Фридрих Энгельс: грани личности (к 200-летию со дня рождения). Статья пятая: Солдат и Генерал

2021-01-02 К. Дымов

Марксисты - принципиальные поборники мира. Однако их позиция в корне отличается от пацифизма, осуждающего всякую войну. Марксизм исходит не только из того, что война как особое общественно-политическое явление неискоренима до тех пор, пока на всей Земле не установится бесклассовое общество, но и из того, что войны делятся на несправедливые и справедливые. Каждый раз утверждение нового, более высокого общественного строя происходит в процессе жестокой классовой борьбы, неизбежно обостряющейся до вооружённой борьбы. Старый строй никогда не откажется от попыток уничтожить ростки нового строя силою оружия, а значит, сторонники нового мироустройства должны быть всегда готовы силой оружия же его отстаивать, ведя справедливые, революционные войны против уходящего мира.

Поэтому необходимо готовиться к возможным боям: закалять себя физически; изучать основы военного дела; овладевать, если есть возможность - прежде всего, во время службы в армии, современным оружием; разрабатывать вопросы теории военного искусства и военного строительства, изучать и осмыслять опыт военной истории. Военная наука тоже есть важнейшая составная часть науки марксизма, и к ней так же необходимо прилагать методологию диалектического и исторического материализма. Здесь также необходим творческий подход, умение увидеть новое: а в наши дни любая мало-мальски значительная война - как, для примера, последняя Вторая Карабахская война с её разящими ударами беспилотников - меняет рисунок современной войны, заставляет пересматривать всю организацию и тактику войск. Наличие же у ведущих мировых держав ракетно-ядерного оружия исключает для их генералов право на ошибку, может сделать любую военную авантюру фатальной - так что военачальники сегодня не имеют права быть ограниченными солдафонами.

Узкопрофессиональная ограниченность специалистов - тенденцию к которой неминуемо проявляет капитализм, - вредна в любой сфере деятельности человека. Это сполна относится и к профессии офицера. Научиться метко стрелять, применять приёмы рукопашного боя и выстраивать боевые порядки на поле брани - едва ли не самое простое, чему можно научить военнослужащего. Для того чтоб разрабатывать военные операции, надобно понимать политику, её сущность и содержание, раз уж «война есть продолжение политики иными средствами», - а стало быть, нужно владеть в должной мере комплексом наук об обществе. Для того чтобы принимать верные, неординарные решения, необходимо глубоко знать историю - военную и общую. Только культурно развитый командир, овладевший духовными богатствами человечества, способен ясно осознавать ответственность за принимаемые решения, которые в наше время могут привести к гибели человечества со всею его культурою.

Но самое-то главное: офицер, как и любой другой специалист, должен уметь думать - а научить думать может только философия, в особенности - диалектика (диалектическая логика). Для военного это особенно важно, потому как специфика всей армейской жизни - жёсткая субординация и «ходьба строевым шагом» - явно понижает «порог мышления», и с этой тенденцией к превращению в ограниченного вояку можно (и нужно!) бороться единственно средствами философии и искусства.

В общем, сегодня чрезвычайно важной становится гуманитарная подготовка курсантов и офицеров, но, боюсь я, в рамках буржуазного государства гуманитарная подготовка военных всегда будет сводиться лишь к «патриотическому воспитанию» да молебнам в храмах. Это - вопрос военного строительства уже нового государства, однако разрабатывать данный вопрос должны уже сейчас те люди, кто ещё надеется изменить наш мир к лучшему. Хотя стоит ведь и такая задача тоже: пропагандировать марксистскую военную науку среди думающих военных. Каждый марксист обязан уделять военным вопросам не меньше внимания, чем философии и политэкономии.

А лучшим примером того, как марксист должен относиться к военному делу, служит Фридрих Энгельс - основоположник марксистской военной науки. Он занимался военным делом всю жизнь, с юности до последних своих дней, изучал его и на практике, и в теории, подчинив эти свои занятия целям пролетарской борьбы.

Несмотря на принадлежность его к состоятельному классу «со связями», он не стал «отмазываться» от военной службы. (Вот Маркс в армии не служил - он был освобождён по состоянию здоровья.) В Пруссии срочная военная служба длилась три года, но поскольку Энгельс отучился в гимназии и, пусть и не окончив её, всё же получил выпускное свидетельство, ему было положено служить всего год в качестве вольноопределяющегося - а данный статус давал солдату определённые привилегии.

Так, он был вправе сам выбрать для себя место службы - и Фридрих выбрал Берлин, рассчитывая в свободное от военных занятий время посещать университет.

В сентябре 1841 года Ф. Энгельс прибыл для прохождения военной службы в Берлин. Как раз в начале того года была проведена перепись населения, и, согласно ей, в столице Пруссии проживали 332 тыс. жителей. Город был по площади ещё совсем невелик: пешеход мог обойти вокруг него всего за четыре часа. В Берлине насчитывалось 17 ворот, 32 церкви, имелись Академия наук и Академия искусств, музей, университет, 6 гимназий и 280 различных школ, три государственных и три частных театра, 17 больниц и - как-никак, логово прусской военщины! - 15 казарм.

Службу Фридрих Энгельс нёс в 12-й роте гвардейской пешей артиллерии из состава гвардейской артиллерийской бригады. Его часть располагалась в районе Купферграбен. Во времена ГДР казармы, в которых проходил военную службу один из основоположников научного коммунизма, получили название: Казармы имени Фридриха Энгельса Национальной Народной Армии ГДР. Что ещё интересно, рота ежедневно маршировала на учебный плац близ Ораниенбургских ворот. Как мы уже писали в предыдущей статье, в этом районе располагались машиностроительные заводы, в т. ч. завод Августа Борзига, выпускавший паровозы, - так что будущий учитель и вождь пролетариата мог там воочию наблюдать жизнь рабочего класса.

Как вольноопределяющийся, Ф. Энгельс, кроме того, имел право после шести недель, проведённых в казарме, перейти к проживанию на квартире. Этим правом артиллерист воспользовался: с апреля по октябрь 1842 года Фридрих проживал в доме на улице Доротеенштрассе (во времена ГДР она называлась именем Клары Цеткин, и на доме, где жил Энгельс, была установлена мемориальная доска). Солдат посещал лекции в университете - причём иногда приходил туда в военной форме.

