Куба в судьбе поколения

2011-01-01 Евгения Босенко

Речь идет о роли Кубы в судьбе двух поколений советских людей. Наших родителей — ровесников Фиделя и Че — и нас, возраста их детей. Отцы и дети восприняли революцию на Кубе с энтузиазмом и восторгом, разница в том, что взрослые сознательно, а мы, ученики младших классов, вначале стихийно, разделяли общее ликование. Может быть, с этого и начинается формирование серьезных человеческих чувств, таких как любовь, солидарность, интернационализм. На письменном столе сейчас книга: «Эрнесто Че Гевара. Статьи, выступления, письма». В его биографии есть такая дата: «1936–1939. Гражданская война в Испании. Первое политическое событие, заметно вторгшееся в сознание Гевары». Сражение с фашизмом в этой далекой от Латинской Америки стране всколыхнуло чувства маленького аргентинца, стало основой формирования личности революционера. Он часто ссылался в разные моменты борьбы на опыт Испании. Всегда подчеркивал: «Именно благодаря той борьбе и благодаря самопожертвованию испанского народа, можем мы сегодня сказать всему миру: Мы — здесь. Революция — здесь». На поколение советских людей события в Испании оказали сильнейшее влияние, соразмерное с Победой в Великой Отечественной войне. Революция на Кубе воспринималась нашими отцами как реванш за трагическое поражение испанцев. Когда произошло это событие, моим одноклассникам исполнилось ровно столько лет, сколько было Геваре в 1936 году. И если бы кто-то из нас стал революционером или известным деятелем и его путь в политику был бы интересен человечеству, можно было бы написать в биографии каждого: «1958–1961. Куба. Первый интерес к политическим событиям». Известен тезис Маркса: сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду, а в своей действительности является совокупностью всех общественных отношений. «Остров Свободы» вошел ярким моментом в совокупность тогдашних отношений, участвовал в формировании наших личностей. Задумав написать статью, я провела небольшой опрос своих знакомых, ровесников. Вот общие воспоминания. Победа на Кубе в детской памяти осталась где-то рядом по значимости с первым запуском в космос человека, такое же радостное, светлое событие. Юрий Гагарин вскоре после полета побывал на Острове Свободы и провел день с Че Геварой. Переполняло чувство гордости за человечество. Это как преодоление земного притяжения, на грани возможного. Школьники, шутя, расшифровывали слово Куба как Коммунизм У Берегов Америки.

В день полета Гагарина на улицу высыпали прямо с работы люди и ликующей колонной прошли стихийной демонстрацией. Широко известны документальные кинокадры: молодые мужчины в белых халатах, похожие на сотрудников НИИ, несли плакат с надписью «Чур, я второй!» Это была не вполне шутка. Многие готовы были переквалифицироваться в космонавты. Скоро стали летать в космос ученые, инженеры, врачи, те самые люди в белых халатах. Их было немного. Но пример заразительный. На космос стали работать тысячи людей, осуществив мечту детства и юности, возникшую в день полета первого космонавта. Так и с Кубой. Это был урок действия, поступка, прорыва. Многие были готовы присоединиться к борьбе. Этот порыв охватил и детей.

Одна знакомая рассказала совершенно невероятную, с позиции современных подростков, историю. Три подружки-школьницы решили отправиться помогать кубинцам. Кто-то из взрослых вразумил, что надо овладеть какой-то специальностью, т.к. кубинцам нужны образованные люди. Скорее всего, таким образом учителя хотели обратить их взоры к учебе в школе. Девочки этот совет восприняли как руководство к действию и стали обсуждать, какая профессия наиболее востребована. Учитывая международную обстановку, связанную с Карибским кризисом и возможным нападением США на Кубу, остановились на военной специальности. Выбрали танковое училище и отправились туда с просьбой быстро их обучить и отправить на Кубу. Удивительно, какие тактичные люди окружали тогда детей! В Киевском танковом училище трех подружек выслушали с пониманием, показали танки, даже разрешили продемонстрировать свои знания теории. Удивляет и то, что девочки, готовились по каким-то учебникам, которые по их разумению давали знания для управления танком. На всю жизнь запомнилось, как они лазили в танки и нажимали там рычаги управления. Далее офицеры деликатно отложили конкретный разговор до окончания школы и проводили пятиклассниц до ворот. Специальность они выбрали мирную, но с оглядкой на возможность перспективы работы на Кубе.

Схожее чувство немедленного желания помогать кубинцам возникло и в нашем коллективе после встречи с отцом одноклассницы, военным специалистом, только что вернувшимся с Острова Cвободы. Он рассказал нам о жизни кубинских детей, и мы сразу загорелись им послать подарки, в основном игры и книги. Одноклассница носила на школьном переднике привезенный отцом значок с изображением Фиделя Кастро. Я и сейчас его помню, будто он у меня на ладони. Многие носили значки с флагом Кубы. Вскоре состоялась моя первая поездка в Москву, и на вопрос родителей, что бы мне хотелось больше всего, попросила значок с Фиделем. В те годы на улицах было множество киосков «Союзпечать», где продавались также и значки в большом выборе. Мы везде спрашивали с кубинской символикой. Наконец, на территории Кремля нашли! «Сколько тебе надо?»,– спросила мама. Быстро прикинула, кто из друзей заказывал, оказалось — 12. Но в киоске был только один. Графическое изображение Фиделя в профиль в берете. Это был именно тот образ, который мы знали и любили. Я долго носила на школьной форме этот значок и храню его как семейную реликвию.

