Будем жалить народ, товарищ Сократ!

2020-07-09 К. Дымов

Греческое слово «диалектика» означает «искусство вести спор, беседу».

Очень долго - до того как диалектика в современном понимании оформилась в классической немецкой философии и окончательно состоялась в марксизме - она и понималась именно так. В Средние века диалектика, как искусство вести спор (по преимуществу богословский спор, ясное дело), входила в состав «семи свободных искусств», а если точнее - в состав тривиума (вместе с грамматикой и риторикой), с которого и начиналось обучение в университетах. И даже ближе к нашему времени, в статье «Диалектика» из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона читаем: «Диалектик, прежде учитель диалектики - вообще человек, искусный в споре».

И следует заметить, что хоть содержание данного понятия коренным образом изменилось, связь между современной и той диалектикой, несомненно, сохранилась.

Набившее оскомину утверждение гласит: «в споре рождается истина». Но не все, должно быть, понимают природу рождающего истину спора. Многие понимают его упрощённо, как столкновение истины и заблуждений, в ходе которого первая в конечном итоге побеждает. На самом же деле в научном споре обычно сталкиваются разные точки зрения, каждая из которых несёт свою частицу абсолютной истины, - и в таком противоборстве противоположных точек зрения на предмет отражается объективная внутренняя противоречивость самого предмета, наличие у него противоположных, кажущихся даже несовместимыми сторон, моментов, тенденций.

Классическим примером такого научного диспута можно, наверное, считать спор между сторонниками волновой и корпускулярной теорий света: оказалось в итоге, что свет, электромагнитное излучение есть и волна, и поток частиц-фотонов. То есть: свет имеет противоречивую природу - и познать, раскрыть её удалось в результате столкновения двух научных партий, каждая из которых поначалу видела только одну сторону явления, ошибочно считая вторую сторону несовместимой с первой. Победу-то не одержали ни «волновики», ни «корпускулярники» - победила наука! Спор учёных - а то всё были великие мужи, всамделишные титаны! - привёл к преодолению изначально одностороннего их взгляда на предмет - т. е. привёл он, так или иначе, к утверждению объективной диалектики природы, видящей во всех вещах и явлениях окружающего нас мира многосторонность и противоречивость.

Таким образом, диалектика как наиболее содержательная и глубокая всеобщая теория развития природы и человеческого общества - развития, движимого борьбой противоположностей; диалектика как единство логики и теории познания - также с необходимостью является искусством ведения спора, вскрывающего объективную противоречивость бытия. Цель спора: не переспорить любою ценою противника, не навязать ему и «аудитории» свою точку зрения, разоблачив все остальные точки зрения на предмет как «заблуждения», - нет, цель диалектического спора состоит именно в том, чтоб отыскать объективную истину, которая всегда сложнее, богаче, содержательнее представлений спорщиков, которая у каждого из спорщиков может переплетаться с заблуждениями. Истина относительна (но при этом содержит в себе возрастающую в процессе познания долю абсолютной истины) - а раз так, то и само заблуждение, преодолеваемое познанием, составляет неотъемлемый момент истины.

В научном споре - если он ведётся настоящими, преданными науке учёными, а не мещанами и бизнесменами от науки, - по существу, не может быть побеждённых.

Важна, однако, культура и техника ведения спора - а особенно важна она в общественных науках, от которых в немалой мере зависит ход развития общества и в которых ввиду этого борьба идей способна приобретать весьма жестокие формы.

То же относится и к дискуссиям на телевизионных ток-шоу, в Интернете и на иных площадках - где бороться приходится даже не столько с профессиональными прикормленными реакционерами, сколько с косным, запуганным, невежественным слушателем-обывателем, коего приходится переубеждать, просвещая хоть чуточку!

Развитие на рубеже тысячелетий электронных средств массовой коммуникации - начиная с телевидения и заканчивая соцсетями - привело к «расширению» спора: публично вступая в дискуссию с кем-либо, мы одновременно вступаем в незримый, виртуальный спор с тысячами и миллионами зрителей и слушателей. Спор с ними ведётся в самόм их сознании, там происходит беззвучный диалог-беседа. Стало быть, в наши дни общественное значение спора сильно возрастает: это - настоящая полномасштабная, тотальная война за умы миллионов людей, способная менять мир.