Военными знаниями, равно как и знаниями коммерческими, молодой человек овладевал старательно и успешно, хоть и безо всякого воодушевления - поскольку он уже тогда всей душою своей ненавидел прусскую монархию и всё реакционное пруссачество. О службе в армии Фридрих, как обычно - с юмором, писал сестре Марии: «...Ты надорвала бы себе живот от смеха, если бы увидела, как я стою в мундире, с длинным толстым банником в руке возле шестифунтовой пушки и верчусь около колеса. Впрочем, моя форма очень красива: синяя, с чёрным воротником, на котором нашиты две широкие жёлтые полосы, обшлага чёрные с жёлтыми полосами, а фалды подбиты красным. Кроме того, красные эполеты с белыми кантами. Уверяю тебя, что это производит очень эффектное впечатление, меня можно было бы показывать на выставке». К описанию себя в письме он, замечательный рисовальщик, приложил ещё и автопортрет в мундире.

Пройдя военное обучение, Энгельс получил звание бомбардира (не знаю, как в прусской, но в русской армии сей чин соответствовал званию ефрейтора в пехоте).

От военной службы у Энгельса осталась отменная солдатская выправка. Его соратник и друг, рабочий-портной Фридрих Лесснер дал такое описание молодого Энгельса на тот момент, когда они вместе в начале 1848 года занимались изданием в Лондоне «Манифеста»: «Фридрих Энгельс, духовный брат Маркса, напоминал скорее германский тип. Стройный, гибкий блондин, со светлыми усами, он больше походил на молодого, энергичного гвардейского лейтенанта, чем на учёного». Военную выправку Энгельса отмечал и Вильгельм Либкнехт - они познакомились в 1849 году в Швейцарии, где оба скрывались после поражения революции: «На нём была синяя блуза, которая делала его, державшегося прямо как свеча, с чисто прусской выправкой, ещё выше [здесь немного странновато, поскольку Энгельс был небольшого роста, - К. Д.] ...Таким был Фридрих Энгельс - второе и равное ему "я" Карла Маркса. ...Здесь впервые был человек, превосходство которого я должен был признать. He was a man*!»* Практические же навыки обращения с оружием и знание военного дела сильно пригодились Энгельсу во время революции 1848-49 годов.

По всей видимости, очень рано у него возник интерес и к военной теории - и благодаря этому раскрылись его таланты военного аналитика. Во всяком случае, уже в «Neue Rheinische Zeitung» Фридрих Энгельс выступал главным экспертом по военным и внешнеполитическим вопросам. На страницах газеты он анализировал, в частности, ход потерпевшего неудачу июньского восстания пролетариата в Париже, национально-освободительную войну в Италии и Венгрии. С этого момента и стала проявляться сия сторона в своеобразном разделении творческого труда в тандеме Маркс - Энгельс: последний взял на себя, помимо прочего, разработку вопросов военной теории, тогда как К. Маркс всё более сосредоточивался на политэкономии.

Обстановка была напряжённой. В работе «Маркс и "Neue Rheinische Zeitung"» 1884 года Ф. Энгельс не без удовольствия вспоминал: «Во всей Германии удивлялись нашим смелым выступлениям в прусской крепости первого класса [в Кёльне - К. Д.], перед лицом восьмитысячного гарнизона и гауптвахты; но 8 пехотных ружей и 250 боевых патронов в редакционной комнате и красные якобинские колпаки наборщиков придавали нашему помещению в глазах офицерства также вид крепости, которую нельзя взять простым налётом». Таким образом, Маркс и его соратники не только успешно защищали свободу печати в прусских судах (Маркс, будучи дипломированным юристом, выиграл в суде присяжных два, если память мне не изменяет, процесса против газеты), но и готовы были защитить её с оружием в руках - для чего газетчики и позаботились о приобретении оружия и припасов.

В мае 1849 года революция в Германии таки вылилась в полномасштабные вооружённые столкновения, в гражданскую войну. Франкфуртское национальное собрание после долгих дебатов всё же приняло имперскую конституцию - очень компромиссную и половинчатую, но тем не менее представлявшую шаг к созданию единого немецкого государства, что отвечало чаяниям широких народных масс. Однако князья, не желавшие поступиться своей властью «ни на пфенниг», отвергли её, сорвав объединение Германии. Это вызвало вооружённое восстание в рейнско-вестфальском индустриальном районе, где власть брали комитеты безопасности.

10 мая Энгельс поспешил из Кёльна на свою родину, в Эльберфельд. Приехал не с пустыми руками: по пути, в Золингене, он достал два ящика патронов, что были захвачены рабочими при штурме цейхгауза. Комитет безопасности Эльберфельда, выслушав доклад прибывшего, назначил его руководить возведением укреплений.

В Эльберфельде Энгельс вошёл в военную комиссию Комитета безопасности, он создал сапёрную роту и развернул работы по строительству баррикад, а также командовал артиллерией восставших. Он пользовался полным доверием рабочих - но только не мелких буржуа, из которых состоял Комитет безопасности. Деятели эти и постарались убрать опасного коммуниста из города - и тот вернулся в Кёльн.

По пути в Кёльн он ещё поучаствовал в захвате арсенала - за что прусское правительство издало приказ об аресте революционера. Вскоре из-за преследований властей пришлось закрыть газету. «Мы вынуждены были, - вспоминал Ф. Энгельс, - сдать свою крепость, но мы отступили с оружием и снаряжением, с музыкой, с развевающимся знаменем последнего красного номера...» После закрытия газеты К. Маркс и Ф. Энгельс расстались: первый отправился в Париж; второй - благо, что он обладал военной подготовкой и, стало быть, являлся реальной боевой единицей, - присоединился к добровольческому отряду члена Союза коммунистов, полковника Августа Виллиха, насчитывавшему порядка 800 человек (по тогдашним меркам это был батальон). У Виллиха Энгельс занял должность адъютанта, выполняя наиболее ответственные и опасные его задания. Следует заметить, что в те времена адъютант выполнял и функции начальника штаба, так что Энгельс, как штабист, поучаствовал в разработке планов военных действий повстанческих войск против правительства.

