Кризис с китайской спецификой, или окрашивается ли кризис красным флагом?

2009-10-10 В. Тушканчиков

Для того чтобы разобраться в специфике экономического кризиса в Китае, необходимо - прежде всего - определить специфику его экономики и тех аспектов политической системы, которые на экономику влияют. А данные условия таковы: китайская экономика является переходной от социалистической к капиталистической, посредством экспортно-ориентированной модели роста; во второй фазе такого рода перехода, когда проводится снижение зависимости от экспорта за счёт развития вторичного внутреннего рынка. Причём модель реставрации капитализма выбрана консервативная, проводящаяся под контролем консервативной части бывшей партийно-государственной номенклатуры, постепенная и «безопасная», без радикальной ломки всего и вся, без «шоковой терапии» - здесь в чём-то видна аналогия с белорусской моделью реставрации капитализма. Такое государство ведь в некоторых аспектах всё равно продолжает существовать как надстройка социалистического общества, «диктатуры пролетариата в косвенной форме»; приходится опираться на определённые политико-правовые и моральные нормы, отнюдь не капиталистические; они довлеют, на них делают оглядку, и государство во многом ведёт себя всё ещё как вороватый председатель колхоза, или продажный профсоюзный лидер, а не как управляющий помещика, холодно и жестоко проводящий политику кнута и пряника - другого склада управляющие на такой должности долго ведь не задержатся.

Китай, кроме того, обладает многими другими, в том числе уникальными, характеристиками. Это всё ещё наполовину крестьянская страна, далеко не прошедшая период индустриализации, где инвестиции составляют порядка 50% ВВП; во многом отсталая и технологически, и с точки зрения общественной «надстройки», с недоразвитыми, далеко ещё не совершенными капиталистическими институтами - что означает значительнейшие резервы для роста, броска вперёд, но создаёт и потенциал для гигантских откатов назад в те кризисные периоды, когда капитализм действительно шагает назад. Но, в полной аналогии с периодом 100-летней давности при Сун Ят-Сене, лидере «радикально-социалистической», а фактически мелкобуржуазно-демократической (сразу после революции 1911 года, о чём подробно писал ещё Ильич в статье «Демократия и народничество в Китае» в 1912 г.), отличается той интереснейшей характеристикой, что, прикрываясь социалистической риторикой (а теперь и подавно, красным коммунистическим флагом), проводит политику самых чистых и идеально-совершенных капиталистических отношений, самую передовую буржуазно-демократическую политику по отношению, например, к земельным (или, скажем, к семейным) отношениям - сопрягая её, кроме того, с тенденцией централизации, единения нации, «собирания» страны в некий монолит, достигая тем самым цели максимальной политической самостоятельности, определённой силы на международной арене, в значительной степени не свойственной другим развивающимся странам - многие из них ведь практически подавлены в военном и политическом отношении. И вот этот радикальный, немыслимый в нынешнюю эпоху в «не красных» странах, наиболее последовательно-буржуазный, характер капитализма, без врастающих совершеннейшим образом в него и тянущих его вниз докапиталистических пережитков - на фоне чего просто смешными выглядят заявления отдельных «исследователей» о том, что китайская специфика есть «длительное влияние феодальных традиций» - вкупе с отдельными политическими и экономическими пережитками социализма, и определяет особенности кризиса в Китае.

До самой середины 2008 года китайская экономика демонстрировала устойчивый рост на уровне примерно 9-10% годовых. Казалось, ничто не может поколебать быстрый экономический рост азиатской сверхдержавы. Так называемый «азиатский» кризис 1998-го года вообще никак её не затронул: рынки сбыта не сокращались, условий для бегства капиталов не было, а финансовый и валютный рынки настолько контролировались государством, что не могли быть расшатаны. Всё изменилось в 2008-м году, когда кризис ударил в первую очередь по рынкам сбыта Китая, по развитым странам Запада. Если рецессия 2000-2001 годов была незначительной, непродолжительной, охватившей только отдельные страны, специфической по своей структуре, и вследствие этого никак не затронула рынок сбыта китайских товаров, то нынешний кризис - вызванный как раз тогдашней политикой правительств развитых стран по выходу из рецессии методом надувания пузыря - оказался всеобщим, глубоким и продолжительным, и не мог не отразиться на спросе даже на дешёвые китайские товары. Не мог Китай избежать влияния такого кризиса.