Причём переход от телевидения к соцсетям может ослабить эффективность существующих приёмов пропаганды, технологий тупого зомбирования населения. Ибо они непригодны для виртуального спора: они основаны на грубом навязывании людям определённого мнения, тогда как в многоплановом споре продуктивно мягкое «подведение к истине»; требуется вести диалог, не впадая в нескончаемый монолог.

А «технология» ведения плодотворного спора, вскрывающего внутреннюю противоречивость бытия и дающего импульсы к развитию, к движению общества вперёд, - это и есть диалектика как «искусство вести спор, беседу» - тончайшее искусство, к сожалению, сильно утраченное в наше время. Его надобно возрождать.

У истоков такой диалектики стоял великий философ античности Сократ (469-399 годы до н. э.). У него диалектика - это метод отыскания истины в ходе беседы путём постановки собеседнику наводящих вопросов и вскрытия противоречий в его несовершенных представлениях о предмете. Как известно, Сократ называл свой метод «методом повивальной бабки» (его мать Фенарета была повитухой): ни в коей мере не претендуя на обладание абсолютной истиной и не навязывая её, он лишь помогал человеку самому, своим умом, собственными усилиями «родить» истину.

Сократ, изрядно всё же, видимо, приукрашенный в «сократических диалогах» Платона и других учеников, предстаёт как воплощённый идеал истинного философа в исторической памяти человечества. Возник историко-культурный миф, к которому обращаются всё новые поколения людей. Ибо ярок и привлекателен образ мудрого и вместе с тем близкого к народу философа, до конца стойкого в своих убеждениях.

Цицерон называл Сократа «отцом философии», в особенности - нравственной философии. В современной науке принято разделять историю греческой философии на досократическую и сократическую - признавая тем самым, что Сократ поставил некую веху в становлении философии античности. Его знаменитое «Я знаю только то, что ничего не знаю», в самом деле, заключает в себе всё последующее развитие европейской философии, всю борьбу различных направлений в ней. Высказывание это внутренне противоречиво - а значит, оно движет вперёд человеческую мысль.

На первый взгляд, Сократ выступает как агностик, отрицающий возможности познания. Действительно, он полностью отказался от претензий предшествовавших ему натурфилософов на познание природы, её первооснов - Сократ поставил целью философии самопознание человека («Познай самого себя!»). Для этого имелись свои основания: натурфилософия носила умозрительный характер, её гипотезы слишком слабо были обоснованы - и оттого встретили вполне резонную критику со стороны оппонентов, тех же, скажем, элеатов. И Сократ, заметим, в юности тоже находился под влиянием Анаксагора, однако быстро разочаровался в его натурфилософии.

Но... «Я знаю только то, что ничего не знаю» - это было сказано в противовес софистам («мудрствующим» по-гречески), уверявшим, будто они всё знают и могут дать правильный ответ на любой поставленный вопрос, понимая при этом истину в субъективистском и релятивистском духе. Сократ - вряд ли агностик: он-то как раз, выступая против софистов, защищает объективный характер познания, объективный характер, прежде всего - раз уж мыслитель делает акцент на «чисто человеческих проблемах», - нравственных категорий, таких как добро, зло, справедливость и т. д.

Незнание, проявляющееся, в частности, в заблуждении, есть диалектический момент познания; и честное признание человеком его собственного незнания даёт ему движущий мотив к познанию действительности. Чем человек больше знает, тем больше он и не знает - тем в большей мере соприкасается он с миром пока ещё непознанного и непонятого (вспомним известный исторический анекдот про Зенона Элейского, прочертившего на песке бόльшую окружность, чем у его ученика!).

Незнание и невежество, заметим, - не одно и то же. Человек, признающийся в незнании и стремящийся исправить это, - уже не невежда. Незнание может быть продуктивным, тогда как невежество - всегда зло, особенно невежество агрессивное.

Короче, на наш взгляд, в известном изречении Сократа проявляется скорее всё же не агностицизм (хотя оно и может - в силу его внутренней противоречивости - трактоваться в таком духе), но именно глубокое понимание диалектики познания.

Сократовская диалектика познания противостоит как всезнайству догматизма «поборников традиций», так и всезнайству релятивизма в исполнении софистов, - ведь и те, и другие выступают с претензией на обладание всей полнотой знаний!