Десятью годами позже он в энциклопедической статье «Адъютант» детально распишет должностные обязанности того как помощника и порученца командира.

Профессор Генрих Гемков в книге «Мы прожили не напрасно...» отмечает: «Энгельс понимал - и это был ещё один урок революции, - что рабочий класс должен овладеть теорией и практикой военного дела, чтобы иметь возможность завоевать и удержать политическую власть. Разве мог он в таком случае остаться в стороне от предстоящей борьбы против прусской контрреволюции?»

17 июня состоялось его боевое крещение в сражении при Ринтале, а вообще, Энгельс участвовал в четырёх крупных боестолкновениях (в т. ч. под Раштаттом), проявив незаурядную храбрость. «Его отвага и мужество заслужили единодушное одобрение товарищей по борьбе», - вспоминала одна из участниц тех боёв. 29 июня рядом с ним в бою погиб Иосиф Молль, рабочий-часовщик, видный член ЦК Союза коммунистов. «Я потерял в нём старого друга, а партия - одного из самых неутомимых, бесстрашных и надёжных передовых бойцов», - сокрушался Энгельс.

Добровольческий отряд Августа Виллиха завершил борьбу, перейдя границу Швейцарии, одним из последних, 12 июля 1849 года. Энгельс «доказал, что умеет сражаться не только пером, но и оружием за свободу и интересы рабочего класса» (Генрих Гемков). Проживая после этого какое-то время в Швейцарии, он по горячим следам написал работу «Германская кампания за имперскую конституцию», в которой личные впечатления от боёв сочетаются с осмыслением приобретённого им опыта революционной войны. Что же касается Виллиха, в 1850 году он возглавил левацкую оппозицию к Марксу, приведшую к расколу Союза коммунистов; позже бывший кадровый офицер прусской армии эмигрировал за океан, в Штаты, и во время Гражданской войны в США он добровольцем сражался на стороне северян.

Естественно, что в первый период после поражения европейской революции 1848-49 годов важнейшим направлением теоретической деятельности К. Маркса и Ф. Энгельса стало осмыслением её уроков. Военно-революционные моменты были проанализированы Энгельсом в известной серии статей 1851-52 годов «Революция и контрреволюция в Германии». В этой работе Энгельс сформулировал ключевые принципы, обеспечивающие успех вооружённого восстания: смелые и решительные действия повстанцев; захват противника врасплох, завоевание над ним морального превосходства; умение собрать в нужный момент в нужном месте превосходящие силы; стремление ежедневно добиваться всё новых успехов; «оборона есть смерть всякого вооружённого восстания». Все эти принципы более известны нам из работ Ленина - но Ленин попросту повторил и уточнил то, что высказано было Энгельсом.

Той же тематике посвящена и статья 1873 года «Бакунисты за работой» - в ней Ф. Энгельс проанализировал восстание в Испании летом 1873 года, на исход которого крайне негативно повлияли действия бакунистов. В статье Энгельс, опять же, писал о необходимости решительных наступательных действий, непрерывного и быстрого наращивания сил повстанцев, самой строжайшей дисциплины и единства руководства восстания. В работе было сформулировано положение о вооружённом восстании как искусстве - причём ведь это более тонкое и сложное искусство, чем собственно военное искусство! Нужно всегда иметь в виду, что повстанцы заведомо уступают в вооружении, в организации и выучке правительственным войскам - так что и достичь успеха они могут только за счёт решительности, добиваясь победы до того, как силы правительства сумеют прийти в себя и организоваться. Очевидную истину эту более всего подтверждает опыт неудачных народных выступлений: кровью её подтвердил опыт и Парижской коммуны 1871 года, и Декабрьского восстания в Москве в 1905 году, и известных трагических событий в Москве осенью 1993-го.

Когда Маркс работал над «Гражданской войной во Франции», осмысляющей опыт Парижской коммуны, Энгельс оказал другу большую и неоценимую помощь, профессионально проанализировав военные операции, проведённые коммунарами.

Есть основания полагать, что и после революции 1848 года - и уже в зрелом возрасте! - Энгельс продолжал практически готовить себя к возможным грядущим боям. С этим было связано и увлечение его конным спортом - регулярно проводя время в седле, он держал себя «в боевой форме». В письме Августу Бебелю 1883 года 62-летний Энгельс то ли серьёзно, то ли полушутя замечает: «Конечно, если бы опять наступили такие времена, как в 1848-м или в 1849 году, то и я снова сел бы на коня, раз это нужно. Но теперь - строгое разделение труда...»: да, теперь, после смерти друга, он должен сосредоточиться на редактировании и издании «Капитала».

Он готов был ринуться в бой, но, разумеется, по мере взросления и обретения «веса» в международном рабочем движении Энгельс должен был всё больше видеть себя не солдатом революции, но её генералом, командующим. А значит, ему теперь требовалась соответствующая подготовка - аналогичная той, которую «штатно» люди получают в военных училищах и академиях, но добытая самообразованием.

К систематическому изучению военной теории он приступил с 1851 года - то есть сразу же после революции, в начале второго манчестерского периода жизни.

Энгельс тщательно и основательно изучил произведения всех сколько-нибудь выдающихся военных теоретиков и полководцев. Естественно, изучал он военную и военно-историческую литературу критически - но не просто только критически, а сознательно применяя к данной сфере человеческого знания метод диалектического и исторического материализма. Заметим, что ещё некоторые крупные германские военные теоретики - тот же Карл Клаузевиц, например, являвшийся последователем Канта, Фихте и Гегеля, - пытались опираться на гегельянство как методологический и мировоззренческий фундамент своих специфических исследований. Однако они, будучи идеалистами во взглядах на общество и вдобавок выразителями юнкерско-прусских интересов, больше ориентировались не на диалектический метод Гегеля, а именно на его идеалистическую и консервативно-социальную философскую схему. Это приводило означенных теоретиков - несмотря на ряд высказанных ими ценных научных положений - к крайнему схематизму и догматизму, к признанию неких «вечных» принципов военного искусства, к ложным и реакционным представлениям о природе и сущности войн, к непониманию роли великих полководцев. А, кроме того, приводило к тому, что буржуазный прогрессивизм у них сочетался с прусским национализмом. Энгельс, применив свой диалектико-материалистический метод, перевернул военную науку так же, как Маркс перевернул политическую экономию, приложив к ней диалектику Гегеля, очищенную от всей «идеалистической шелухи».

