Роберт Оуэн: жизнь, посвящённая Мечте К 250-летию со дня рождения (дата эта отмечалась 14 мая)

2021-05-27 К. Дымов

Удивительное совпадение состоит в том, что в трёхлетие 1770-72 годов в мир явились сразу пятеро величайших гениев, оставивших глубокий след в истории: в 1770 году - Георг Вильгельм Фридрих Гегель и Людвиг ван Бетховен, в 1771 году - Роберт Оуэн (1771-1858) и, наконец, в 1772-м - Дэвид Рикардо и Шарль Фурье.

Это всё, конечно, - очень разные люди, из разных сфер деятельности, однако им обще то, что в их трудах и делах, открывших новые пути развития человеческого общества, двинувших вперёд человеческую мысль и человеческую культуру, так или иначе, отразились бурные противоречия их напряжённо-переломного времени. Промышленная революция в Англии и великая буржуазная революция во Франции - вот та материально-общественная основа, на которой была создана объективно-идеалистическая диалектика в её развитом, завершённом виде (у Гегеля), доведена до полной разработки классическая буржуазная политическая экономия (у Рикардо) и сложилась наиболее развитая, высокая форма утопического социализма (у Оуэна и Фурье). А уже эти великие достижения человеческой мысли получили разработку и превратились в качественно более высокую социальную теорию у двух учёных, родившихся полвека спустя после вышеуказанных титанов, на плечах которых они и стояли. Кстати, и продолживший их дело мыслитель тоже родился полвека спустя!

Ну, разве ж это не удивительное совпадение: все «три источника» марксизма и «забили-то из-под земли», в смысле - появились на свет да начали своё отражение действительности, практически одновременно, с разницей всего-навсего в год-два!

Роберт Оуэн не просто наблюдал промышленную революцию, но напрямую участвовал в ней. Сын мелкого буржуа (то ли лавочника, то ли ремесленника - в разных книгах сообщают по-разному), он с десяти лет стал сам зарабатывать себе средства к существованию, найдя себя в коммерции. Уже в 20 лет Роберт управлял бизнесом, был, по-нашему говоря, топ-менеджером. А ещё позже он удачно женился на дочери богатого фабриканта, став совладельцем и управляющим прядильной фабрикой в шотландском городе Нью-Ланарк. Ею Оуэн руководил почти 30 лет.

В общем, он был классическим self-made man'ом, и у него были все основания гордиться собою да наслаждаться счастливой богатой жизнью, тем более что у него родилось семеро детей! Однако Роберт Оуэн, как дружно отмечают его биографы, был человеком большого сердца, и его мечты выходили далеко за рамки мещанского счастья. Успешный бизнесмен искренне хотел сделать счастливым всё человечество!

Начал Оуэн с того, что организовал социальный эксперимент на собственной фабрике. Рабочий день он сократил до весьма коротких по тем временам 101/2 часов, основал при фабрике ясли, детский сад и образцовую школу для детей рабочих, а также лавку, в которой рабочие могли купить нужные им продукты по сниженным ценам. И принял ещё ряд мер по улучшению условий труда и быта пролетариев.

При этом, несмотря на ослабление степени эксплуатации, предприятие вовсе не обанкротилось - напротив, оно процветало и стало местом паломничества людей со всей Британии и даже со всей Европы, желавших посмотреть на этот социальный феномен! Побывал в Нью-Ланарке и будущий русский царь Николай I. Вроде бы он даже звал Оуэна к себе «обустраивать Россию», но фабрикант-филантроп отказался.

Облегчив жизнь пролетариев в узко-локальных масштабах одного только своего предприятия, Оуэн попытался сделать то же и в масштабах целой страны. Он считается одним из зачинателей фабричного законодательства, призванного хоть как-то регулировать эксплуатацию наёмного труда, ограничивая неуёмную алчность работодателей, столь губительную для их подчинённых. В 1815 году Оуэн выдвинул законопроект, предусматривавший ограничение продолжительности рабочего дня детей и введение для работающих детей обязательного школьного обучения. Не бог весть что, скажете, однако по меркам тогдашнего «дикого» капитализма это был бы уже огромный шаг в социальном прогрессе. Только, понятное дело, государство, что защищает интересы буржуазии, не слишком-то горело желанием дать хоть чуть-чуть свободного времени и возможность учиться хотя бы только для маленьких рабочих.

