Электричка

2010-02-18 И.Червоненко (Иван Червоненко)

*Електричка, електричка -

Наша матінка й сестричка.

(Украинская поговорка 90-х годов)*

Как не крути, а все-таки хорошо, когда тебе тринадцать лет, когда озорное солнце улыбается с радостной усталостью вечера, а впереди ждут белые лошади, доспехи и восхищенные взгляды прекраснейших Дульсиней мира. Володя был счастлив. Началось лето - целая вечность свободы, книг про войну и пиратов, тропинок, затерянных в лесах, и сумасшедших фантазий, которым почему-то так сложно придаваться среди пыльных школьных стен...

Его несло человеческое море, состоящее из дачников и студентов, изо всех сил стремящихся попасть на знаменитую «вечернюю» электричку «Киев - Мироновка». Была пятница, поэтому до Фастова нужно было сродниться с этими людьми, слиться с ними в одно огромное, многословное и злое тело. Стать частью своего народа. Он ведь существует не в виде мифологических богатырей в шароварах, которых Володе пытались вдолбить в голову «национально-сознательные» авторы хрестоматий; народ - это матерящиеся усталые люди из электричек.

Двери поезда брали штурмом. Особенно преуспевали в этом полные тетки лет пятидесяти, лихо забрасывавшие в вагоны свои тяжеленные «кравчучки». Потом все еще долго боролись за возможность дышать посвободней, а кто не мог или не умел бороться - свыкались со своим неудобным положением. В двух местах женщины кричали друг на друга, получая явное удовольствие от возможности быть, наконец, услышанными. Когда город окончательно выпустил огромную железную гусеницу состава из своих заасфальтированных рук, всем сразу вздохнулось свободней.

Солнце садилось где-то за Мироновкой, и его красные лучи смягчали даже самые суровые лица людей. За мутными окнами, которые, видимо, не мыли еще со времен Андропова, проплывали готические кроны тополей, и Володе казалось, что деревья очень обижаются на свои корни, не позволяющие им улететь в небеса.

Люди стали ругаться все вместе, и это создавало непередаваемое ощущение единства. Бастовали учителя. У всех на устах был входящий в моду стишок «Кравчук довел нас до кравчучки, а Кучма доведет до ручки». Володин вагон поделился на три партии, каждая из которых внимательно слушала своих «говорунов». Они, не стесняясь в выражениях, будили ненависть и разочарование, которые чувствовал каждый из тех, кто побывал головой в унитазе «перестройки».

Володе в «ораторы» достался усатый мужичок лет сорока пяти в джинсах и в грязновато-белой футболке с олимпийскими кольцами. Родом он был из Христиновки, маленького городка в Черкасской области. По-крестьянски хитро прищурившись от солнца, он говорил про всеобщий «беспредел». От всем известных, но еще не успевших «приестся» фактов, касающихся политики и экономики, он перешел к описанию местного бандитизма, происходящего в его родном городе.

• Совсем страх потеряли, ... . Что хотят, то творят. У меня сын в сельском клубе музыку крутит, так они его вывели из клуба, и давай монтировкой по ногам... Говорят, чтоб он им по триста долларов в месяц платил. А где он их... возьмет, если сам меньше зарабатывает? Он - в милицию. Приходит при нем один из них на допрос, подходит к майору и проверяет рукой, хорошо ли у него держится звездочка на погонах. Говорит, что знает «Быка». А перед этим они с дружками одну девчонку средь бела дня в машину затолкали и увезли. Больше никто ее не видел.

• Сволочи!, - сказала одна бабушка яростно, все остальные испуганно притихли.

Это «Сволочи» стало сакраментальным. В нем больше страха и отчаяния, чем злости. Страха за себя, за родственников, ощущение своей полной незащищенности и мысль о том, что всем будет абсолютно безразлично, если с тобой случиться что-то ужасное. Володе тоже передавался этот страх. Но он все никак не мог понять, как могут бояться они - эти взрослые сильные люди, когда их так много и они так хорошо умеют говорить и понимать друг друга.