Собственно, сознательное и умелое применение им диалектического метода и стремление осмыслить все явления войны и мира с позиций материалистического понимания истории - это то, что сделало Ф. Энгельса великим военным теоретиком, при всём при том, что он не получил специального высшего военного образования.

Становление Энгельса как военного теоретика происходило очень быстро, и уже в незаконченной рукописи «Возможности и предпосылки войны Священного Союза против Франции в 1852 году» содержались важные положения военной теории. Однако действительно ключевой вехой в развитии военно-теоретических и военно-исторических исследований Энгельса стало его участие в работе над «New American Cyclopaedia». В статьях, написанных для неё [Сочинения, т. 14], воочию виден результат глубокого и всестороннего изучения военного дела и истории войн.

Одним из издателей и редакторов американской энциклопедии был Чарльз Дана - прогрессивный журналист, являвшийся также редактором газеты «New York Daily Tribune», в которой сотрудничал Маркс. Он-то и предложил Марксу принять участие в написании статей для энциклопедии. Номинально именно Карл Маркс и стал сотрудником энциклопедии, хотя большинство статей для неё - как и в случае публикаций для «New York Daily Tribune», - в т. ч. чисто военных по тематике своей статей, написал за него его друг. Всего с 1857 по 1860 год из-под пера Маркса и Энгельса (раздельно или совместно - но, так или иначе, они при написании работ тесно взаимодействовали) вышло 67 статей. Ещё несколько статей в своё время тоже считались их трудами, однако позднейшие исследования не подтвердили авторство Энгельса и Маркса, а для некоторых статей были установлены их действительные авторы. «New American Cyclopaedia» (в 16 тт.) выходила с 1858 по 1863 год, а затем, в 1868-69 годах, она была ещё и переиздана. Это было выдающееся по тем временам справочное издание, к работе над которым привлекались многие крупные учёные. Добавим ещё, что в процессе написания Энгельс в качестве одного из источников нужных сведений использовал капитальную «Британскую Энциклопедию» (7-е изд.).

Работа для энциклопедии имела свою специфику. Так, издатели требовали от авторов буржуазного объективизма, но, несмотря на это, Маркс и Энгельс находили возможности сквозь вроде бы политически нейтральное изложение проводить свою революционно-пролетарскую линию. Статьи писались в период, когда, если можно так выразиться, на фоне мирового экономического кризиса 1857 года осложнилась международная обстановка, назревали военные конфликты, да и уже произошла, собственно, франко-итало-австрийская война 1859 года. Данное обстоятельство очень побуждало к изучению военных вопросов, повышало их актуальность, интерес к ним.

Среди военных статей Фридриха Энгельса основной, обобщающей является статья «Армия», написанная одной из первых. Её дополняют статьи, посвящённые отдельным родам войск и крупным отраслям военного дела («Пехота», «Кавалерия», «Артиллерия», «Военно-морской флот», «Фортификация»), видам вооружения («Катапульта», «Аркебуз», «Карабин», «Штык», «Картечь» и др.), вопросам тактики и стратегии («Кампания», «Атака», «Сражение»). Должное внимание было уделено инженерному делу («Бастион», «Блиндаж», «Военный мост»), вопросам снабжения войск и обеспечения их деятельности («Лагерь», «Бивуак»). Естественно, написаны были статьи о выдающихся полководцах («Блюхер», «Барклай-де-Толли» - обе в соавторстве с К. Марксом) и крупных сражениях («Бородино», «Асперн» и др.).

Прежде всего, энциклопедические военные статьи Фридриха Энгельса - это увлекательнейшее чтиво (употребляю здесь слово сие безо всякого уничижительного оттенка, желая лишь подчеркнуть их занимательное содержание и непринуждённый стиль) для всякого, кто интересуется военной стариной. Указанные работы вполне можно рекомендовать, в частности, любителям военно-исторических реконструкций.

Однако действительная ценность энгельсовских работ состоит именно в той методологии, что в них применена. Понятно, что конкретный фактический материал в статьях безнадёжно устарел и представляет исключительно исторический интерес. Сейчас так не воюют, сейчас совсем не так воюют! Но, овладев - читая указанные работы и, вообще, стараясь «глазами Энгельса» изучать богатейший опыт военной истории, - овладев диалектико-материалистическим методом Энгельса, можно на основе анализа развития производительных сил предсказывать тенденции развития военной техники - и далее, на их уже основе, а также на понимании общественных изменений, что ныне происходят, предсказывать грядущие изменения в организации войск, в стратегии и тактике. Иными словами, Ф. Энгельс даёт нам в руки такой же инструментарий для решения военных проблем, какой даёт «Капитал» Маркса для анализа новейших экономических явлений, неведомых самому автору «Капитала».

Не обладая диалектическим мышлением, революции в военном деле так же легко «прохлопать», как и революции в науке и технике. Вот и те люди, для которых неожиданностью стал «беспилотный» разгром армянских войск азербайджанцами, по-видимому, не «вполне въехали» в то, что современные технологии передачи и обработки информации, компьютеры и искусственный интеллект делают войны будущего совсем не такими, какими мы привыкли их себе представлять по фильмам о Великой Отечественной войне. Происходящий сегодня переход от классического машинного технологического способа производства к информационно-машинному с необходимостью ведёт к революции в военном деле, к соответствующему переходу от «войны моторов» к «войне компьютеров» (и компьютерных сетей). Разумеется, при этом моторы никуда не исчезают, происходит снятие прежнего способа ведения войны - подобно тому, как при переходе от войн мануфактурного периода к войнам машинного периода сохранилось, интегрировавшись в новую систему вооружения, огнестрельное оружие, порождённое мануфактурным периодом. Развитие военного дела тоже подчинено законам диалектики как всеобщим законам всякого развития - и ими должно владеть военно-политическое руководство, дабы не попасть впросак!

