Увидим ли мы «досвітні огні» во мраке самой тёмной ночи?
2021-02-25 Дмитрий Королёв
25 февраля исполняется 150 лет со дня рождения Леси Украинки (1871-1913) - третьего по общепризнанной значимости представителя украинской литературы после Тараса Шевченко и Ивана Франко. Увы, великим украинцам откровенно не повезло: в постсоветской Украине они превращены в пустые, выхолощенные иконы, в объекты ритуального поклонения и бессодержательного славословия - и мало кто пытается вникать в их творчество и мировоззрение, отчётливо понимая, что это бы привело к умозаключениям, неприятным для власть предержащих и грантодателей.
Ярче всего лицемерие украинской элиты проявляется именно в памятные даты Кобзаря, Каменяра и Леси. Ведь эти трое светочей литературы всем сердцем своим болели за простой народ, за бедняков - и, мягко говоря, не любили панов. И когда современные паны в дни юбилеев возлагают веночки к памятникам да произносят дежурные патриотические речи, одновременно выжимая из «пересічних» украинцев последние соки своими тарифами, чтобы за счёт народа отдыхать на Мальдивах и Галапагосах, - это самый верх цинизма! Можно представить себе, как где-нибудь на небесах угрюмо морщит от этого лоб и раздувает пышные усы Тарас Григорьевич!
Показательный факт: родители Леси - а они были дворянского происхождения и, судя по всему, людьми весьма состоятельными - решили не отправлять детей в школу, дабы они не были испорчены общением с богатыми барчуками-«мажорами»!
Волынь, где жила семья, всегда славилась красотою пейзажей (они и сегодня красивы, пока до них не доберутся добытчики янтаря!), но при этом она отличалась ужасающей нищетой. Во многих крестьянских семьях даже хлеб лежал на столе не всякий день - основной же пищей служила «бульба». Маленькая Леся насмотрелась на бедствия народа, проживая в селе Колодяжном близ Ковеля, - часть селян жила в курных хатах, без трубы, и в таких жилищах всё покрывалось слоем чёрной сажи.
А в наши дни газово-энергетическо-коммунальные упыри вбивают народные массы в нищету и дикость - на селе некоторые отказываются от газового отопления, переходя на дрова и солому, а как спасаться городской бедноте, пенсионерам с их-то жалкой пенсией? Хищническая добыча янтаря на Волыни, «прогремевшая» недавно на всю страну, рубка карпатских лесов тоже порождены нищетой, неустроенностью, одичанием населения после уничтожения прежнего колхозного уклада его жизни.
Уже в 20 лет поэтесса сформулировала своё кредо: «Не поэт, кто забывает / О страданиях народа». Но сегодня «творческая» интеллигенция глуха к страданиям народным - она засунула язык куда подальше, проявляя свою велеречивость только в поддержке политики властей да обличении внешнего врага. К нашему «цвету нации» как нельзя лучше подходят слова Леси Украинки, сказанные ею, правда, по одному конкретному случаю: «Позор лицемерной лире...». «Неволя ещё мерзостней, когда она добровольна» - а эти её резкие слова относятся не только к простому люду, что послушно терпит издевательства, но и к тем сытым «говорящим головам», которые считают безоговорочную и безудержную, с пеною возле рта и остервенелой травлей инакомыслящих, поддержку «генеральной линии» проявлением «свободы слова».
Уж Леся-то б не дала себя обмануть, уж она-то умела видеть лживость власть имущих, лицемерие «демократических порядков»! Став свидетелем предвыборной кампании в Австрии - а девушке, заметим, всего 20 лет! - она написала: «Поразили меня в здешней выборной кампании так называемые "расходы на агитацию", попросту говоря, грубый подкуп! У кого больше денег, того и партия крепче...».
Вот поэтому-то в юбилей поэтессы вся наша политическая и художественная элита ограничится, как положено, возложением букетиков - но этим господам Лесю лучше вообще не трогать, разве что в виде 200-гривневой купюры! А из биографии Леси Украинки припомнят, скорее всего, только её физические страдания, её - как она выразилась - «тридцатилетнюю войну» с коварным и мучительным недугом.
Да много ль у нас людей, которые знают творчество Т. Шевченко, И. Франко, Леси Украинки хотя бы в пределах школьной программы? Способны ли рассуждать о наследии великой поэтессы «слуги народа» младшей генерации, «не изувеченные» уже советским школьным образованием? Что можно вообще говорить о стране, в которой даже министры образования пишут на государственном языке с ошибками?