Разговоры начали понемногу утихать. Стоя особо не поговоришь, а люди, которые сидели, стали засыпать, - все они очень устали за рабочую неделю, а впереди у большинства из них была тяжелая работа на огородах, пот, мозоли и боль в спине, а потом обратная дорога в Киев в воскресенье. И так из года в год, из недели в неделю - один и тот же маршрут, одни и те же виды за окном, одни и те же разговоры. Надоедает...

С каждой остановкой людей становилось все меньше и меньше. Наконец, неподалеку от Фастова, Володе удалось сесть, что было замечательно, ведь сидя было легче читать и думать. Только что ему в голову пришла идея, от которой стало радостно и интересно жить. Он понял, что причина должна сообразовываться со следствием, что служило доказательством бытия Божьего.

Умного слова «телеология» Володя еще, к счастью, не знал, а потому сам себе казался очень умным в тот момент, а особенно радостно было от какого-то смутного представления, будто весь окружающий мир - это огромные двери, а ключ к этим дверям находится в его голове.

В Фастове веселые студенты стали играть на гитаре и петь. Сначала про «маму - анархию, и папу - стакан портвейна», потом «Звезду по имени Солнце» и в конце, уже грустнее, один из них резал речитативом:

«Но учитель, на касках блистают рога,

Черный ворон кружит над крестом

Объясни мне сейчас, пожалей дурака,

А распятье оставь на потом...»

Стандартный набор. Володя смотрел в окно. Уже стемнелоо, различить можно было лишь электрические нимбы фонарей да полный месяц, который с безразличным выражением заглядывал в вагон. Проезжали поле, и стало совсем ничего не видно, кроме темноты и мигающего света лампочки в чьем-то далеком окне. Ему подумалось: «вот живут там люди, ходят куда-то, что-то чувствуют, и совершенно не догадываются, ни о том, что я на их дом смотрю сейчас, ни о том, что я вообще существую...» От этого стало одиноко и немного грустно.

Время от времени по вагону ходили газетчики, рассказывая о потрясающих сенсациях, содержащихся в изданиях, которые они продавали. Кто-то из них сказал, что проституткам будут теперь выдавать трудовые книжки, от чего все смеялись. Кто такие "проститутки" Володя представлял еще очень смутно, поэтому только улыбнулся из солидарности со взрослыми. Другой газетчик был седой мужчина за шестьдесят, в поношенном коричневом пиджаке. Он был похож на апостола Павла с иконы. Свою газету он будто и не стремился продать, ему скорее хотелось поговорить с людьми. Этот дедушка что-то рассказывал мягким баритоном про Советский Союз и предлагал всем купить газету «Коммунист» за «сколько не жалко». Что такое «коммунизм» Володя тоже пока еще не знал, у него была с этим словом всего одна ассоциация: первая в его жизни большая картина, которую он видел в Фастове на вокзале, изображала сосредоточенного молодого человека в тулупе и с ППШ на плече, который протягивал офицеру маленькую красную книжечку. Под этой огромной (метра в четыре) картиной была подпись: «Если я не вернусь, - считайте меня коммунистом». Вот и все, что знал на эту тему Володя. Взрослые же, слушая старичка, как-то неловко и даже чуть стыдливо улыбались, а газету купила всего одна бабка абсолютно сумасшедшего вида. «Проститутки - это, наверное, интересней», - подумал Вова и решил немного вздремнуть.

Мерно стучали колеса поезда. Шум вагона становился все дальше и дальше, и, в конце - концов, утих совсем. Володе снилось зеленое поле и здоровый мужчина с саблей на белом коне. Он знал, что этот человек - его прадедушка, ведь мама рассказывала, что именно так - с саблей и на коне - его в последний раз видели в 44-ом году в Польше. Скорее всего, это была просто еще одна семейная легенда.