Мои деды не воевали

2020-05-09 Михаил Лениалов

Мои деды не воевали - были ещё совсем детьми, а прадедов я не знал, да и в семье о них ничего не рассказывали. Но я особо не интересовался. Для меня в самом раннем детстве 9 мая запомнилось только как день, когда можно посмотреть салюты среди толп шумных и пьяных взрослых. Когда я учился в старшей школе, то изо всех сил старался подражать этим взрослым с бездумным криками "день победы" и бутылкой самого дешёвого пива вместе с такими же друзьями-болванами. Учеником в школе я был прилежным, поэтому на уроках истории я хорошо запомнил, что война была развязана двумя злыми тоталитарными режимами, один хуже другого, против демократических и свободных государств. Правда, я всё никак не мог понять, что делали англичане в Египте, за что они там воевали? Наверное, тоже защищали демократию и египтян от злых фашистов. В любом случае, мне это было максимально не интересно и, сдав все школьные экзамены, я твёрдо решил, что не нужна мне никакая история, а для "праздника со слезами на глазах", "вечных огней" и "могил безымянных солдат" в моём сердце не хватало сочувствия и сопереживания, лишь ядовитый цинизм как единственная защитная реакция на проявление чужих чувств, к которым я никакого отношения не имел. Никакие встречи с ветеранами в принудительном порядке в школе, никакие фильмы, которые я воспринимал как пропаганду, в которой точно где-то тебя обманывают, никакая солдатская музыка, которая мне казалась ужасно устаревшей, не задевали во мне никаких чувств, а литература в школьной программе по военной теме была лишь "обязаловкой", которую надо сдать, списать сочинение из интернета и забыть навсегда. Иными словами, никаких шансов у этого праздника не было - я слишком надёжно закрылся от всякого воспитания человеческих чувств, зато с огромным энтузиазмом был готов поглощать всё, что лишь укрепляло мой детский нигилизм.

Правда, даже в моём куполе иногда случались бреши, и рассказу Шолохова "Судьба человека" удалось ненадолго меня захватить, правда, лишь в чисто мальчишеском смысле интереса к приключениям, но фигура Андрея Соколова так и не стала для меня образцом мужественности - это место было уже занято эрзац-образами из современной культуры. Вот если бы Соколов, думал я, одним махом победил всех фашистов, тогда бы я его уважал, а так нашёлся простой себе шофер!

Но довольно этого самообличения - не хочу, чтобы вам показалось, что я публично любуюсь своими пороками в духе писателя-модерниста и привлекаю внимание к своему уродству. Если уж на что я и прошу обратить внимание, так на то, что даже человек со столь тупыми чувствами, так тщательно взлелеянными современной культурой, ребёнок из "поколения ЗНО/ЕГЭ" в конце концов может обнаружить в себе невероятное чувство, абсолютно незнакомое тем, кто его воспитывал, кто создавал для него это культурное пространство, кто писал для него современные учебники по истории и составлял учебные программы - это чувство стыда. Но за что мне стыдно? Ведь мне не на кого опереться в моей личной истории, никакой героический предок не смотрит укоризненно на меня, а памятники и мемориалы никогда не привлекали моего внимания. Со мной не случалось никаких поучительных историй, которые можно было бы пересказать вам, подытожив фразой: "После этого случая я всё понял и научился любить и уважать ветеранов", никакой конкретный фильм или книга не произвели на меня такого впечатления, чтобы я тут же переосмыслил свою жизнь и начал меняться. В конце концов, перемены с людьми по-настоящему так не происходят. Не нужно переоценивать силу искусства, ведь оно не меняет мир и не способно прыгнуть выше своих полномочий по отражению в себе человеческих чувств. Даже самое сильное впечатление от какой-то истории в конце концов сглаживается, аффект пропадает, и то, что казалось глыбой, создавшей огромные волны на поверхности души, рано или поздно уходит в её глубь, скрывается и вновь создаёт мертвенный покой. Для подлинной же перемены, хоть в отдельном человеке, хоть во всём человечестве, необходимы борьба и единство, необходимо максимальное напряжение противоположностей, в которых диалектический скачок - это лишь финальный акт, в котором противоречие находит свой выход, после которого жить как раньше просто не получится.