В сегодняшней Украине правда о Лесе Украинке, о её жизни, о её поэтическом творчестве и общественно-политических взглядах мало кому известна - а это такая правда, что способна вогнать в оторопь иных «патриотов» и «декоммунизаторов»!
Украинка с неукраинскими корнями
Очень часто - назло радетелям за «расовую чистоту» - бывает так, что лучшие люди нации оказываются вовсе не её «чистопородными» представителями, а, как раз напротив, из «чужинців». Как тут не вспомнить Александра Сергеевича Пушкина, имевшего прадедом африканца-эфиопа. Или же, скажем, Альбрехта Дюрера - ещё одного юбиляра нынешнего года, - чей отец перебрался в Нюрнберг из Венгрии.
У Ларисы Петровны Косач, выбравшей себе псевдоним Украинка, пращуры тоже были из «чужинців» - причём как по отцовской, так и по материнской линии.
Отцовский род Косачей - из Боснии. В середине XV века крупный феодал Стефан Косач получил титул герцога - и с тех пор историческая область называется Герцеговиной! После турецкого завоевания Балкан часть Косачей покинула родину, отправившись служить польским королям. Шляхтич Пётр Косач отличился в конце XVII столетия в войнах Яна Собеского против турок, но, будучи приверженцем православия, он перебрался на Украину, где пополнил ряды казацкой старшины.
Более близкие предки Ларисы Косач жили на Черниговщине. Историческая Черниговщина - Черниговская губерния - включала в себя и часть современной Брянской области; там, в городе Мглин родился отец Леси - Пётр Антонович Косач.
Девичья фамилия матери поэтессы Ольги Петровны (известной писательницы Олены Пчилки): Драгоманова. Род Драгомановых - греческий. Далёкий прадед - «бродяга из Греции» - прибился к казакам Богдана Хмельницкого, служил у гетмана переводчиком (толмачом, или драгоманом). В роду Драгомановых особо выделяется декабрист и поэт Яков Драгоманов; да, поэзией увлекались многие Драгомановы!
Огромное влияние на Лесю Украинку оказал её дядя Михаил Драгоманов (1841-95), украинский национальный деятель, заслуживший весьма неоднозначные оценки, но в любом случае - человек очень умный и образованный. Кстати, именно он, учась вместе с Петром Косачем в Киевском университете, познакомил друга со своей сестрой Ольгой. Однако Драгоманов был вынужден, под угрозой репрессий, эмигрировать из России, когда Лесе было всего пять лет, - они переписывались, дядя давал ценные советы, формируя круг чтения и исканий девушки. Драгоманов сразу разглядел одарённость племянницы, радовался стремительному и раннему её интеллектуальному развитию: первую книжку девочка прочитала в четыре года, а уже в 1879 или 1880 году Лариса написала первое своё стихотворение - «Надежда»!
Увидеть дядю Лесе довелось лишь под самый конец его жизни - в Болгарии, где Михаил Драгоманов жил и преподавал историю в Софийском университете.
Проведя год в Болгарии - вплоть до смерти дяди, в богатейшей его библиотеке девушка нашла и прочитала множество книг, в значительной части запрещённых в то время в России: Прудон и Фейербах, Маркс и Энгельс, Бакунин и Кропоткин.
Весьма широкую известность Михаилу Петровичу принесла написанная им на французском языке брошюра в защиту притеснённого в Российской империи (по Эмскому указу 1876 года) украинского языка. Брошюру он - при содействии И. С. Тургенева и Виктора Гюго - распространил среди участников проходившего в Париже всемирного конгресса литераторов. Один из экземпляров этого издания попал в личную библиотеку Карла Маркса - пометки владельца на полях книжки свидетельствуют о том, что его в особенности заинтересовали творчество Тараса Шевченко и Николая Костомарова, деятельность Кирилло-Мефодиевского братства.
Испытав влияние дяди, Леся, однако, пошла своим собственным путём: она ни в коей мере не разделила его либеральные иллюзии и прудонистские «пережитки».
«Русская узница»
Чтобы порадовать украинских «патриотов», сразу скажу, что Леся Украинка вправду ненавидела Россию - царскую, самодержавную Россию, отрицавшую самое существование особого украинского языка и самостоятельной украинской нации.
Об этом свидетельствует её памфлет «Голос русской узницы» - так поэтесса отреагировала на поездку царя Николая II во Францию, в ходе которой деятели французской культуры холуйски славословили самодержца-угнетателя. Именно в той работе Леся Украинка и заклеймила позором лицемерную лиру блюдолизов.
Однако придётся тотчас расстроить «патриотов»: русофобией Леся Украинка не страдала. Напротив, любя Украину и родную мову, она любила русскую литературу.