Итак, в ключевой статье «Армия» Энгельс много места уделяет особенностям организации, комплектования, обучения войск на разных этапах истории общества.

Интересно, например, что Энгельс обратил внимание на разносторонность и интенсивность общефизической подготовки в древнеримской армии: легионеры не только бегали, прыгали, плавали в полной экипировке и занимались борьбой, но даже практиковали скалолазание и прыжки с шестом. Впрочем, важнейшее место в их подготовке занимали быстрые и долгие марши в полном снаряжении, служившие развитию выносливости и воспитывавшие стойкость, особенную воинскую закалку.

Энгельс разворачивает картину революций, происходивших в военном деле, важнейшую из которых составило изобретение пороха. Он показывает, как прогресс огнестрельного оружия, повышение скорострельности и эффективности огня вели к изменению соотношения между пикинёрами и стрелками в составе пехоты в пользу последних и к уменьшению глубины боевых порядков до всего 4-3, а в итоге порой даже только до двух шеренг. А изобретение во второй половине XVII века штыка и вовсе вскоре привело к упразднению пики и пикинёров как особого рода пехоты.

Связь между развитием вооружения и изменениями в тактике очевидна. Но Энгельс раскрывает также связь революций в военном искусстве с революционными изменениями в обществе. Он показывает, как кризис старого, гибнущего общества, кризис старого способа производства отражается кризисом, всесторонним упадком военной организации этого старого общества. Это происходило, например, в эпоху гибели Римской империи: ухудшение личного состава её армии, вытеснение из неё римлян «варварскими и полуварварскими элементами»; снижение качества оружия - с заимствованием вооружения и тактики у варваров; пренебрежение классической тяжёлой линейной пехотой, и создавшей когда-то славу римской армии, - с нелепым увлечением, говорит Энгельс, различного рода лёгким вооружением и созданием бесчисленных видов лёгких войск. И вот, «в конце концов исчезло всякое различие в снаряжении и вооружении между римлянами и варварами, и германцы, физически и морально стоявшие выше, перешагнули через останки дероманизированных легионов». Некогда лучшая армия мира разложилась и потеряла боеспособность - но это происходило по мере и в силу разложения всего рабовладельческого общества.

Точно так же и кризис средневекового феодального общества, совпавший с внедрением в военном деле пороха и огнестрельного оружия, выразился в полной деградации феодальной военной организации. Рыцарская конница, не оставлявшая в раннем средневековье никаких шансов плохо организованной и наспех обученной крестьянской пехоте, была вчистую бита уже новой пехотой, порождённой новыми производительными силами и материальной культурой поднимавшихся городов.

Новая наёмная пехота, вооружённая современным оружием и превосходно обученная, оказалась сильнее ретроградного и недисциплинированного рыцарства. Вместе с тем Энгельс отмечает и недостатки наёмного войска, присущие ему низкие моральные качества. В XVIII столетии наёмное войско, рекрутированное из всякого рода сомнительных социальных элементов, зачастую обманом или насильственно, удерживаемое в дисциплинированном состоянии только лишь посредством муштры и экзекуций и обычно подгоняемое в бой палками офицеров, деградировало - и оно показало свою несостоятельность в боях с армией революционной Франции. Так в военной сфере ясно выразился крах дворянско-абсолютистской системы, сметённой молодой революционной буржуазией, которая учредила массовую, всенародную армию, комплектуемую на основе всеобщей воинской повинности и рвущуюся в бой с осознанием того, что она защищает новое, прогрессивное общественное устройство.

Но ведь нынешние буржуазные армии - снова наёмные армии. Контрактный способ комплектования оправдывается необходимостью готовить высококлассных специалистов-профессионалов, однако он отчуждает армию от народа и подрывает её моральный дух. В этом, по всей видимости, и состоит наиболее слабое место армий современных буржуазных государств при всей их изощрённой технической оснащённости. Как доказывает опыт конфликтов последних десятилетий, наёмник способен успешно воевать только лишь против заведомо более слабого противника, особенно - в так называемой «бесконтактной войне», убийстве «дикарей» простым «нажатием кнопок». И даже в войне против технически отсталого противника, если война эта приобретает затяжной партизанско-террористический характер, наёмные армии изматываются и терпят неудачи - как это произошло с американцами в Ираке и Афганистане, причём всё это у них вылилось в настоящую эпидемию самоубийств у солдатни, вернувшейся домой. Каким бы совершенным ни сделалось оружие, оно никогда не отменит значения морального фактора войны - а стойко воевать могут только солдаты, мотивированные не зарплатой, а осознанием борьбы за правое дело.

Упадок и разложение армии вместе с разложением общества в целом есть важный фактор, предопределяющий поражение старого общественного строя в его борьбе с новым строем. С другой стороны, социальная революция, если только она умеет защищаться, способна создать новую военную организацию, превосходящую таковую у сил контрреволюции. У Энгельса примером тому Великая французская революция, сумевшая, несмотря на изначальную дезорганизацию её армии потерей офицеров-дворян, нанести военное поражение объединённым силам старой Европы.

Введя всеобщую воинскую повинность и создав массовую армию, набранную из людей, преимущественно крестьян, готовых защищать завоевания революции - защищать свой же экономический интерес, революционная власть не имела времени и возможностей обучить всю эту воинскую массу в соответствиями с требованиями тогдашней линейной тактики. Поэтому была выработана совершенно новая тактика, основанная на сочетании глубоких колонн и рассыпного строя. А в связи с этим выработаны были и более гибкие формы организации армии: созданы соединения - дивизии и корпуса, - состоявшие из всех трёх существовавших тогда родов войск (пехота, кавалерия, артиллерия) и способные поэтому самостоятельно вести боевые действия даже против превосходящего противника. Новая тактика и организация, противоположная упрощённости линейной тактики, повысила значение резервов, введение которых в сражение в нужный момент в ключевом месте способно решить его исход. Вдобавок революция выдвинула офицерский корпус совершенно иного качества, из талантливых простолюдинов, людей мотивированных и инициативных.