Так и со мной перемены происходили медленно и поначалу совершенно незаметно. Всякий последовательный нигилизм и скептицизм рано или поздно нащупывает свои пределы, сталкиваясь с реальной жизнью, в которой, как оказывается, недостаточно лишь голого отрицания в уме для упразднения действительности, которая вновь и вновь назойливо даёт о себе знать, сколько ты её от себя не прогоняй едкими уколами и глубокомысленными замечаниями о том, что мир устроен как-то неправильно. И тогда нигилизм превращается в глубоко несчастное сознание, которое может найти утешение лишь в религии - не важно, какой именно, сейчас они есть на любой вкус - в самоустранении от мира и его суеты, которое отрицает в себе всякую активность и безудержно тоскует по "утраченному раю" или же лелеет себя иллюзиями о его скором возврате. Но есть и другой вариант - это нигилизм по отношению к собственному нигилизму, который оказался такой же глупостью, как и всё, что он пытается отрицать. Так моё столкновение с реальностью десятых годов двадцать первого века привело меня к осознанию того, что мир устроен гораздо сложнее, чем я себе о нём думал. Отрицание всяких ответов на тревожащие меня вопросы, сколько бы я от них не отмахивался, в итоге привело к тому, что никаких готовых ответов у меня не осталось, а умение мыслить самостоятельно так и не сформировалось. В конечном итоге, события в моей стране вызывали тревогу своей неопределённостью и требовали чёткого ответа на чисто шкурные вопросы, от которых уже нельзя было отмахнуться: пойдёшь ли ты воевать за кого-то, если придётся; кто прав, а кто виноват. Да и чисто внешняя сторона многих явлений, как на улицах разных городов, так и с экрана монитора вызывали тревожные ассоциации с картинками из учебников по истории, кажущимися такими далёкими и даже неправдоподобными. И только тогда я робко почувствовал необходимость в том, что было бы неплохо понимать историю, знать о том, почему и как происходят те события, в которые ты волей-неволей оказался вовлечён. Но одной лишь истории оказалось мало, ещё необходимо мышление, способное понять всю глубину и сложность тех или иных событий, способное критиковать как мир, так и самого себя, не довольствуясь лишь абстрактным скепсисом и апелляцией к наглядности и здравому смыслу. Такое мышление можно увидеть лишь в лучших представителях классической философии.

Итак, шаг за шагом я начал осваивать то, что называется культурой всего человечества. Поначалу двигаясь самостоятельно и вслепую, хватаясь за первые попавшиеся ответы, проверяя их на себе, доводя до абсурда и обнаруживая их недостаточность, я впервые обнаружил, что не один я пытаюсь хоть что-то понять в мире вокруг меня, что есть и другие люди с их чувствами и переживаниями, которые мне становились близкими и понятными. Вскоре я уже не был одиноким и потерянным в хаосе общественной жизни - обнаружились целые сообщества людей, которые пытаются что-то понять, но не просто для того, чтобы успокоиться и заниматься своими делами, а ещё и для того, чтобы изменить мир, чтобы привести его в порядок и заставить одуматься.