Её отец Пётр Антонович прекрасно знал всю мировую литературу, а русскую словесность просто обожал - и прививал любовь к ней детям. Вечерами он читал им Пушкина, Гоголя, Салтыкова-Щедрина, и такие посиделки были праздником для детворы! Так что семья Косачей по достоинству оценила б высказывания некоторых сегодняшних украинских, с позволенья сказать, деятелей культуры о том, что, мол, русская литература ничего собой не представляет и ни малейшей ценности не имеет. А ещё оценила б по достоинству визгливые призывы разных дроздовых искоренить русский язык, запретить Пушкина, Достоевского, Льва Толстого и Булгакова - как «щупальца Русского мира», - удалить их с Украины, заодно с В. Высоцким и Цоем!
Упорно занимаясь самообразованием (так, Леся пользовалась услугами всех лучших библиотек Европы!), девушка овладела десятком языков: французским, немецким, английским, итальянским, древнегреческим, латынью. Могла читать на польском и чешском. С тринадцати лет она начала заниматься художественными переводами. Лесе не было ещё двадцати, когда она перевела на украинский язык 92 стихотворения из «Книги песен» Генриха Гейне, любимого своего поэта. Вдвоём с братом Михаилом они переводили «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя.
У девушки зародился грандиозный проект: издать целую библиотеку мировой литературы в переводе на украинский. Она составила программу перевода - свыше 70-ти писателей; и в один ряд с Гёте, Байроном, Диккенсом, Мольером, Шекспиром, Бальзаком и Лонгфелло вошли лучшие представители русской литературы: Пушкин, Достоевский, Гончаров, Лев Толстой, Тургенев, Лермонтов, Короленко («следовало бы издать полного», - считает она), Гаршин («тоже необходимо всего перевести»).
Но вся крайне неудобная для нашего времени правда состоит в том, что Леся Украинка была не просто человеком широкой культуры, совершенно свободным от предрассудков национальной ограниченности, - она, более того, была сознательной, убеждённой интернационалисткой. Прямо говоря о том, что все рабочие должны держаться друг друга в борьбе против их общего врага - капитала, она заявляла: «Сознательные рабочие не должны обращать внимания на то, кто из них какой веры или какой национальности (рабочий-немец, например, не должен считать, что он лучше поляка, поляк - русского, русский - украинца и т. д.), они должны единодушно держаться вместе, так как у них у всех один враг - класс богачей, капиталистов, который пользуется трудом рабочих» [из написанного Л. Украинкой приложения к книге польского социалиста Шимона Дикштейна «Кто с чего живёт»].
Надо полагать, что, назвав себя русской узницей, Леся Украинка имела в виду вовсе не то, что её мучают в плену «проклятые москали». Для неё, узницы русского царизма, были едины судьбы русского, украинского и других народов империи, и, быть может, Леся считала себя в не меньшей даже мере русской, чем украинкой...
Так, может, нам и Лесю взять и запретить?
Украинский литературовед Анатоль Костенко - крупнейший был специалист по Тарасу Шевченко и Лесе Украинке - в книге из серии «ЖЗЛ» (1971 года) пишет: «Многоликий и многообразный мир раскрывался перед молодой поэтессой - мир сложный и противоречивый, страдающий от несправедливости и насилия, объятый мраком невежества и нищетой». Она «с колыбели» жила в народе, не по книжкам только, не понаслышке знала она общественные противоречия - и на это непосредственное знакомство с социальными противоречиями наложилось, можно так сказать, основательное изучение ею народнической, а затем и марксистской социалистической литературы. Собственно, это был вполне нормальный, обычный путь для тогдашней думающей - и ответственной перед народом - интеллигенции.
Леся с юности «варилась» в социалистической среде и «плотно вписалась» в неё, выполняя даже практические поручения социал-демократических организаций. Её друг Павел Тучапский (1869-1922; впоследствии меньшевик) был организатором и делегатом Первого (Минского) съезда РСДРП. Он познакомил девушку с Сергеем Мержинским, тоже убеждённым марксистом и членом киевского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Между молодыми людьми возникло чувство, но Сергей был безнадёжно болен чахоткой и прожил после знакомства совсем недолго.
Леся до конца боролась за жизнь друга - он умер у неё на руках. Когда Сергей был уже близок к уходу из жизни, в этот драматический момент поэтесса написала - и посвятила любимому - поэму «Одержимая» на евангельские мотивы. Её героиня Мириам, беззаветно влюблённая в принявшего свой крест Мессию, не разделяет тем не менее его непротивление насилию и всепрощенчество. Это очень показательное произведение: в трагический момент жизни Леся живёт не молитвою, но борьбой.