Отношение Сократа к софистам - как и сама их философия - неоднозначно и, опять-таки, противоречиво: он выступил противником софистов, будучи, по сути дела, продолжателем их философской линии. Софисты ведь ещё несколько раньше Сократа поставили в центр философского рассмотрения человека, который «есть мера всех вещей», - как утверждал Протагор, этот наиболее глубокий из софистов, дошедший до религиозного скептицизма, сам признавшийся однажды в том, что он не знает и не может знать, существуют ли боги! Оттого у историков философии наряду с понятием «досократики» в употреблении и такое понятие: «дософистики».

Сократ вёл борьбу с софистами, «играя с ним в одну игру». Русский философ Эрнест Леопольдович Радлов (1854-1929, член-корреспондент РАН / АН СССР с 1920 года; перевёл, между прочим, на русский язык «Этику» Аристотеля) отмечает в статье «Сократ» для Словаря Брокгауза и Ефрона: «...его критика софистики была настолько имманентной, стояла настолько на почве самой софистики, что Сократа могли принять за главу софистов...». Его, собственно, и принял за главу софистов - и зло его высмеял! - Аристофан в комедии «Облака» 423 года до н. э.

Неприязнь великого комедиографа к великому философу объясняется тем, что Аристофан, сам язвительный к тогдашним порядкам, выражал чаяния низов, демоса. В экстравагантном философе, выступавшем против демократии, он видел опасного «ниспровергателя устоев». Слишком легко и поспешно, однако, было б записать Сократа в реакционеры - следует для начала разобраться и в природе афинской демократии, и в том её конкретно-историческом состоянии, в какое она пришла тогда.

Вне малейших сомнений, афинская демократия была наиболее прогрессивной формой государственного устройства при рабовладельческом обществе. Но, как и всякая демократия в рамках эксплуататорского - а уж тем более рабовладельческого - строя, она носила ограниченный характер: она являлась демократией только для весьма узкого слоя людей. Рабы, метеки (иностранцы), женщины в Афинах лишены были каких-либо гражданских прав. Разумеется, Сократ - как истинный человек своего времени - вряд ли мог озаботиться правами рабов и гендерным равенством.

Но вся беда состояла в том, что сама противоречивость природы афинской демократии - при «застылости» рабовладельческих отношений, при отсутствии, так сказать, продвижения общества вперёд, к более прогрессивному строю - вела её к деградации и гибели. Признаков, тенденций такого движения не могли не замечать столь проницательные мыслители, как Сократ, - отсюда во многом и проистекает их критика демократических порядков. И после Сократа данную линию продолжили Платон и Аристотель, аристократически отвергавшие строй демократии, причём у Платона, первым осознавшего разлагающее воздействие на общество и его мораль частной собственности, поиск идеального государственного устройства воплотился в его своеобразном «реакционном коммунизме». Реакционном в том смысле, что он обращён не в будущее человечества, но в прошлое - к смутному «золотому веку».

Выдающийся вождь афинской демократии Перикл, с именем которого связан расцвет Афин в середине V столетия до н. э., совершил величайшее дело, добившись введения платы гражданам за исполнение государственных должностей. Благодаря этому доступ к делам государственного управления получили самые широкие массы демоса: ремесленники и торговцы, люди небольшого достатка. Потому как у них - в отличие от богачей, «живущих собственностью», а не трудом, - практически всё их жизненное время занято поиском пропитания, тяжёлыми трудами ради содержания семьи. Простые люди попросту не смогли бы отыскать времени, чтобы работать в органах власти «забесплатно», - и только лишь компенсация государством времени, отданного управленческому труду, дала беднякам возможность «пойти во власть», дала им возможность занимать пусть хотя бы какие-то второстепенные должности.

Однако при этом во власть пошло множество случайных и нечистоплотных людей, не обладавших должными интеллектуальными, деловыми и моральными качествами. Афинская демократия, вообще, давала простор для демагогов, умевших красивыми речами склонять невежественный демос к их точке зрения - склонять к принятию законов, других важных государственных решений в их своекорыстных интересах. Именно особенностями афинской демократии следует объяснять расцвет в то время в Афинах философии софистов: софисты, первыми в истории сделавшие преподавание философии профессией, брались обучать состоятельных граждан красноречию, умению побеждать в спорах, легко доказывая какую угодно «истину».

В софистах можно, в общем-то, увидеть предтеч сегодняшних беспринципных «пропагандистов», способных на всякого рода дискуссиях доказывать любой бред - ежели этот бред является «истиной» для определённых кругов правящего класса!