Революция и воевать должна по-революционному - не так, как воюют её противники, - и ни в коем случае не пытаясь копировать их организацию и тактику!

Великая французская революция создала лучшую в мире по вооружению, по организации и качеству людского материала армию, с которой Наполеон одержал свои блестящие победы. В противоположность буржуазным теоретикам - и тому же Наполеону, кстати, - которые преувеличивали и абсолютизировали гений великих полководцев, Ф. Энгельс утверждает: истинное значение выдающихся полководцев в том, что они способны приспособить организацию и тактику войск к наличному у них вооружению и человеческому материалу. Таково историко-материалистическое, марксистское решение вопроса о роли народных масс и выдающихся личностей, переведённое в военную плоскость, - как решение вопроса о роли солдатских масс и великих полководцев; причём марксизм вовсе не умаляет величия этих последних!

Своего рода революциями в военной сфере выступают и военные реформы, к которым понуждает военно-политическая обстановка и которые часто вынужденно проводятся после неудачных войн. Энгельс приводит примеры успешных военных реформ. Так, Мориц Оранский, военный деятель Нидерландской революции, ввёл первый в истории боевой устав и единообразное обучение целой армии. Во время Тридцатилетней войны 1618-48 годов шведский король Густав II Адольф сделал свою армию лучшей в Европе. Правитель не только внедрил в войска облегчённые мушкеты и готовые бумажные патроны (благодаря которым упростилось заряжание ружей и, соответственно, повысилась их скорострельность), но и довёл соотношение между мушкетёрами и пикинёрами до 2:1 и даже сформировал чисто мушкетёрские (совсем без пикинёров) полки; а кроме того, он уменьшил глубину боевых порядков, чтобы снизить людские потери от ставшего уже намного более эффективным огня.

С большим профессионализмом написана Энгельсом статья «Артиллерия» - конечно, ведь он использовал в ней не только книжные, но и свои личные жизненно-практические знания. Хотя и проработка литературного материала была проведена им основательная: он изучил руководства таких видных генералов-артиллеристов, как француз Сен-Реми (ок. 1650-1716), немцы Георг Фридрих Темпельхоф (1737-1807) и Герхард Шарнхорст (1755-1813; став после поражения от Франции в 1806 году военным министром и начальником генерального штаба Пруссии, он провёл военную реформу, сыгравшую большую роль в последующей борьбе против Наполеона).

Совершив экскурс в историю артиллерии, Ф. Энгельс в конце статьи излагает применение и тактику полевой артиллерии. С большим знанием дела он разъясняет правильный выбор позиции - чтобы обеспечить максимальную эффективность огня и при этом обезопасить себя от огня противника; как при этом учитывать характер местности, тип грунта (твёрдый он или мягкий - это влияет на рикошет ядер). Автор рассматривает самые разные варианты действий: артиллерия против пехоты, против кавалерии, против артиллерии; непосредственная поддержка атакующей пехоты. Отдельно разобраны тактика конной артиллерии, а также применение артиллерии в «укреплённых пунктах» (и, в первую очередь, явно имеется в виду ведение боевых действий в городах во время восстаний и революций, в ходе баррикадных боёв!).

Энгельс отмечает, что уже в XVI столетии развитие артиллерии потребовало создания особой артиллерийской науки; и при этом у истоков науки баллистики и математической теории стрельбы стояли такие знаменитейшие учёные, как Галилео Галилей, его ученик Эванджелиста Торричелли, Исаак Ньютон, Иоганн Бернулли, Леонард Эйлер. Усовершенствование же артиллерии повлекло за собою переворот в искусстве фортификации, необходимость изобретать новую систему укреплений.

В статье дан анализ крупнейших реформ в области артиллерии. Так, в самом конце XV века король Карл VIII надолго сделал французскую артиллерию лучшей в мире: он ввёл цельнолитые бронзовые пушки и только чугунные (не каменные) ядра, колёсные лафеты, использование лошадей (а не волов) для перевозки орудий. Эта реформа оформила полевую артиллерию как особый род артиллерии, причём лёгкие пушки малого калибра смогли передвигаться по полю боя, меняя позицию.

Высокую оценку Ф. Энгельс даёт реформе генерала Жана Батиста Грибоваля (1715-89), главного начальника французской артиллерии с 1764 года и до конца его жизни. Он унифицировал калибры и типы пушек, их лафеты и колёса; ввёл новые, лёгкие и при этом более прочные лафеты, повысившие маневренность артиллерии. С артиллерией, созданной ещё Грибовалем, Наполеон провёл все свои войны. Сам по специальности артиллерист, Бонапарт, получив старую, ещё дореволюционную матчасть, очень усовершенствовал тактику артиллерии. Прежде всего, он стал во время сражений выделять крупный артиллерийский резерв, который в решающий момент битвы вводился в концентрированном виде на направлении главного удара.

Фридрих Энгельс выступил и как специалист по военно-морскому флоту, написав соответствующую статью. Интересен такой эпизод из его жизни, хорошо иллюстрирующий, насколько любознательным человеком был Энгельс. Оказавшись после поражения революции 1848-49 годов в Швейцарии, он вынужден был искать путь в Англию, куда уже перебрался Маркс. Сухопутный путь он посчитал опасным - в Германии или Франции его могли арестовать; и тогда Энгельс решил добираться морем. И вот с 6 октября по 12 ноября 1849 года он плыл из Генуи в Лондон на английской шхуне «Корниш Даймонд». Во время плавания пассажир внимательно изучал устройство судна, наблюдал за работой матросов и вёл дневник погоды.

Дальнейшее развитие энгельсовское историко-материалистическое понимание военных явлений получило в «Анти-Дюринге», особенно же в материале, в итоге не вошедшем в книгу: «Тактика пехоты и её материальные основы. 1700-1870».