Её поэзия - это прежде всего гражданская, революционная лирика. Анатоль Костенко утверждает: «...голос Леси Украинки прогремел новым, доселе неведомым свежим призывом. Писать о нищенской, горькой жизни народа, выставлять напоказ его извечные страдания - это устаревший мотив! Истинный поэт - не бесстрастный свидетель, нет, он трибун, всегда и во всём революционер». Её, постоянно обращавшуюся к сюжетам из древней истории, из античной мифологии и библейских сказаний, вдохновляют образы Прометея, Спартака, восставших рабов.
Самое известное её стихотворение - «Досвітні огні» («Предрассветные огни») - оно ведь не про абстрактную «свободу», не про «волю Украины», как она сегодня понимается, - нет, оно несёт в себе отчётливое классовое содержание [в переводе]:
Огни предрассветные, солнце пророча,
Прорезали тьму этой ночи.
Ещё не вставала заря -
Они уже блещут, горя,
Их люд зажигает рабочий*!* [выделено мной - Д. К.]
Это стихотворение было опубликовано по поводу кончины поэтессы в 1913 году большевистской газетой «Рабочая правда». А некролог гласил: «Леся Украинка, стоя близко к освободительному общественному движению вообще и пролетарскому в частности, отдавала ему все силы, сеяла разумное, доброе, вечное». Известны воспоминания токаря киевского «Южнорусского машиностроительного завода» (до недавнего времени называвшегося «Ленинской кузницей») Прохора Коваленко. Он впервые услышал «Досвітні огні» от сокамерника в тюрьме, куда был брошен за распространение революционных прокламаций. «Это стихотворение было для нас, молодых, не только оружием агитации, - оно помогало нам в известной мере осознать свою роль и назначение в жизни. Выучив новое стихотворение, я с большим увлечением наряду с "Железной дорогой" и "У парадного подъезда" Некрасова читал его товарищам по камере, а также крестьянам, которые отбывали здесь наказание за различные "проступки"». Её стихи, собственно, и в виде листовок печатались.
Леся Украинка очень скромно оценивала свой публицистический дар, однако в действительности она проявила себя как блестящий публицист, умевший писать просто и доступно даже для самой малограмотной публики. В этой стороне своего творчества она опиралась на глубокое знание ею истории философии, на чёткое понимание сути политических явлений и процессов. Её супруг Климент Квитка (1880-1953; выдающийся музыковед-фольклорист, в советское время - профессор Московской консерватории) вспоминал, что Леся «очень хорошо ориентировалась в вопросах сугубо политических, равно как и в вопросах межгосударственной и межпартийной политики. Говорила на эти темы и в последние годы, при этом, как правило, возбуждалась, но всегда высказывала свою принципиальную точку зрения убеждённо и ясно, находя яркие и остроумные выражения...».
Публицистические работы Леси Украинки оставляют мало сомнений в том, каких политических взглядов придерживалась поэтесса. Так, в неоконченной статье «Государственный строй» (1898) она критикует тех защитников существующих порядков, кто утверждает, «будто не все люди способны жить свободно, и что испокон веков были, есть и будут между людьми господа и подданные, и что так оно и должно быть, а кто хочет изменить такой строй, тот или дурак, или преступник». Как литературный критик, Леся Украинка впервые во всей русской и украинской литературе исследовала художественную литературу «социального утопизма» - от древнейших памятников её до Анатоля Франса и Герберта Уэллса.
Совершенно вразрез с господствующей ныне идеологией идёт и её более чем критическое отношение к религии. По горячим следам событий 1905 года она пишет поэму «В катакомбах» - есть мнение, что к этому её подтолкнула провокаторская деятельность попа Гапона. В ней раб-неофит отвергает покорность, проповедуемую христианством, и покидает катакомбы, чтобы присоединиться к рабам-повстанцам: «Я встану за свободу против рабства, / Я выступлю за правду против вас!..» («...восстаёт мой раб-прометеист», - комментирует Леся Украинка в письме).
Поэма перекликается с её более ранним стихотворением «Другу на память»:
Мы носим имена невольников продажных,
Не знающих стыда, - пускай и так! -
Но как же называть воителей отважных,
Которых собирал в свои войска Спартак?..
Леся очень тщательно готовила материалы к своим произведениям на сюжеты из древней истории, превосходно знала её. Ещё в 19 лет она написала для младших сестёр «Древнюю историю восточных народов». Большую помощь оказывал ей ещё один её друг с молодости - крупнейший украинский востоковед, поэт, впоследствии академик Агафангел Крымский (1871-1942; юбилей его был недавно - 15 января).
