Mea culpa

2009-10-19 Иван Червоненко

Кто - то из нас точно сошел с ума: я это или мир - уже не важно. Именно эта мысль не давала покоя Сережке Безследову в то хмурое осеннее утро. Он шел по мокрому тротуару Ярославого Вала, где когда-то жил Хосе Марти, а теперь гнездились нотариусы и менялы валют. Был октябрь. Всё заканчивалось, и так больше было нельзя.

Человечество, - горько усмехнулся про себя Сережа - во всем вашем человечестве меня интересует только один человек... Всё равно ведь скоро сдохнете... И даже лопуха не останется. И зачем тогда мне это всё... Вся эта канитель. Тоже мне, «Великие иллюзии, образы абсолютной истины»... Просто нечем больше прикрыть то наглое, насмешливое ничто, которое играет нами в прятки с самим собой. Чтобы посмотреть в бездну, нужно мужество, - не без гордости подумал он.

Безследов собирался совершить предательство. А так уж устроен человек, что даже для самой маленькой подлости ему нужно теоретическое обоснование, и чем умнее оно, тем надежней.

Когда он дошел до Львовской площади, за ним стали следовать четверо в штатском. Все шло правильно, но от тревоги избавиться не получалось. Седой может и догадаться. Умный он, падло, хотя и фантик. На Смирнова-Ласточкина нужно было повернуть на незаметную тропинку, ведущую наверх, к вершине одного из вечных киевских холмов. Здесь уже не приносили жертв Перуну, зато тут устроили себе норы всякие отбросы общества. Попрятались, словно крысы, - думал Сережа - но ничего, я уж извлеку вас на свет божий.В ответ на условный стук из открывшегося люка вылез невзрачный на вид мужик лет сорока. У этого человека за его жизнь было имен не меньше, чем у Бога.В 2028 -м, когда его выпустили из Кировоградской тюрьмы, имени у него вообще не осталось. Все называли его «Седой» за абсолютно белую шевелюру, подстриженную «под ежик».

Здравствуйте, Альберт Фридрихович, как чувствует себя сегодня Ваша экзистенция, все так же принципиально необъективируема?
Здравствуй, Седой, - с саркастичной улыбкой ответил Сергей.Что телеграф, уже взяли?
Возьмем. Ребята надежные?
Где их сейчас возьмешь, надежных... Какие есть.
Ну да... Пошли.

Они стали спускаться вниз, глядя на серый город, скрывшийся за вуалью моросящего дождя. Под ногами сонно шелестели желтые кленовые листы.

То, что ты мне говорил, - про смысл - помнишь?
Да, я никак не могу тебя понять, - упавшим голосом ответил Сережа. Зачем тебе это? Ты ведь умный, ты прекрасно понимаешь, что всему конец, что мы проиграли... А даже, если ... ты, я знаю, всегда был утопистом - даже, если есть еще какая-то надежда, то все равно - зачем? Памятник себе хочешь? Памятники тоже, знаешь, ржавеют. А люди, о которых ты беспокоишься, и подавно... Не нужны им мы с тобой, понимаешь? Не нужны! Жизнь - это страдание, им проще быть товаром. Ты только несчастье им приносишь!
Тебя, я вижу, тоже несчастным сделал? - грустно улыбнулся Седой.
Я - другое... До тебя мне было скучно. Вся эта мелочь наводит на меня тоску.
А я, значит, развлекаю, - приятно, ничего не скажешь. Словечки-то, какие: «мелочь»... Знаете, мой дорогой Экклезиаст, посещали и меня некогда такие мыслишки. Помню, после Венесуэлы меня хотели переквалифицировать. Зеков попросили провести со мной воспитательную работу. Когда человеку на шею надевают удавку, у него расширяется прямая кишка... Не слышал о такой детали? Так вот, не мерещились мне в тот момент будущее памятники. Можешь не сомневаться. Просто тогда я вдруг остро почувствовал, кто виноват во всей этой хрени.
Не понял.
Вот видишь - не понял. В этом вся твоя проблема. Ты смотришь на все сверху. Все вы, интелигентики, так смотрите. В этом ваша сила, которая, затвердевая, превращается в слабость. Нужно спуститься с небес на грешную землю... Как там «и слово стало плотью», да? Вот типа того. Нужно понять, что ты - это и есть всё, ты - товар, ты - зек, ты неграмотная негритянка - проститутка. Всё зло, которое происходит в мире, происходит исключительно потому, что его допускаешь ты.
Старый софист. Все никак не можешь признаться самому себе ...

Сергей не закончил начатую фразу никогда. Три миротворца схватили Седого за руки и за шею.Когда у него вытащили из внутреннего кармана пистолет и несколько раз сильно ударили по печени, он поднял на Безследова остановившиеся глаза.

Это и есть твои ребята? Зря беспокоился, - вполне надежные. Целоваться будем, по старой памяти?
Зачем, мы ведь современные люди.
Это ты современный, а я - только так, погулять вышел.
Зубоскалить у тебя всегда хорошо получалось. А я победил. Я вечно буду побеждать.
Как знать... На этой планете уже все, кажется, ясно, а там... Чем черт не шутит. Ты, конечно, лучше разбираешься в релятивизме, но вселенная бесконечна, я это знаю точно.

Над старым Киевом тускнело солнце.Пугливо трепетали оставшиеся на деревьях редкие листья. Усиливался мелкий холодный дождь. На Бессарабке, рядом с памятником Степану Бандере, мокнула и мерзла живая очередь в Банк.