. Луи Наполеон был уверен в Австрии и Дании и - до некоторой степени - в Италии. На стороне Бисмарка стояла Россия. Но Австрия была, по обыкновению, не готова, не могла активно выступить ранее 2 сентября, - а 2 сентября Луи Наполеон был уже германским военнопленным; к тому же Россия уведомила Австрию, что она нападет на нее, как только Австрия нападет на Пруссию. В Италии же Луи Наполеону приходилось поплатиться за свою двуличную политику: он хотел поднять национально-освободительное движение итальянцев, но в то же время охранить папу от этого национального единства; Рим был занят его войсками, которые были ему теперь нужны дома, но которых он не мог убрать, не обязав предварительно Италию соблюдать суверенные права Рима и папы, а это, в свою очередь, помешало Италии прийти к нему на помощь. Наконец, Дания получила от России приказ сидеть смирно».

19 июля 1870 года Франция объявила войну Пруссии. Спустя четыре дня Карл Маркс пишет первое воззвание о франко-прусской войне, которое было утверждено на заседании Генерального Совета Международного Товарищества Рабочих. В частности, в нем говорилось следующее:

«Чем бы ни кончилась война Луи Бонапарта с Пруссией, - похоронный звон по Второй империи уже прозвучал в Париже. Вторая империя кончится тем же, чем началась: жалкой пародией. Но не надо забывать, что именно правительства и господствующие классы Европы дали возможность Луи Бонапарту в течение восемнадцати лет разыгрывать жестокий фарс реставрированной империи».

Правда Социал-демократическая рабочая партия несколько переоценивала оборонительную роль Пруссии в войне. Она недостаточно разоблачала захватнические устремления прусской военщины, сосредоточив главное внимание на критике французского бонапартизма. Это послужило поводом для написания письма Марксом и Энгельсом комитету СДРП в августе 1870 года:

«То, что Германия первоначально обретает свое единство в прусской казарме, является наказанием, ею вполне заслуженным. Но результат, хотя и таким способом, все же достигнут. Вздорные мелочи, как, например, конфликт между северогерманскими национал-либералами и южногерманской Народной партией, впредь не будут стоять понапрасну поперек дороги. Отношения развернутся в большем масштабе и упростятся. И если тогда германский рабочий класс не сыграет выпавшей на его долю исторической роли, то это - его вина. Нынешняя война перенесла центр тяжести континентального рабочего движения из Франции в Германию. Тем самым на германский рабочий класс ложится еще большая ответственность...»

После разгрома французов под Седаном, пленения Наполеона ІІІ и установления 4 сентября республики во Франции характер войны коренным образом изменился. Как и следовало ожидать, для Германии она стала уже захватнической. 9 сентября публикуется второе воззвание Генерального Совета Международного Товарищества Рабочих о франко-прусской войне:

«Не довольствуясь заявлением, что он взял на себя командование германскими армиями, «чтобы отразить нападение», Вильгельм в подтверждение оборонительного характера войны присовокупил, что только «ход военных событий» привел его к тому, чтобы перейти границы Франции. Оборонительная война, конечно, вовсе не исключает наступательных операций, продиктованных «ходом военных событий».

Таким образом, этот благочестивый король был связан обещанием перед Францией и перед всем миром вести чисто оборонительную войну. Как же освободить его от этого торжественного обещания? Режиссеры всей этой комедии должны были представить дело так, как будто он против своей воли подчиняется неотступным требованиям немецкого народа. И они сейчас же подали сигнал немецкой либеральной буржуазии с ее профессорами и капиталистами, с ее муниципальными советниками и журналистами. Эта буржуазия, которая в своей борьбе за гражданскую свободу с 1846 по 1870 г. выказала невиданную нерешительность, неспособность и трусость, была, конечно, в восторге от той роли рыкающего льва немецкого патриотизма, в которой она должна была выступить на европейской сцене. Она надела на себя маску гражданской независимости, прикидываясь, будто принуждает прусское правительство выполнить тайные планы самого же правительства. Она раскаивалась в своей долголетней и почти религиозной вере в непогрешимость Луи Бонапарта и поэтому громко требовала расчленения Французской республики. Остановимся хоть на минутку на благовидных доводах, пущенных в ход этими рыцарями патриотизма.

Они не осмеливаются утверждать, что население Эльзаса и Лотарингии тоскует по немецким объятиям. Как раз наоборот. Чтобы наказать его за чувства патриотизма к Франции, Страсбург в течение шести дней бомбардируют «немецкими» разрывными снарядами - бомбардируют бесцельно и варварски, ибо это город с обособленно расположенной от него командующей над ним цитаделью, - поджигают его и убивают массу беззащитных жителей! Еще бы! Территория этих провинций некогда принадлежала давным-давно почившей Германской империи. Поэтому эта территория с ее населением, видимо, должна быть конфискована как не теряющая давности немецкая собственность. Если восстанавливать старую карту Европы, согласно капризам любителей старины, то не следует ни в коем случае забывать, что в свое время курфюрст Бранденбургский в качестве прусского владетельного князя был вассалом Польской республики».

Второе воззвание помогло секциям Интернационала и передовым рабочим в разных странах занять интернационалистскую позицию. Особенно ярко это проявилось в Германии, где на многочисленных массовых рабочих собраниях и социал-демократических конференциях принимались антивоенные резолюции. Бебель и Либкнехт обличали в своих выступлениях в рейхстаге захватническую войну и призывали немецких рабочих стать на защиту Французской республики.

После сдачи Седана прусская армия двинулась к столице и 18 сентября началась осада Парижа. О том, как разворачивались события в осажденном городе, пишет Фридрих Энгельс во введении к работе Карла Маркса «Гражданская война во Франции»:

«Но неприятель стоял у ворот; армии империи были либо осаждены в Меце, без надежды на освобождение, либо находились в плену в Германии. В этом критическом положении народ позволил парижским депутатам бывшего Законодательного корпуса провозгласить себя «правительством национальной обороны». На это согласились тем скорее, что теперь все парижане, способные носить оружие, были, в целях обороны, зачислены в национальную гвардию и вооружены, так что рабочие составляли в ней теперь огромное большинство. Но уже вскоре прорвался наружу антагонизм между правительством, состоявшим почти поголовно из буржуа, и вооружённым пролетариатом. 31 октября рабочие батальоны взяли штурмом ратушу и арестовали часть членов правительства. Предательство, прямое нарушение правительством данного им слова и вмешательство нескольких мелкобуржуазных батальонов привели к освобождению арестованных; и чтобы не дать разгореться гражданской войне в осаждённом вражеской силой городе, прежнее правительство было оставлено у власти».

28 января 1871 года измученный голодом Париж капитулировал. Тем не менее, Национальная гвардия сохранила оружие и заключила с прусской армией только перемирие. Поразительно еще и то, что «пруссак» не решался войти в город, что говорит об огромном уважении к парижским рабочим со стороны войска, перед которым сложили оружие все армии империи. Еще больший страх перед вооруженными рабочими испытывал глава нового правительства Тьер, который «должен был убедиться, что, пока парижские рабочие вооружены, господство имущих классов - крупных землевладельцев и капиталистов - находится в постоянной опасности. Первым его делом была попытка их разоружить» (Энгельс).

И эта попытка была осуществлена 18 марта, когда Тьер послал линейные войска с приказом захватить артиллерию, принадлежавшую Национальной гвардии. Она оказалась неудачной, так как весь Париж взялся за оружие, что послужило прологом для провозглашения первого в мире рабочего правительства - Парижской коммуны...