Он давал подруге ценные консультации по вопросам истории, филологии и археологии, высылал научные труды, диссертации по истории раннего христианства. Внимательно изучив послания апостола Павла и другие евангельские писания, Леся Украинка пришла к выводу о том, что «коммунизм первых христиан - это фикция, его никогда не было, или это был коммунизм нищего, у которого всё равно не было никакого имущества, или "коммунизм" добродетельного богача, который бросает крохи со своего стола "коммуне" собак, сидящих под столом своего господина».
А вот что Леся Украинка писала о Парижской Коммуне, своей, можно сказать, «ровеснице» (юбилей скоро - 18 марта*): «...парижские коммунары были потомками Спартака, а не Брута и Цицерона... они верили в* восстание*, открытую и отважную* войну*, но без* классических и средневековых варварств. Они пали, как и Спартак, но дух Спартака не пал вместе с ними, а нашёл себе новую форму».
Оттого-то и возникает у нас вопрос: почему Леся Украинка с её откровенно социалистическими, промарксистскими и вдобавок атеистическими воззрениями не «декоммунизирована», не включена в «чёрные списки» литераторов, «запятнавших» себя коммунистическими симпатиями? Понятное дело, что никто её не запретит: она же - икона!!! Просто будут замалчивать те стороны и факты биографии, творчества и мировоззрения великой украинки, которые расходятся с «ныне общепринятым»!
Более того, если быть последовательным в деле «декоммунизации», пришлось бы так же поступить и с Михаилом Коцюбинским, и с Павлом Грабовским, да и со многими другими классиками. Достаточно сказать, что во всей дореволюционной украинской литературе немного сыщется мало-мальски значимых писателей, кто бы не клеймил помещиков и куркулей, алчность и звериное хищничество земельного частнособственничества, - а это ж, по сути, есть уничтожающая критика политико-экономических устоев сегодняшней «аграрной сверхдержавы»! Это, по сути дела, - «Ганьба!» от предков в адрес тех, кто в угоду доморощенным панам-латифундистам и транснациональным агромонополиям принял закон о продаже украинской земли.
Вся Украина в одной Украинке
За свою короткую, но насыщенную жизнь Леся Украинка смогла побывать практически во всех регионах и уголках Украины - разве что до Донбасса она не добралась. В каждом регионе она оставила свой след, и каждый регион оставил след в её сердце - поэтому, раз уж на то пошло, именно Леся Украинка могла бы служить символом единства Украины, её «соборности», она могла бы «склеивать» Украину!
Родилась Лариса в Новограде-Волынском, но уже в раннем её детстве семья государственного служащего принялась переезжать с места на место. За два года, проведённые в Луцке, малышка успела полюбить этот город, тем более что жили Косачи рядом с замечательным памятником архитектуры - замком князя Любарта.
Яркие детские впечатления у Ларисы остались от поездки с мамой в соседнее Берестечко - где в 1651 году трагически погибло казацкое войско Б. Хмельницкого.
Ещё до того как впервые побывать в Киеве, маленькая девочка с интересом рассматривала мамин альбом с видами древнего города. Особенно ей приглянулось монументальное красное здание с колоннами - здание университета. С 1894 года семья регулярно и подолгу жила в Киеве, сменив несколько адресов и общаясь со светочами украинской культуры. В Киеве в 1913 году Леся, чувствуя близкий уход, попрощалась с Украиной, попрощалась с Днепром - и в последний раз проехалась мимо Михайловского монастыря, Софийского собора, Золотых ворот, университета.
В 1888 году Леся отправилась на отдых и лечение в Одессу. Девушка была потрясена, впервые увидев море - Чёрное море, воспетое поэтами, от Овидия до Пушкина и Шевченко. Объездила всё побережье: Очаков, Херсон, Днестровский лиман. Гнетущее впечатление произвела на неё турецкая крепость в Аккермане (Белгороде-Днестровском) - ведь в её казематах томились когда-то пленные казаки! «Страшно стало нам», - призналась в письме старшему брату Михаилу (Михасю).
В другой приезд она долго жила в знаменитом винодельческом селе Шабо на берегу Днестровского лимана («во французской колонии Шаби*»*, как написала она в письме к Драгоманову). Однако пустынные пейзажи Буджака ей, волынянке, были не по душе - скучала она там. Поездки на юг были, ясное дело, связаны с лечением: Одесские лиманы, Саки, Евпатория (там Лариса, правда, заболела тифом), Южный берег Крыма (цикл стихов «Крымские воспоминания»). А на хуторе Косовщина Сумского уезда лечилась она грязями и травами у одной народной целительницы.