Че Гевара в телевизионном выступлении в 1961 году с сообщением о поездке в социалистические страны, выразил удивление, что представителей делегации все узнавали: «Во всех этих странах энтузиазм по отношению к Кубе просто поразителен. Наверное, более всего это можно ощутить в Советском Союзе. Революция произошла там сорок три года назад, у всех высочайший уровень политической культуры, и было просто потрясающе видеть, как незнакомые люди узнавали нас — двоих или троих, носивших подобие бороды. Они сразу же начинали приветствовать кубинскую Революцию и заявлять о своей солидарности с ней». Можно было бы удивится, если бы их, наоборот, не узнали. Их знал каждый ребенок. Знакомые помнят, как встречали кубинскую делегацию в Киеве. Стояли на улице вдоль всего пути следования. В ожидании пели песни про Кубу. Размахивали кубинскими и советскими маленькими флажками и скандировали: «Вива, Куба!», «Фидель, Фидель». Имя нравилось. Некоторые мамы своих сыновей, нареченных Федорами, стали называть Фиделями. Типичная картинка тех лет: молодая мамаша утешает расстроенного малыша Федю словами — «ты же у нас Фидель, тебе нельзя плакать». Интересно, что, спустя десятилетия, мои знакомые легко вспоминали песни о Кубе тех лет, причем воспроизводили не только мелодию, но и довольно сложный и полный смысла текст. Например, из любимого на Кубе «Марша 26 июля» или как его в народе называли «Шагайте, кубинцы»: «и против власти беспощадной и чужеземной своры жадной, подняли мы знамя священной войны». Или слова из песни «Куба, любовь моя!», которую исполнял молодой И. Кобзон, их знал каждый: «Вновь говорит вдохновенно Фидель — родина или смерть». Трудно представить, чтобы такого накала песни прозвучали на современной эстраде.

Позднее в учебных заведениях Украины, вузах и техникумах, появились кубинские студенты. В нашем вузе было особенно много иностранцев, пришлось долгие годы преподавать у них и мне. Когда-то в одной группе учили философию студенты из 17 стран — весь Земной шар! Была молодежь из Латинской Америки: борющегося Никарагуа, Сальвадора, Чили, и, конечно же, большое землячество кубинцев. Спросила у коллег-преподавателей, какими они им запомнились? — Собирательный ответ такой: веселые, энергичные, отзывчивые, коллективисты, деятельные, готовые на любые начинания, с хорошо развитым чувством юмора и самоиронии. «Светлые люди, казалось, что они источают свет и теплоту своего острова»,– вспомнила преподавательница техникума. Надо сказать, что южный темперамент не всегда проявлялся кстати на занятиях. Недавно прибывшим на учебу было трудно усидеть, они грациозно крутились, почти танцевали за партами.

Естественно, что все учились бесплатно. Студентам из южных стран, в том числе из латиноамериканских, выдавалась теплая одежда. В центральном универмаге были специализированные дни по обслуживанию учащихся из южных стран. Комплект сезонной одежды давался за счет принимающей страны, т.е. бесплатно. Можно было кое-что выбрать по вкусу, но все землячество ходило в одинаковых зеленых спортивных шапках, а потом в ушанках. Зимой очень мерзли. Вновь прибывшие, когда получали заранее комплект теплой одежды, спрашивали старожилов — какая она, зима, как выглядит снег, которого они никогда не видели. В ответ кто-то из старших кубинцев эффектно распахивал дверь холодильника, потом предъявлял внутренности морозильника со словами «Так будет везде!». Это повторялось каждый год по отношению к новичкам и вызывало всеобщее веселье. Учились кубинцы хорошо. Я тогда обратила внимание на такую особенность, свойственную вьетнамским и кубинским студентам: они не говорили — «я хочу быть агрономом» или «мне нравятся агрономические науки», а исключительно — «моей стране нужны агрономы», и этим проблема личного выбора исчерпывалась. Старый спор между Платоном и Аристотелем о выборе профессии: Платон считал, что специальность определяется и назначается соответственно государственной потребности. Аристотель — утверждал, что наоборот, если дело выбрано самим человеком, то оно лучше исполняется, а значит, приносит больше пользы для всех, в том числе для государства. Противоречие общественного и личного блага, о котором размышляли античные философы, по-прежнему актуально, в каждый конкретно-исторический период оно приобретает новые формы.