В этой работе снова анализируется, как развитие огнестрельного оружия обусловило выработку линейной тактики, доведённой до совершенства Фридрихом II Великим. Данная тактика соответствовала и наёмному составу армии - который проще всего было контролировать и гнать в бой именно в таких боевых порядках. При этом боевой порядок всё более превращался в неповоротливые длинные линии.

Крест на линейной тактике поставили революционные войны конца XVIII века. Энгельс замечательно пишет о том революционном способе ведения боевых действий, который применили североамериканские колонисты, восставшие против британского господства: «Но когда в Америке разразилась война за независимость, против этих навербованных, хорошо вымуштрованных солдат выступили вдруг отряды повстанцев, которые, правда, не умели маршировать, но зато отлично стреляли [поскольку многие из них были охотниками - К. Д.], в большинстве случаев располагали хорошими ружьями и, сражаясь за своё кровное дело, не дезертировали. Эти повстанцы не доставляли англичанам удовольствия - медленным шагом протанцевать с ними в открытой местности знакомый боевой менуэт по всем правилам военного этикета. Они завлекали противника в густые леса, где его длинные маршевые колонны были беззащитны против огня рассыпанных, невидимых стрелков. Рассыпаясь подвижными цепями, они пользовались каждым естественным прикрытием, чтобы наносить врагу удары. При этом, благодаря своей большой подвижности, они оставались всегда недосягаемыми для неповоротливого вражеского войска. Таким образом, боевой огонь рассыпанных стрелков, который играл некоторую роль уже при введении ручного огнестрельного оружия, показал теперь, - в известных случаях, особенно в партизанской войне, - своё превосходство над линейным строем».

За двадцать лет, прошедших со времени его работы над статьями для «New American Cyclopaedia», состоялся целый ряд войн, снова кардинально изменивших тактику и стратегию, - начиная от упомянутой франко-итало-австрийской войны, показавшей возросшую роль нарезного оружия, а также железнодорожных воинских перевозок; и следом за ней: австро-прусская, франко-прусская и другие. Ф. Энгельс проанализировал их опыт и вскрыл переход - причём переход, происходивший стихийно, наперекор требованиям тогдашних уставов, - к принципиально новым способам ведения боя. Во время франко-прусской войны пруссаки, действовавшие по-старому, столкнулись с огнём нарезного оружия, с огнём из винтовок (нарезных ружей, заряжаемых с казённой части), - и понесли катастрофические потери (речь у Энгельса идёт о сражении при Сен-Прива). И тогда «всякая попытка подставлять впредь под неприятельский ружейный огонь какие-либо сомкнутые отряды была оставлена; бой со стороны немцев вёлся теми густыми стрелковыми цепями, на которые уже и прежде колонны обыкновенно сами рассыпались под градом неприятельских пуль, несмотря на то, что высший командный состав боролся с этим как с нарушением порядка. Солдат опять-таки оказался умнее офицера [выделено мной - К. Д.]; именно он, солдат, инстинктивно нашёл единственную боевую форму, которая до сих пор оправдывает себя под огнём нарезных ружей, заряжаемых с казённой части, и с успехом отстоял её вопреки противодействию начальства. Точно так же в сфере действия неприятельского ружейного огня теперь стали применять только перебежку». Энгельс не дожил до широчайшего внедрения автоматического оружия, пулемётов, развивших ту тенденцию в тактике, которую отмечает мыслитель, - и, кроме того, приведших к устранению кавалерии.

Разумеется, Ф. Энгельс как военный теоретик тоже ошибался. Для примера, в статье «Артиллерия» он заявляет о бесперспективности полевых гаубиц («Вообще гаубица представляет собой весьма несовершенное орудие, и чем скорее она будет заменена хорошо действующей полевой бомбовой пушкой, тем лучше»). Однако в действительности в следующем, XX веке данный род артиллерии, способный при стрельбе с закрытых позиций поражать заглубленные в землю, хорошо защищённые цели, стал едва ли не главным. Всегда надо помнить, что любой, самый гениальный мыслитель ограничен условиями и рамками своего времени, - а Энгельс ограничен был рамками домонополистического капитализма и того способа ведения боевых действий, который не знал ещё пулемётов, бронетехники, авиации и вдобавок ещё оружия массового поражения (для начала - отравляющих газов Первой мировой).

Если брать техническую сторону («матчасть»), то можно также ещё вспомнить замечательную работу «История винтовки», написанную в 1860-61 годах, опять же, на английском языке для «The Volunteer Journal, for Lancashire and Cheshire*»*.

Принципиального вопроса о природе войны, её источниках Энгельс касается и в «Происхождении семьи, частной собственности и государства». До этого, в «Анти-Дюринге» он подвергает критике дюрингианскую теорию насилия, согласно которой насилие первично (а не материальное производство, как считает марксизм), определяя все явления и стороны общественной жизни и выступая первопричиной, основой эксплуатации человека человеком. Другая апологетическая точка зрения, продвигаемая буржуазными идеологами, заключается в том, что война извечна и неискоренима, поскольку-де стремление воевать заложена в «природе человека». Оттого вопрос о причинах и происхождении войн так же важен, как и вопрос о том, каким образом возникают частная собственность, деление на классы и государство.

Никто ведь не спорит, что между первобытными племенами могли случаться вооружённые столкновения - из-за богатых дичью угодий, например. Но являлись ли такие столкновения войной? Буржуазные идеологи явно путают войну и насилие.

Вот когда сегодня безбашенные мужики бьются из-за парковочного места во дворе, или из-за приглянувшейся им обоим женщины, или просто так, сдуру и «по пьяни», - никто ж не назовёт это войной! И когда, скажем, в Москве представители различных кавказско-среднеазиатских диаспор периодически устраивают массовые «разборки» «стенка на стенку» - можно ли такого рода «разборки» считать войною?

Более чем очевидно, что существует принципиальное различие между войной и банальной дракой, пусть даже массовой, с применением оружия и человеческими жертвами. Существует и принципиальное различие между грабительской войной и обыкновенным грабежом - так что не всякий разбойничий набег какого-нибудь племени можно назвать войной. Принципиальный момент состоит в том, что война есть организованное, облечённое в систематические формы вооружённое насилие, осуществляемое для реализации определённых политических целей. А значит, учит со времён Энгельса марксизм, война как организованное насилие может возникнуть только с возникновением государства, вернее даже - с возникновением классов и государства, защищающего, в т. ч. и военным путём, задействуя для этого всю свою военную организацию - армию, интересы экономически господствующего класса.