Афинская демократия всё более дискредитировала себя, отторгая от себя всё больше думающих и критически настроенных людей. То же происходит и сегодня: буржуазная демократия настолько уже повсеместно дискредитировала себя, что само слово «демократия» сделалось для многих людей ругательным, и многие люди выступают против демократии как таковой, не понимая, что не бывает абстрактной демократии, что она всегда конкретна, носит тот или иной классовый характер.

Сократ был пламенным патриотом своего полиса - он, собственно, потому и отказался бежать из темницы, предпочтя умереть, что жизнь вне родных Афин была лишена для него всякого смысла. Та деятельность, которую он вёл, вступая в беседы с согражданами и в диспуты с софистами, готовя своих многочисленных учеников к служению государству и обществу, имела высшей целью нравственное возрождение общества, необходимое для укрепления и «спасения» афинской гражданственности и государственности. В этой своей деятельности Сократ потерпел неудачу: афиняне обвинили его в «развращении молодёжи» и в том, что - как сообщает Ксенофонт - Сократ «не признаёт богов, признаваемых государством, а вводит другие, новые божества...». Афиняне, осудившие гения на смерть, попросту попытались свалить на философа вину за упадок их полиса после столь блестящего, но безвозвратно ушедшего «века Перикла», за упадок, выразившийся в бесславном поражении Афин в Пелопонесской войне 431-404 гг. до н. э. и утрате Афинами былого могущества.

Сократу, как и нам, выпало жить в кризисном обществе - это обусловило его гениальный критицизм и это же предопределило трагический финал его жизни.

Философу не удалось изменить общество: оно продолжило деградировать - не только Афины, вся Эллада в итоге пришла в полный упадок, став лёгкой добычей сначала для Македонии, а затем и для Рима. По словам Э. Радлова, «...деятельность Сократа оказалась в результате гораздо более плодотворной в сфере теории, чем в самой жизни; Афины Сократ не спас от политической гибели, а философии он дал толчок, который чувствуется во всей греческой философии до её исхода».

Но Сократ не сумел спасти Афины «от политической гибели», конечно же, не потому вовсе, что «делал что-то не так», - то общество нельзя было спасти, оно было обречено на гибель. Сократ-то как раз принадлежит к числу философов, которые не просто «объясняли мир», но и пытались его «изменить». Вот только изменить что-то философ способен лишь в том случае, ежели его учение движется в определённом «тренде», если оно «несёт в народ», идейно утверждает и обосновывает назревшие уже прогрессивные изменения в общественной жизни. Сократ же, тщетно пытаясь пробуждать в согражданах нравственность, никаких прогрессивных идей не нёс - он отстаивал традиционную мораль патриархального рабовладельческого общества, чьи отношения к тому времени уже превращались в тормоз развития производительных сил, вызывая и разложение старой морали. Из этого проистекал экономический, политический, демографический кризис греческого полисного жизнеустройства.

И в отношении взглядов на мораль, быть может, как раз софисты-то оказались более правыми: ведь они начали подводить к мысли о том, что не существует какой-то единой для всех времён и народов, вечной и неизменной, «богом данной» морали, что мораль изменчива (исторически изменчива) - является моралью конкретного (конкретно-исторического) человека. Нужно было лишь преодолеть их релятивизм, абсолютизацию ими относительности, нужно было прийти к пониманию человека как совокупности общественных отношений, чтобы подняться и к диалектическому взгляду на человеческую мораль. Сократ был явно слишком уж консервативен, чтоб «оторваться» от устаревших «староотеческих», «вечных» представлений о морали, как бы ни обвиняли его в этом грехе афиняне, - софисты ж это сделать могли легко.

И мы должны сделать парадоксальный вывод: Сократ повлиял на развитие человечества как теоретик, но не как практик, это верно, - но сегодня нам важнее, для нас сегодня куда более востребована не философия великого грека как таковая, но именно его практический метод, его метод «агитации и пропаганды». В этом вопросе Сократ действительно интересен и актуален в наши дни, в наше кризисное время, когда сократический метод может и должен быть взят на вооружение идеей, вправду способной овладеть массами и целиком изменить этот мир. В своём методе - в противоположность философским основам его учения - Сократ революционен.

Не случайно ж некоторыми авторами не раз проводилась параллель между философом-идеалистом Сократом и его, казалось бы, непримиримым философским антагонистом - В. И. Лениным. Михаил Лифшиц даже назвал Ленина «Сократом коммунистической эры». Максим Горький в его очерке «В. И. Ленин» 1930 года несколько раз (как минимум дважды - точно не припомню) подмечает, что у вождя большевиков «сократовский лоб» - и здесь явно имеется в виду не только внешнее сходство, но и их интеллектуальное и эмоционально-психологическое сродство, их схожесть в отношении к жизни, схожесть этих двух исторических личностей по их темпераменту, по их безудержной заряженности на спор, переходящий в «драчку».