Второй, можно сказать, духовной родиной стал для Леси Украинки Львов. В нём впервые были опубликованы - в журнале «Зоря» - Лесины стихи: ранние стихи, включая «Сафо». Во Львове же в 1893 году при участии Ивана Франко был издан первый сборник Леси Украинки «На крилах пісень». «Со времён шевченковского "Схороните и вставайте, оковы порвите..." Украина не слыхала такого сильного и горячего слова, как из уст этой слабой, больной девушки», - написал в рецензии И. Франко. Правда, Леся немного обиделась: она очень не любила, когда упоминали её болезнь, считала, что данное обстоятельство не имеет отношения к её творчеству.
Второй сборник поэтессы также вышел в столице Галичины - в 1899 году.
Во Львове Леся впервые побывала в январе 1891 года - проездом в Вену на лечение. Познакомилась с Иваном Франко и Михаилом Павлыком (1853-1915), выдающимся украинским революционным демократом, публицистом и писателем. Она была восхищена остроумием и энциклопедичностью знаний Ивана Яковлевича.
Быстро и глубоко вникнув в галицийские дела, поэтесса сразу же «раскусила» проавстрийско-националистическую сущность партии т. н. «народовцев». А ещё она отмечала, что «поповство вместе с клерикализмом ещё сильно в Галиции, но тем более нужно с ним бороться, а не потакать ему, потому что оно может высосать из народа все здоровые жизненные соки». И что ж на сие мнение классика возразят в сегодняшнем Львове, этом оплоте униатства, где гордятся своею богомольностью?
Был момент, когда Леся даже хотела переехать в Галичину на постоянное жительство, - особой политической свободы в Австро-Венгрии, конечно, не было, но там было больше свободы для украинского языка, отчего, собственно, поэтесса и издавала свои сборники там, а не дома. Она готова была даже принять австрийское подданство. Более того, ей подыскали и «тёпленькое» место работы - с одним лишь условием: отказаться «от всякой политики». Но для Леси это было неприемлемо!
На «зелёной Буковине», в Черновцах гостила Леся у своей лучшей подруги, писательницы Ольги Кобылянской (1863-1942). Потом поехала отдыхать в село Кымпулунг - ныне это город в румынской, Южной Буковине; но дождливая погода заставила её покинуть Карпаты. Зато, путешествуя по Буковине, она познакомилась со своим «Клёней» Квиткой («Квіточкой») - на тот момент ещё студентом из Киева!
Проехалась она и по Гуцульщине, повидав самые колоритные места Карпат, горы, стремительный Черемош, - и ознакомившись с нищетой и суровыми нравами местных жителей, обитателей самого отсталого и забитого закутка Австро-Венгрии.
Полтавщина - Гадяч, хутор Зеленый Гай на берегу живописного Псёла - то было родовое гнездо Драгомановых. Во всей Украине именно Полтавщина являлась наиболее благоприятным уголком для её здоровья (во всяком случае, летом), хотя и этот край не смог заменить Лесе Украинке родное Полесье с его лесами и озёрами.
Как-то позднее поэтесса с мужем К. Квиткой организовали этнографическую экспедицию на Полтавщину - записывали на фонограф народные думы кобзарей. Ими был собран уникальный, воистину бесценный историко-культурный материал!
Анатоль Костенко в своей книге приводит интересный эпизод: в яростные дни первой русской революции Леся, стоя на берегу Псёла, наблюдала кругом зарева пожарищ - то крестьяне жгли господские усадьбы! Однако революция вызвала у поэтессы не интеллигентский страх, но творческий подъём - ею в тот период было написано целое созвездие произведений. И оказавшись в силу обстоятельств осенью 1905 года, в дни Всероссийской политической стачки, в Петербурге, Леся приняла личное участие в грандиозной демонстрации, прошедшейся по Невскому проспекту.
Настоящая гражданка мира
Это - парадоксально: несмотря на болезнь, неоднократно приковывавшую её к постели, Леся Украинка вообще много путешествовала по миру. У неё была сильная потребность знакомиться с жизнью других стран и народов. Друзья прозвали Лесю «boule vagabonde» (фр. «пуля-путешественница»), а сама она говорила: «...натура у меня цыганская, и мило мне бродить по свету». Знание языков, углубляемое в ходе поездок, тоже, наверное, способствовало развитию у неё тяги к странствованиям.