Впрочем, и сам капиталист из Нью-Ланарка прекрасно понимал, что своими благородными начинаниями, реализованными на фабрике, он не более чем облегчил положение своих работников, - но вовсе не сделал их свободными и счастливыми людьми. Пролетарии, пусть даже и облагодетельствованные хозяином, остаются, по сути, рабами капитала. Требуется же полное, коренное преобразование общества на началах общности средств производства и коллективного труда; и только на таких основах достигается реальное равенство людей в их правах и возможностях, только тогда все и каждый получат возможности для всестороннего развития личности. К 1820 году - то есть в зрелом уже возрасте, около пятидесяти - у Оуэна окончательно сложилась его система утопического социализма, и с той поры он со всею страстью и упорством, целиком и без остатка, посвятил себя пропаганде своей системы.

Отметим, что социализмом свои взгляды он стал называть только где-то ближе к концу уже жизни, а поначалу он говорил про «новый нравственный мир» [the new moral world] и «рациональную систему общества» [the rational system of society], противопоставленную капитализму, как обществу, устроенному «нерационально».

Огромное преимущество Оуэна перед другими выдающимися утопистами его поколения в том и состояло, что он был лично задействован в капиталистической фабричной системе наиболее передовой на тот момент буржуазной страны и оттого, как никто другой, изнутри, знал её антагонизмы. Уже поэтому Р. Оуэн продвинулся дальше, чем французы - аристократ Анри де Сен-Симон (1760-1825) и торговый работник Шарль Фурье (1772-1837), - его система жизнеустройства, в отличие от их учений, была системой последовательно коммунистической, в ней не осталось уже места «реликтам частной собственности» и сохранению «остаточной» буржуазии.

На его глазах в 1811-12 годах достигло апогея движение луддитов, видевших в машинах причину бедствий рабочих и громивших машины, - на что буржуазное государство ответило жесточайшим законом, предусматривавшим за порчу машин даже смертную казнь! И Оуэн согласился с тем, что ухудшение положения рабочих связано с внедрением машин: да, при капитализме машина становится проклятьем для трудящихся, обрекая их на безработицу и муки труда, тогда как при ином устройстве общества машина могла бы стать величайшим благом для человечества.

В машинном производстве Р. Оуэн - в отличие от многих мелкобуржуазных социалистов, идеализировавших мелкое ремесленное производство или мечтавших о возвращении к устоям и идеалам сельской общины, - увидел будущее человечества, адекватную производственную основу социалистического общества, тот источник изобилия материальных благ, который и сделал бы возможным распределение благ между людьми «по их потребностям». Однако до конца последовательным Роберт Оуэн быть не смог: в его самоуправляющейся общине, участники которой сочетают промышленный и земледельческий труд, применяя для этого современную технику, достижения науки, главным занятием всё же остаётся земледелие, сельское хозяйство.

Роберт Оуэн не получил систематического образования - он ведь и в школе-то проучился, кажется, всего лишь два года! Тем не менее он приобрёл основательные знания путём самообразования - что, по-моему, совершенно нетипично для буржуа, «вылезшего из низов»; таких людей, судя по нашему постсоветскому опыту, обычно отличает дремучее и агрессивное невежество! Мировоззрение Р. Оуэна сложилось в первую голову под влиянием французских просветителей - более всего Жан-Жака Руссо и Клода Адриана Гельвеция, отчасти под влиянием Джона Локка. Английский утопист проявил себя как убеждённый атеист - хоть и с некоторыми деистическими отступлениями. Открыто выражаемые атеистические взгляды изрядно мешали ему пропагандировать своё учение среди «благородного общества», до сердец которого капиталист Оуэн тщетно пытался достучаться. Помимо всего прочего, атеизм очень отпугивал всю эту благонамеренно-богобоязненную буржуазную публику!

Другим идейно-теоретическим источником взглядов Оуэна на общество была классическая политическая экономия Адама Смита и Дэвида Рикардо. С Рикардо, своим ровесником, насколько можно понять, Роберт Оуэн был даже лично знаком. Он усвоил трудовую теорию стоимости и, подобно другим левым рикардианцам, пытался делать из учения великого английского экономиста радикальные выводы: справедливость состоит в том, чтобы рабочий получал «полный продукт труда».