У Сократа есть чему поучиться сегодняшнему агитатору и пропагандисту. Он вступал в беседы с людьми самого разного общественного положения - от видных полководцев и государственных деятелей до, уж извините, женщин «с пониженной социальной ответственностью». Не боялся порою «получить в дыню», когда какой-нибудь самодовольно мнящий себя мудрецом невежда вдруг в беседе с Сократом осознавал всё своё убожество и приходил от этого в бессильную ярость. (Известен такой эпизод: Сократа спросили, почему он не подаёт в суд на человека, избившего его, - и он ответил: если б меня лягнул осёл, не стал же бы я подавать на него в суд!)

Сократ осознавал силу слова как оружия в борьбе: «Когда слово не бьёт, то и палка не поможет», - говорил он. Повторимся: он владел искусством, которым, к сожалению, недостаточно владеем мы: умением ненавязчиво подводить человека, к которому обращаешься, к самостоятельным правильным выводам. Марксисты же слишком часто видят силу своей пропаганды в том, чтобы громче заявлять о своём марксизме и гуще пересыпать статьи и речи марксистской терминологией, которая, увы, либо совершенно непонятна нынешнему обывателю, либо дико отпугивает его.

Такой подход в пропаганде - это «технология» «биения лбом о стену»; это - всё тот же скучно-менторский монолог догматиков, считающих, что они обладают «истиной истин», но не оживлённый и захватывающий диалог во взаимодействии с народом, с удручающе-реальным, а не книжно-идеализированным пролетариатом.

Для метода Сократа характерен индуктивный способ определения понятий (индукция значит движение мысли от частного к общему). От простых, конкретных и обыденных - то есть понятных и близких обычному человеку - примеров Сократ подходит к определению того или иного понятия. Скажем: от конкретных примеров мужественных поступков - к определению того, что есть мужество. А это то, что и нужно агитации, направленной в массы: говорить с человеком, обычным трудягой о его житейских проблемах, приводить ему в качестве примеров явления и ситуации, с которыми он сталкивается в своей обыденной жизни, подводя его к обобщениям о необходимости коренного изменения всего жизнеустройства. Это куда эффективнее - но и труднее! - чем загружать людей статистическими данными и разной заумью.

Широко применяет Сократ метод доказательства путём приведения к абсурду (ad absurdum) - и это тоже то, что способно успешно сработать в наше время, когда абсурд становится нормой капитализма. Наконец, важнейший приём Сократа: его знаменитая ирония, при помощи которой он вскрывал «незнание» собеседника - причём иронию Сократ прилагал и к самому себе; он всегда был готов посмеяться и над другими, и над самим собой, не позволяя себе превратиться в нудного ментора.

Философский диалог, у истоков которого стоял Сократ и который утвердил в философской литературе Платон, - это, по-видимому, наиболее оптимальная форма изложения диалектики: ведь в диалоге лучше всего можно плодотворно столкнуть противоположные точки зрения, отражающие противоречивость предмета. Понятно, однако, что это - крайне трудная литературно-философская форма, которая может даться далеко не каждому, и искусство писания диалогов вообще утрачено, - так что не стоит требовать от сегодняшних диалектиков сочинять всенепременно диалоги.

В любом случае, практически чрезвычайно важен вопрос о том, как, в каких литературно-словесных формах излагать ныне диалектику, обращаясь к достаточно широким народным массам, просвещая их, прививая им элементарнейшие навыки диалектического мышления, - без усвоения которых массы обречены на полное и окончательно гибельное погружение во мрак навязываемого буржуазией невежества.