Вена - четвёртый на то время город Европы - привела девушку в восторг своею архитектурою: «Такого прекрасного города, как Вена, может, и в мире нет. А общественные здания, концертные залы, театры! Какие украшения, сколько скульптуры, живописи, орнаментики разнообразной - страх!» Вена - музыкальная столица Европы, город Моцарта, Бетховена, Гайдна, Шуберта, Штрауса, Листа. В Вене Леся посещала драматические и оперные спектакли, музыкальные концерты.
В детстве ж ведь она проявляла большой талант к музыке, подавала надежды, брала уроки игры и композиции у жены Н. В. Лысенко - однако поразивший руку туберкулёз поставил на карьере пианистки крест. Впрочем, увлечение музыкой не прошло даром - оно отразилось особенной музыкальностью Лесиной поэзии. И её многие стихи положены на музыку, написаны балет и опера на её «Лісову пісню».
Ей очень понравилась Болгария; девушка быстро выучила язык и освоилась с местными обычаями. Она даже писала, что если б не родные на Украине и не чувство долга перед украинским народом, осталась бы она в Болгарии ещё на долгие годы!
Италия в своё время дала Лесе Украинке «вторую жизнь», исцелила телесно и душевно (дело было где-то через год после смерти Мержинского). Леся признавалась в письме: ей «всё больше и больше нравятся итальянцы» - приветливые и весёлые.
В Генуе поэтесса восхищалась тамошними палаццо, понимая, однако, что это великолепие было основано на мошеннической торговле и заморском грабеже. Своё здоровье она поправляла в Сан-Ремо - на самом красивом, как считается, курорте Итальянской Ривьеры. Домой возвращалась морем, через Геную и Одессу, и по пути пароход сделал остановку в Неаполе. Леся осмотрела развалины Помпей - «вещь единственная в мире и невероятно интересная», отметила она, - и также посетила в Неаполе могилу Вергилия. Далее был фантастически прекрасный Константинополь!
Проезжая на поезде через рабочие предместья Генуи, Леся Украинка обратила внимание на дым, заволакивающий их, - такой же дым, какой можно было увидеть в фабричных кварталах в любой стране. И тогда у неё родилось стихотворение «Дым» - смысл его в том, что этот горький заводской дым объединяет рабочих всего мира! «Тот итальянский дым проник мне в сердце, / И сердце больно сжалось, онемело...»
Последняя попытка остановить развитие болезни: три поездки на «зимовку» в Египет, в город Хелуан близ Каира - в «золотой Египет», как она выразилась. И снова разительный контраст: великолепие Каирского музея, величие пирамид в Гизе (и там, и там она побывала дважды!) - и нищета, убожество арабского населения, масса взрослых и детей, страдающих трахомой. В одном из стихотворений от неё досталось и английским колонизаторам, чей марш по Каиру она как-то наблюдала.
На гробнице ассирийского царя Асархаддона, завоевателя Египта, поэтесса приметила хвастливую надпись: «Я - царь царей, я солнца сын могучий». Ответом стало стихотворение «Надпись в руине», в котором древний правитель представлен как тиран, который заливает землю кровью врагов и «мучит... работой свой народ». Но... преходяща слава царей - в отличие от материальных ценностей, созданных трудом народа! «Народу памятник - да сгинет царь!» - выносит приговор поэтесса.
С Грузией Леся Украинка познакомилась задолго до того как побывала там - познакомилась с ней в лице студента Нестора Гамбарашвили, снимавшего комнату в киевском доме Косачей. Она пришла в изумление от «Витязя в тигровой шкуре», всё расспрашивала квартиранта об истории и культуре его родины и даже пыталась учить грузинский язык, только произношение ей тяжко давалось. Леся говорила, что если б она не родилась украинкой, она хотела бы быть грузинкой. В итоге Леся и стала почти грузинкой - прожила в Грузии последние свои годы и умерла там: в городке Сурами, в том самом месте, где соединяются Большой и Малый Кавказ...
В Тифлисе Леся встретила события 1905 года; видела демонстрации и «лужи человеческой крови... на тротуарах», отозвавшись «Песней про волю», в которой упоминается «ясное красное знамя» борцов за свободу. Sic! - возвращаясь к ранее написанному - этот ныне запрещённый «тоталитарный символ» классик украинской литературы воспела в своих произведениях не раз; имеется у неё, между прочим, и такое: «Я жажду знамя красное поставить, / Где сам орёл гнезда не смеет свить!»
Не где-нибудь, а в Грузии, в Кутаиси Леся Украинка написала произведение, считающееся вершиной её поэтического творчества - драму-феерию «Лісова пісня», в которой использовано всё богатство украинских народных сказок, поверий и песен.