Роберт Оуэн опирался на материализм французских просветителей, но ведь они же использовали свой материализм для критики феодально-абсолютистских порядков и освящавшей их религии - тогда как Оуэн поднялся выше, до критики уже новых, буржуазных отношений! Однако, очевидно, для борьбы с капитализмом, с буржуазными отношениями, которые гораздо «хитрее», «изощрённее» грубых отношений эксплуатации при рабстве или крепостничестве, необходима совершенно иная, куда более высокая философская база. Для этого требуется диалектический материализм - чтобы уметь вскрывать глубинные противоречия общественного развития, антагонизмы капитализма, обусловливающие его неизбежную гибель; и для этого требуется уже исторический материализм - чтобы увидеть, понять логику исторического развития, ведущего в конечном итоге к коммунизму. Отсутствие такого нового, адекватного возникшим историческим задачам мировоззрения - в сочетании с и в силу неразвитости в то время рабочего движения - и не позволило, надо полагать, тем, ранним социалистам совершить переход «от утопии к науке».

Главное, что «вынес» Роберт Оуэн из французского материализма, состояло в его представлении о том, что человека формирует общественная среда, что люди не рождаются «добрыми» или «злыми», а становятся такими под воздействием оной среды. А значит, для того чтобы воспитать нового человека, живущего по законам добра и справедливости, нужно изменить существующий мир. Но как это сделать?

Увы, в понимании общества и законов его развития Оуэн остался идеалистом. В основе развития общества, по его представлениям, лежит прогресс в человеческом сознании; достижение «нового нравственного мира» мыслитель всецело увязывал с пропагандой идей справедливости и преодолением посредством просвещения людей их невежества. Ему глубоко чужда была классовая борьба - её Р. Оуэн не только не считал двигателем истории, но рассматривал как препятствие на пути прогресса! Великий утопист склонен был всячески «сглаживать» противоречия, а не желать их обострения, ведущего к их действительному разрешению. Роберт Оуэн совершенно не понял всемирно-историческую роль пролетариата; для него, искренне преданного рабочему классу, рабочие - лишь страдающий класс, освободить который должно само существующее государство! Нужно только убедить государственных мужей, «образованное общество» в том, что коммунизм - рациональное жизнеустройство, достижение которого, дескать, выгодно для всех людей, для всех классов общества.

Живым примером для общества призваны были стать те самые рационально устроенные общины, которые пытался организовывать Оуэн. Он ведь не был просто мечтателем, этаким Маниловым - нет, деятельная натура предпринимателя толкала его к активным, созидательным действиям! И нужно отметить, что место для своей общины «New Harmony» - если, конечно, отбросить саму утопичность, заведомую обречённость попытки построить коммуну в окружении «товарного мира», - Оуэн выбрал правильно: он выбрал Соединённые Штаты Америки как страну молодого капитализма, избавленную от пережитков феодализма и изобиловавшую вдобавок свободными землями. Ещё одно интересное совпадение: община «New Harmony» существовала с 1825 по 1828 год в штате Индиана - в том самом штате, в котором прошли ранние годы Авраама Линкольна. И один из сыновей Оуэна - Роберт Дейл Оуэн - после того как отец его вернулся на родину, остался жить в Штатах, приняв активное участие не только в зарождавшемся рабочем движении (в конце 20-х годов он основал Рабочую партию штата Нью-Йорк), но и в движении за отмену рабства.

После краха «общиностроительства» и всех прочих своих проектов Роберт Оуэн продолжил вести публицистическую, пропагандистскую деятельность, однако его движение всё более вырождалось в узкую и всё более реакционную секту, а сам утопист на закате жизни, сохраняя ясность ума, впал в навязчивое однообразие мыслей. Дошло до того, что атеист Оуэн увлёкся спиритизмом, пришёл к мистике!

Но его идеи, несмотря на провал их практической реализации, сохранили свою значимость. Они были весьма популярны и в России: Оуэна изучали петрашевцы и Добролюбов, а Александр Иванович Герцен, имевший честь в 1852 году общаться с седовласым патриархом, был им просто очарован! «Я сжал его руку с чувством сыновнего уважения; если б я был моложе, я бы стал, может, на колени и просил бы старика возложить на меня руки...» - писал Герцен в своих воспоминаниях.

Утопия утопична вовсе не утопичностью своих конечных целей - общие черты будущего общества были как раз угаданы социалистами-утопистами верно. Это уже буржуазные политики и идеологи - люди сплошь нечистоплотные и фальшивые, бессовестно обманывающие «электорат» ради сохранения господства, - объявили их «несбыточной утопией». Утопия утопична лишь утопичностью тех путей, которые предлагаются ею для реализации верных идей и идеалов. И чтобы общество смогло прийти к более высокой ступени развития, оно должно опробовать все пути движения - как наивно-утопические, так и реакционные, загоняющие человечество в тупик. Но оно всё равно придёт к тому, о чём мечтал человек необъятного сердца Роберт Оуэн.