Нельзя не упомянуть историю моего знакомого, на личную судьбу которого Куба повлияла наиболее непосредственным образом. На факультете, где он учился, ему нравилась однокурсница — кубинка. Влюбленный парень выучил испанский язык так хорошо, что впоследствии, когда сам начал преподавать в вузе, студенты из Кубы принимали его за кубинца, да еще из той области, откуда родом была Мануэла. Как депутат Верховной Рады он бывал в составе делегации на Кубе, в других странах Латинской Америки. Ему приходилось «вживую» переводить беседу Фиделя Кастро для украинской делегации. И сейчас его работа связана с Кубой. Знает ли об этом его первая учительница испанского? Один знакомый рассказывал, что в молодости ему нравилось изучать испанский по записанным на магнитофон речам Фиделя Кастро, и был тронут, когда услышал, как он обращался к, очевидно, сидящему рядом Че Геваре: «Че, я правильно сказал?» Наверное потому, что к этому времени Че погиб, это его взволновало до слез. Что притягивает к речам и текстам кубинских руководителей? В отличие от наших официальных текстов, в них есть живое чувство, поэтому хочется к ним обращаться вновь и вновь.

Когда народ помогает другому народу, он становится лучше, выше. Аристотель дает совет: когда помогаешь другу, никогда, даже в мыслях не думай об ответной помощи. Отдавая другому, оставляешь себе лучшее — чувство собственного достоинства, самоуважение. Это касается и дружбы между народами. Че в своих отчетах о поездке в социалистические страны говорил, что соцстраны делились не лишним, а необходимым, тем, чего их народу пока самому не хватало. Подчеркивал и то, что отдавая необходимое, советские люди отказывались от благодарности, говорили так: «Куба — передовой фронт борьбы с империализмом, а в этом заинтересовано все прогрессивное человечество». Когда читаешь эти слова из речи, произнесенной по радио, т.е. для всего народа, восхищаешься дважды — и благородству дающей стороны, и достоинству принимающего помощь. Надо быть Че, чтобы иметь смелость вынести на публичное рассмотрение такие тонкие нравственные моменты. Украина уже давно никому не помогает, наоборот, протягивает руку за подаяниями МВФ.

Наше поколение в начале жизни было свидетелем бескорыстной помощи революционной Кубе. Каждый искренне хотел внести свой вклад, даже дети. Мы помним это несравнимое чувство радости от того, что твоя родина может протянуть руку помощи друзьям. Теперь Куба, с другого полушария, в этом смысле действительно от нас очень далекая, бескорыстно помогает нам, уже 20 лет лечит детей, пострадавших от чернобыльской катастрофы. Помогает без просьбы со стороны украинского правительства, без помпезности и шумихи. Власть не способна оценить по достоинству самоотверженную помощь друзей. Несколько лет назад перестали отправлять детей, не потому, что они не нуждаются в лечении,— пожалели денег на перелеты. Кубинцы просили, настаивали: найдите самолеты, а мы будем содержать и лечить детей бесплатно. В одностороннем порядке настояли, упросили, продолжают бескорыстно лечить.

Куба продолжает традицию интернационализма, от которого давно отказалась наша страна. Когда-то в моем доме прозвучали слова: «Интернационализм — самое прекрасное чувство на земле». Нет, возразила школьница-подросток. Самое прекрасное чувство — это любовь. Но, может быть, без умения любить и желания прийти на помощь другому народу, «способности любить не только ближнего, а дальнего» (В.И. Ленин «Задачи союза молодежи») не получится и личной любви. Поэтому так не везет в личной жизни бизнесмену, обывателю, живущему по принципу «моя хата с краю». Фидель писал, что марксизм возник из великой любви к человечеству, эта теория проникнута страстным чувством — любовью к угнетенным. Что же будет с любовью, если забудем то чувство единения и солидарности, которое сплотило человечество вокруг восставших против угнетения народов России, Испании, Кубы? В «Испанских дневниках» М. Кольцов пишет о молодом Хемингуэе, который под бомбежками в Мадриде пишет новый роман. Это роман об интернационализме «По ком звонит колокол». Молодой американец говорит испанской девушке, как он сильно ее любит: «Я люблю тебя так, как люблю все, за что мы боремся. Я люблю тебя так, как люблю свободу и человеческое достоинство, и право каждого работать и не голодать». Главное, девушка вполне его понимает и не обижается. Слова «Я люблю тебя, как люблю Мадрид» вполне убедительны в устах защитника этого города. Так мог бы говорить о любви Че. У него есть слова: «истинным революционером движет великая любовь. Невозможно себе представить настоящего революционера, не испытавшего этого чувства».

Меня тронуло прощальное письмо Фиделю, которое написал Че, уезжая в Боливию. Он был уверен, что друг и единомышленник поехал бы с ним, если бы не был связан долгом перед кубинским народом: «другие земли требуют той скромной помощи, которую я могу оказать. Я могу сделать то, в чем отказано тебе — твоей ответственностью лидера Кубы,— и поэтому пришел час расставания». Че Гевара назвал свое поколение «поколением самопожертвования» и это определение заставляет нас, относительно благополучных европейцев, задуматься о своей жизни. Достойны ли мы, теперешние, Кубы?