«Contra spem spero!» [«Без надії сподіваюсь!»]
Вот и мы: без надежды надеемся!
Интересное совпадение: всего лишь через восемь дней после Леси Украинки и совсем недалеко от неё - всего-то в 300 км, в польском Замостье, - родилась Роза Люксембург (1871-1919). Замосць - это, кстати, исторически украинская земля, Холмщина; правда, к концу XIX столетия там уже абсолютно преобладали поляки. Женщины не были знакомы, но определённые параллели в их биографиях и идейное сродство между ними налицо. Обе, помимо прочего, были видными феминистками.
Ещё одно, просто поразительное совпадение: Леся Украинка ушла из жизни 19 июля (1 августа) 1913 года - ровно за год (день в день!) до того, как Россия вступила в Первую мировую войну. В последнее морское путешествие в Египет Леся стала свидетельницей военных действий Балканской войны 1912-13 годов, что предваряла всемирную империалистическую бойню. В одном из последних её произведений - в поэме «Оргия» - речь идёт о борьбе древних эллинов, отстаивающих свою культуру против римских поработителей - и в ней осуждается идея «мирового господства».
Безусловно, Леся Украинка - трагическая фигура. Но трагизм её состоит не только в её борьбе с болезнью. Жить и творить ей пришлось в полное драматизма время, и были такие моменты, когда дело жизни могло показаться ей бессмысленным, бесперспективным. Её слова «В слезах я стою пред тобой, Украина...» должны быть близкими и всем сегодняшним настоящим, а не щедро прикормленным и цинично-вороватым патриотам Украины. И в образе Кассандры из её одноимённой драмы - провидицы, которой не верят соотечественники, - явственно проглядывается сама поэтесса, да и, в принципе, любой умный и проницательный человек, чей голос правды в моменты смуты и смятенья оказывается «гласом вопиющего в пустыне».
По своему темпераменту Леся Украинка была бойцом, однако стать бойцом в полном смысле этого слова ей не позволяла немощь её тела. Её оружием зато стало Слово - и это такое острое, грозное, всепобеждающее оружие, которое продолжает сражаться и сокрушать врагов даже после того, как гибнет его владелец! Это - такое оружье, которого более всего страшатся «сильные мира всего» со всеми их судами, полициями, цензурой и ватагами подкупных журналистов и политологов. Об этом - замечательные стихи Леси Украинки - в прекрасном переводе Самуила Маршака:
Слово моё, почему ты не стало
Твёрдым, как сталь боевого кинжала?
О, почему ты не яростный меч,
Головы вражьи срубающий с плеч?
...
Слово, оружье моё и отрада,
Вместе со мной тебе гибнуть не надо.
Пусть неизвестный собрат мой сплеча
Метким клинком поразит палача.
...
Пусть же в наследье разящее слово
Мстители примут для битвы суровой.
Верный клинок, послужи смельчакам
Лучше, чем служишь ты слабым рукам!
И в другом её произведении (поэме «Старая сказка»):
Если цепи и найдутся,
Чтоб моё сковали слово,
Звон их будет громче речи,
Громче языка любого.
«Пишу - значит существую!» - перефразировала она Декарта. Пишу - значит борюсь, значит могу влиять на ход событий, могу изменять, преобразовывать мир - изменять его вопреки всему, назло всем объективным жизненным обстоятельствам!
Лесю Украинку отличает исторический оптимизм. Она не пала духом даже в период реакции, наступивший после поражения первой русской революции, - в этот период поэтесса, в частности, публикует в журнале «Шершень» сатирические стихи, изобличающие виляния и пресмыкательство либералов - этих лже-друзей народа.
Никогда не теряла она веры в победу народа, выведенного в образе великана:
И встанет великан тогда,
Расправит плечи снова
И разорвёт в единый миг
Железные оковы.
В народе говорят, что самое страшное время - это последний предрассветный час, когда землю накрывает мрак и активизируются все тёмные силы. Надо выждать этот час, выстоять, не сломаться, не встать со страху или за какие-то мелкие подачки на сторону сил зла - чтобы всё-таки дождаться утра, восхода солнца! А ещё лучше - бороться, целенаправленно, в меру своих сил и способностей работать над тем, чтобы, зажигая предрассветные огни, приблизить появление животворного светила; к чему и призывает нас в своём самом знаменитом стихотворении Леся Украинка:
Вставайте, живые, в ком дума восстала!
Пора для работы настала!
Гони предрассветную сонь,
Зажги предрассветный огонь,
Покуда заря не взыграла.