В Советском Союзе в определённый период образцом изложения диалектики стала сталинская работа «О диалектическом и историческом материализме» с её тщательным «разложением по полочкам», «пережёвыванием» законов и категорий диалектики, с её чеканными, но достаточно тяжеловесными формулировками, далее пошедшими в Большую Советскую Энциклопедию и прочую литературу. На такое изложение диалектики в ту пору имелся социальный заказ: нужно было ознакомить хотя б с азами диалектики, научить думать государственный и партийный аппарат, чей культурно-образовательный уровень, в особенности в среднем и низшем звене, оставлял желать лучшего. В этом плане, в тогдашних конкретных условиях такое изложение диалектики, очевидно, сыграло свою историческую роль. Однако от него не состоялся переход к более развитым, к более «живым и непринуждённым», если можно так выразиться, формам изложения диалектики - отчего и сама диалектика в конечном итоге «застыла» в скучных, непривлекательных для широкого читателя советских учебниках «диамата». Она превратилась в то, о чём говорил анекдот тех лет: «Чем мат отличается от диамата? Мат все знают, но все делают вид, что его не знают. Диамат не знает никто, но все делают вид, что его знают. И то, и другое - грозное оружие в руках рабочего класса». И во многом от того, что мало кто по-настоящему знал в СССР «диамат», слишком многие честные и порядочные советские люди были легко обмануты красиво звучавшей горбачёвской софистикой.

Выражаясь по-простому, диалектика должна быть «живой» - ...как пиво!

«Браться за диалектику», «нести её в народ», учась делать это, заставляет нас само нынешнее время: крайнее обострение сегодня кризиса капитализма, начавшее уже переходить в разрушение устоев существующего миропорядка. Да, капитализм рушится, и возникают разрушающие его общественные движения - толчок чему дал вирусно-экономический кризис; но участники означенных движений «слепы» и явно неспособны перейти от пустого разрушения к созиданию нового общества. Оттого во многом они неспособны, что не обладают диалектическим, конкретно-историческим мышлением, не обладают, вообще, социалистическим сознанием, - и хуже всего то, что покамест не видно тех сил, которые способны были б вносить социалистическое сознание в протестующие массы! Эти силы ещё нужно формировать, снова, как и столетие с лишком тому назад, начиная с кружковой работы (в современных только формах), поднимаясь затем до партийного строительства и широкой агитации в трудящихся массах. Закладка прочного «фундамента» диалектического мышления - с использованием новых, отвечающих требованиям нашего времени форм изложения диалектики - составляет важнейшую часть этой требуемой от нас сегодня работы.

Наступающее бурное брожение в обществе вызывает к жизни пропагандистов и агитаторов сократического типа, умеющих разговаривать с людьми, ироничных и саркастичных, доводящих до истерики защитников умирающего строя - закоснелых «консерваторов», с пеною у рта отстаивающих «стабильность» в обществе любой ценой, запугивающих обывателя «революцией», «майданом», происками злобных «либералов», «троцкистов» и «анархистов». Истерическая злоба, охватившая господ «охранителей» по поводу событий в Америке, объединение всех фракций правящего класса России, всех течений её политологии в их солидарности с мистером Трампом - как защитником «порядка и законности» - лучше всего свидетельствуют о страхе буржуазии, о предчувствии ею неминуемого крушения её всемирного господства.

А тут намедни Илон Маск, этот кумир буржуазии с её идеалом self-made man, то ли в шутку, то ли всерьёз, включил в число семи фраз, которые родитель должен регулярно повторять своему ребёнку, такое: «Все попытки установить коммунизм потерпели крах» [«Communism has failed every time it was tried»]. Но если вправду коммунизм has failed, потерпел полный и окончательный крах, зачем тогда с ним бороться, зачем повторять по тысяче раз на дню такого рода шаманские заклинания?

Ещё раньше сей «пионер космонавтики» позволил себя гнусно изгаляться над памятью первого космонавта планеты: «Юрий Гагарин всю жизнь не пил, не курил и тренировался только для того, чтобы на 108 минут вырваться из СССР». Как бы самому Маску не пришлось улепётывать на Марс, спасаясь из расползающейся по швам «свободной» и процветающей в своём благословенном капитализме Америки!

Страх всё сильнее подступает к Маскам, проявляясь в такой их «пропаганде».

Нужно усиливать брожение, внося в бродильный чан новые порции дрожжей!

Платон сравнивал Сократа со слепнем, который жалил афинян, заставляя их думать, размышлять о происходящем, не позволяя им расслабиться и погрязнуть в интеллектуальном и нравственном самодовольстве. Вот и мы должны постоянно жалить народ, понуждая его к мыслительной деятельности и критическому взгляду на действительность. Мы должны, неустанно трудясь, ставить перед ошарашенными кризисом, метущимися, пытающимися найти выход из очевидного тупика людьми сократовские вопросы: Что есть государство? В чём состоит (социальная) справедливость? Возможно ли прогрессивное развитие общества без революций?