Триумфом Ф. Энгельса как военного аналитика стала, безусловно, франко-прусская война 1870-71 годов, во время которой он выдавал в печати наиболее достоверные и точные прогнозы хода военных действий (серия статей «Заметки о войне», доведённая до февраля 1871 года). Энгельс с высокой точностью предсказал, что решающее сражение состоится примерно 2 сентября у Седана и завершится оно разгромом французской армии. Именно тогда, за эту поразительную аналитику, он и получил у друзей и членов семьи Карла Маркса почётное прозвище Генерал. А Маркс, кстати, называл своего друга «первым военным авторитетом в Лондоне».

Показательно - и поучительно - как менялось у Маркса и Энгельса отношение к той войне. Ведь поначалу Маркс в подготовленном им воззвании Интернационала выступил с условной поддержкой Пруссии против Франции. Он прямо так и написал: «Со стороны Германии война эта является оборонительной». Марксизм определяет справедливый или несправедливый характер той или иной конкретной войны по двум основным критериям: во-первых, по тому, способствует война или же препятствует развитию революции и национально-освободительного движения, а во-вторых, чьи классовые интересы эта война преследует. Дело было даже не в том, что формально именно Франция выступила страной-агрессором - войну-то объявил Наполеон III, стремившийся таким путём не допустить объединения Германии и возникновения у себя на восточной границе сильного противника. (Провокационная Эмсская депеша Бисмарка была для него не более чем предлогом.) Всё дело было именно в том, что победа Пруссии в войне привела б к объединению Германии, пусть даже и под пятой пруссачества и властью «железного канцлера» Отто фон Бисмарка, - а объединение страны было важно с точки зрения сплочения наиболее передового тогда немецкого рабочего класса и перспектив развертывания социалистического революционного движения. В то же время Марксу были абсолютно ясны грабительские цели в этой войне прусского правящего класса - и потому он не мог безоговорочно поддержать войну, как поступили б нынче, наверно, любые «патриотически настроенные левые».

Маркс заявил также: «Если немецкий рабочий класс допустит, чтобы данная война потеряла свой чисто оборонительный характер и выродилась в войну против французского народа, - тогда и победа и поражение будут одинаково гибельны».

И вот после того как Франция была разбита, Наполеон Малый капитулировал и в Париже революционным путём провозглашена республика - и с этого момента прогрессивная задача объединения Германии была практически уже решена, - после этого война стала для Пруссии, стремившейся к захвату Эльзаса и Лотарингии и к ограблению противника посредством наложения на него контрибуции, однозначно несправедливой. Напротив, для республиканской Франции, защищавшей теперь свою целостность и разворачивавшей всенародное движение за отпор захватчикам, война сделалась справедливой. И принципиальное изменение характера войны было отражено в новом воззвании Интернационала, подготовленном Карлом Марксом.

Последний период жизни Энгельса пришёлся на то время, когда происходил переход капитализма в фазу монополистического капитализма, империализма. Он не мог отразить этот переход теоретически, хотя, как известно, высказал некоторые догадки на сей счёт, в частности - в дополнении к третьему тому «Капитала». При этом мимо Энгельса не могла пройти растущая милитаризация европейских держав, гонка вооружений, активная политическая подготовка к грядущей большой войне, выразившаяся в образовании Тройственного союза Германии, Австро-Венгрии и Италии и направленном против Германии франко-русском военном сотрудничестве.

Наблюдая все эти опаснейшие приготовления и понимая тенденции в развитии военного дела, Ф. Энгельс и сделал своё знаменитое «пророчество» относительно будущей войны в Европе, сбывшееся летом 1914 года. Заметим, что перед Первой мировой войной буржуазные публицисты в большинстве своём доказывали, что такая война невозможна, - и аргументы их, говорившие о теснейшей экономической связи великих держав, удивительно напоминают аргументы тех, кто доказывает, что Большая война невозможна сегодня. Угроза мировой войны, особенно, как сегодня, ядерной, - это такая угроза, которую лучше переоценивать, чем недооценивать; и нет лучшего и более надёжного средства предотвратить войну, чем борьба народов за мир, которая в настоящее время, к сожалению, нигде покамест не наблюдается.

У истоков пролетарской борьбы за мир тоже стоял Фридрих Энгельс, под конец жизни опубликовавший в газете социал-демократов «Vorwärts» статью под названием «Может ли Европа разоружиться?» В ней он «с цифрами в руках» показал, что вооружённые силы Германии избыточны с точки зрения обеспечения реальной безопасности, однако проблема в том, что «...армии предназначаются не столько для защиты от внешнего врага, сколько от внутреннего». То есть: тяга к милитаризации и агрессивность вовне порождены, помимо прочего, стремлением буржуазных государств отвлечь внимание населения от внутренних, социальных проблем «раздутой» внешней угрозой, использовать «маленькую победоносную войну» как средство предотвращения революции. Страдают же от такой политики всегда трудящиеся, рабочий класс - как плательщики налогов и «пушечное мясо».

Энгельс в своей статье выдвинул - предложил европейским правительствам - конкретную программу разоружения. Это была реалистическая программа, ничего общего не имеющая с пацифистским призывом «упразднить армии немедленно», - она предполагала поэтапное разоружение по мере постепенного укрепления доверия между государствами; и принципы её нашли воплощение в советско-американских соглашениях о сокращении стратегических ядерных вооружений в эпоху «разрядки».

Последняя война, за которой следил Ф. Энгельс, - это была японо-китайская война 1894-95 годов, в ходе которой молодой империалистический хищник, уже нарастивший флотские мускулы, разгромил прогнившую цинскую монархию. Чуть-чуть не дожил Энгельс до испано-американской войны 1898 года, открывшей череду войн эпохи империализма. Отразить новую реальность, как и воплотить принципы марксизма в военном строительстве, суждено было новому поколению марксистов...