Только научившись проживать чувства и мотивы своих единомышленников по отношению к миру как свои собственные, я стал видеть в исторических эпохах прошлого таких же людей, как и я, с их чувствами, мыслями и желаниями. Тогда я понял, что мне не нужны никакие родственники, которыми я бы мог гордиться, просто по факту родства, ведь каждый человек, боровшийся с фашизмом в Великой Отечественной Войне, стал моим родственником. Я представлял, что ребята младше меня становились командирами взводов и принимали ответственные решения, думал о том, как бы я поступал, и с горечью сознавал, что я бы в нынешнем своём виде совершенно не справился бы ни с одной задачей, что дай мне кто-то ответственность, я бы загубил не только себя, но и своих товарищей. Каким нужно быть человеком, чтобы сохранять волю к борьбе с врагом, который не знает пощады, для которого ты лишь "унтерменш", и что в случае поражения тебя ждёт... Нет, даже страшно думать о том, что бы ждало мир, если бы миллионы ребят моего возраста, младше или старше, в едином порыве не превзошли самих себя, не стали выше тех, кто обладал непоколебимой уверенностью в своей "сверхчеловечности", чей детский нигилизм не наткнулся ни на какие преграды и стал государственной политикой по отношению к другим нациям, безнаказанно осуществляясь печами крематориев, газовыми камерами и бесчеловечными экспериментами над людьми. Какую невероятную цену пришлось заплатить за титаническое усилие по отрицанию такого нигилизма! Как быстро и сурово приходилось учиться становлению человеком, мгновенно менять профессии, осваивать стратегию и тактику, поддерживать боевой дух товарищей или даже просто сутками не отходить от станка на заводе, осознавая, что каждая бракованная деталь - это чья-то загубленная жизнь. Каждый рабочий на заводе был мудрее любого философа и прозорливее всех политэкономов, движениями своих рук подтверждая принцип связи всего со всем и преодолевая все формы отчуждения, потому что радикальное чуждое ему было только по ту линию фронта.

Мне стыдно осознавать, что я, такой как я есть, не справился бы с этим испытанием, что Андрей Соколов и другие герои той войны, реальные или вымышленные, не признали бы во мне своего товарища, что я бы смалодушничал и сгодился бы лишь на современное художественное воплощение в самых гадких произведениях о людях на той войне. Каждая эпоха пишет свои собственные портреты на холстах прошлого. И моё поколение вполне заслуживает того, чтобы для него рисовали именно такие портреты: трусливых, мелочных и жалких людишек, которые смогли победить лишь по случайности и вообще были ничуть не лучше тех, с кем они боролись. Остался лишь последний шаг, который нужен, чтобы диалектически обратить Великую Победу в Великое Поражение - это примирение с таким образом. Достаточно лишь не стыдиться того, что ты выглядишь именно так, можно даже начать гордиться этим, находить "рациональное зерно", придумывать оправдания, и тогда всё кончено. Для таких людей даже придумали отдельный праздник примирения с его символикой, традициями и ритуалами.

Часто задаются вопросами о том, с каким именно прошлым нас пытаются примирить. Нет, не с прошлым нас примиряют, а с настоящим, с тем, как мы выглядим сейчас, с тем, что мы делаем и что чувствуем по отношению друг к другу и к миру вокруг. Можно сколько угодно спорить с этим и кричать: "всё не так, я помню, я горжусь", но тем людям уже не нужны ни память, ни гордость - мёртвых мало заботят проблемы живых. Да и при жизни ими двигало не тщеславие или гордость за свою нацию. Эти люди были гораздо выше и смотрели гораздо дальше, а потому и были значительно проще в своих мотивах: либо у человечества есть будущее, либо нет; либо они нас, либо мы их, и никакого примирения тут быть не может.

9 мая - это День Победы. Увы, об окончательной победе над фашизмом говорить не приходится - в истории вообще нечасто случаются поистине окончательные события, и даже самое гадкое прошлое может найти дорогу в настоящее, если для него ещё сохраняется питательная почва.

Но это не повод унывать, печалиться и сетовать на то, что праздник кто-то извращает по злому умыслу - нет никакого злого умысла, как его не было у обвиняемых на Нюрнбергском процессе, которые просто исполняли приказы начальства, хотели жить спокойной жизнью и знать не знали, что они совершают какие-то преступления. Для меня героическая победа 9 мая - это победа человека над самим собой, над своими пороками, слабостями, малодушием, ленью и глупостью. Это практическое доказательство того, что радикально злое в природе человека, которое так обхаживают разные философы, можно победить и заставить его подписать акт капитуляции. Больше всего я бы хотел стать сопричастным такой Победе уже на фронтах современности, но именно в этот день я понимаю, как много работы ещё впереди, работы над самим собой в первую очередь. Но 9 мая - это урок диалектики всем нам, урок того, что даже самые безвыходные ситуации можно обратить в победу, покуда ты не сложил оружие, как бы оно не выглядело сегодня, и продолжаешь борьбу на своём фронте за судьбу каждого человека.