Катастрофический обвал спроса привёл к тому, что начали - отправляя сезонных рабочих обратно в деревню, где безработица давно достигла двузначных размеров - закрываться фабрики. Часть из них, конечно же, переориентировалась на внутренний рынок. Но немногие смогли это сделать. Ибо нельзя в одночасье перестроить заводы, институты, лаборатории, материальные условия труда. Китайская экономика патологически завязана на экспорт - и не потому, что в Китае нет культа потребления. В Китае ещё тот культ потребления, но отсутствие здравоохранения и пенсий толкает людей к сбережению - что в конечном итоге и является, заодно с нищетой, главным фактором капиталистического роста. Да и не может внутренний рынок Китая проглотить миллиарды, например, мягких игрушек - а если и мог бы, то это всё равно никак не помогло бы, не создало бы предпосылок к дальнейшему росту - для которого нужны не игрушки, а валютная выручка, толкающая приток технологий и других необходимых ресурсов. Это - экспортная модель развития, и чтобы от неё избавиться, нужно несколько десятилетий зрячей и целенаправленной политики. Даже Япония завязана на экспорт, несмотря на гигантский внутренний рынок, второй по величине в мире - а всё дело в том, что даже такой громадный рынок не может служить локомотивом экономического роста, постоянно воспроизводящим рабочие места, а может служить - в условиях экспортной модели - только большой подушкой безопасности, защищающей от колебаний внешней конъюнктуры. Вот и превратилась уже японская экономика, за 15 лет правительственных расходов и прочих «пакетов стимулов» - при стагнирующем экспорте - из самого большого кредитора в самого большого должника. Китайцы понимают это, и делают всё возможное из того немногого, что они могут сделать - из кожи вон лезут, чтобы их «империалистические враги» - смешно подумать - побыстрее вышли из кризиса. А не выйдут - значит, прекратится рост, начнутся социальные волнения, и рухнет нынешняя политическая система Китая, как карточный домик.

Ничего собственно социалистического - того, что вторгается в капиталистические отношения - нет ни в самом наличии государственного вмешательства по стимулированию экономики (строительство мостов как мера поддержки экономики проводится, например, в Японии в течение 15 лет), ни в их масштабах соразмерно величине экономики (их просто позволила значительность резервов, которая - как и тот факт, что у китайских капиталистов больше денег, и банкротятся они реже - что, конечно, тоже вообще-то является следствием передовизны определённых буржуазных отношений, а значит, и красного флага), ни в структуре расходов (транспортная инфраструктура модернизируется ведь исключительно в целях того, чтобы стимулировать торговую активность мелкой буржуазии). Конечно, государство сделало всё возможное, чтобы безработица не росла, чтобы не было волнений - а не ограничилось подачками, как на Западе, или в России, да «спасательным» для банков. Но это, опять же, объясняется в основном тем, что просто раздавать подачки в бедной стране - достаточно дорогое удовольствие, а в странах с высокой заработной платой и низкой интенсивностью труда подчас выгоднее и подачки раздать, чем производство субсидировать. Не может считаться пережитком социализма и государственное присутствие в некоторых отраслях производства (оно есть, например, и в России, где анти-социальность государственного строя носит гораздо более явный характер). «Пережитки социализма» влияют на кризис только косвенно, потому что пережитком социализма является сам радикальный характер китайских капиталистических отношений (сводящий к минимуму, например, губительное расшатывание экономики грандиозным мотовством класса получателей земельной и прочих рент), а также обременённость некоторыми социальными обязательствами 159 крупных государственных предприятий, которые ещё не удалось приватизировать. И проявляются эти пережитки не в характере антикризисных мер, а в самих масштабах кризиса. Хотя бы сам факт того, что и характер государственного присутствия в экономике, и характер государственного вмешательства в кризис оказывается «менее рыночным», если так можно выразиться, что в значительной степени искажает диспропорции, играющие роль при кризисе. Взять, хотя бы, для примера, отсутствие такого значительного пузыря недвижимости, который лопнул в той же России, а в некоторых странах во многом усилил, или даже спровоцировал, кризис перепроизводства: земля ведь в Китае принадлежит государству и, кроме того, государство активно выделяет земли под строительство - в том числе и социального жилья.

Но вернёмся к ситуации осени прошлого года. Падение экспорта (а он составляет примерно 40% ВВП, ещё 20% ВВП составляет производство средств производства для экспортного сектора) усугубилось тем, что крупные города и прибрежные регионы Китая давно аккумулировали в себе тенденции азиатского кризиса 1998 года. Конечно, правительство извлекло уроки; оно не отпускало надзора над финансовыми институтами, над валютным рынком, старалось не допустить перегрева экономики, надувания пузыря. И тем не менее, в какой-то определённой мере пузырь всё-таки был надут, и этот пузырь лопнул. Взять хотя бы обрушение цен на недвижимость на 40-60% в экспортных регионах, и многочисленные проблемы, с которыми столкнулись банки. Но поскольку в центральном Китае за последние лет 10 уже в значительной степени выросло производство на внутренний рынок, и его рост даже ускорился вследствие правительственной программы в полтриллиона долларов - да кроме того, никакого кредитного пузыря в этих отсталых регионах надуто не было, а ведь большинство китайских банков обслуживает страну в целом - государству довольно легко удалось переломить эту тенденцию за счёт накачивания банковской системы деньгами. Однако вместо выздоровления экономики такая монетарная политика привела, очевидно, к надуванию нового пузыря - ведь только 10% кредитов, как показала практика, пошли в реальный сектор, а остальное - в спекуляцию. Например, цены на шанхайскую недвижимость к сентябрю 2009 года практически вернулись на докризисный уровень, а ведь это совершенно не отражает положения дел в реальной экономике. Правительство, по-видимому, должно скоро понять это; оно затянет потуже кредитную политику, чтобы не провоцировать «дутый» рост, а это приведёт к ещё большему замедлению общего экономического роста с 7-8% до - скажем - 4%. А дальше - если кризис в наиболее развитых странах затянется - рано или поздно ослабнет эффект от инфраструктурных расходов правительства, и рост ещё больше замедлится, если вообще не перейдёт в негативный.