О даталогическом и вычислительном подходе к созданию крупных автоматизированных систем
2020-01-14 Николай Загорский, в переводе с украинского (Mikołaj Zagorski)
Противопоставление названных подходов - не секрет для всех, кто читал или труды Глушкова или «Энциклопедию кибернетики», или даже только «Бразды правления»[1] - известную популяризацию, которую один из «пионеров кибернетики» считал очень важной. История, разумеется, не рисовалась двумя красками. Поскольку за названными подходами стояли представители различных общественных сил, реальная историческая реконструкция должна продемонстрировать различные формы названных подходов к автоматизации на государственном уровне и объяснить реальное многообразие взглядов на этот вопрос.
Если основываться на архивах плановых органов Литовской ССР, выразительные альтернативы составляли фракции, которые мы назовём фракциями Глушкова, Ведуты, Раяцкаса, «статистиков» и «латышей». Первые две поддержали даталогический подход к общегосударственной автоматизации, следующие две поддержали вычислительный подход. Как известно, сейчас в Европе сейчас преобладает вычислительный подход к проблемам общегосударственной автоматизации в тех немногих областях, где она ещё считается возможной. Некоторое противоречие заключается в том, что типичных представителей вычислительной фракции, которая пока получила политическую победу, сейчас никто не знает. Помнит ли сейчас обычный ученый председателя центрального статистического управления СССР или Р. Л. Раяцкаса из Литвы? Вместе с тем, противоположный подход известных и влиятельных ученых - Глушкова и Ведуты - не только не признаётся, но и фальсифицируется. Всё это можно объяснить только действием весьма влиятельных общественных сил, причем очень стихийных. Природу этих сил можно понять, если рассмотреть характерные основы обозначенных выше фракций.
Радикальный вычислительный подход пропагандировал Р. Л. Раяцкас, деятель плановых органов в г. Вильнюсе. Он отрицал значение баз данных и стоял на тех принципах, что вычислительные процедуры, почти всегда со значительным расходом труда программистов, должны объединять отдельные единичные части бумажной работы в плановых органах. В литовскоязычных статьях Р. Л. Раяцкас категорически отрицал значение сочетания отдельных вычислительных процедур между собой и экономии труда программистов. Касательно устройств хранения, он долгое время отстаивал архивную комнату с перфокартами в противовес «затратным» магнитным носителям. В русскоязычных статьях Р. Л. Раяцкас писал ещё более откровенно о том, что автоматизация вычислений отнюдь не влияет на информационные потоки и не составляет отдельного фактора изменений регламентов бумажной работы в плановых органах. Кажется, осноные положенияв статьях на разных языках близки, но разница колоссальная. Потому что на литовском языке говорилось преимущественно о плановых органы Литвы, население которой достигало 3 500 000 человек. На русском языке эти тезисы касались даже не РСФСР, но всего СССР, где ёмкость плановых вычислений была на два и даже три порядка выше, чем в Литве. Общесоюзная ресурсная матрица содержала очень много групп изделий, которых не было в ресурсной матрице Литовской ССР. То есть то, что над Неманом выглядит как неграмотность, в общесоветском масштабе выражает вовсе не неосторожность и не консерватизм, а нечто более опасное, как показывает история.
Понимание общегосударственной автоматизации, которое царит сейчас, не отрицает значение сочетания отдельных вычислительных процедур и даже создание отдельных общегосударственных баз данных, но отрицает их обязательную экономическую значимость, пригодность к координации работы различных экономических агентов. Это следствие того, что сегодня эти агенты частнособственнические, и тенденция к информационной централизации им не присуща. На самом деле сейчас вместо не слишком сложных экономических функций, общегосударственная автоматизация во всех европейских странах имеет значительный уклон в сторону очень сложных функций шпионажа: гражданского, налогового, коммерческого, политического. Этот уклон, который сейчас господствует, почти отсутствовал в советских проектах автоматизации, за исключением, как иногда указывается, республиканской АСУ Латышской ССР. Но даталогическое содержание этой базы данных, во-первых, не вполне шпионско-полицейское, а во-вторых, существуют аргументы, которые вообще отрицают значение и даже существование этого компонента в составе функций РАСУ ЛатРСР. Причем, в отличие от ПЕСЕЛ (международно известного польского реестра населения), который имеет шпионско-полицейские и налоговые функции, все советские проекты автоматизации если не нивелируют подобные функции, то даже в РАСУ ЛатРСР считают приоритетным направлением автоматизации широкое хозяйственное взаимодействие всех производств вСССР. Даже радикальные представители «вычислительной» фракции, подобные Раяцкасу, этого не отрицали, и пытались убедить, что именно их практика - это и есть наиболее эффективная форма подобной автоматизации.
Фракция «статистиков» демонстрирует очень интересное, но типичное извращение. Оставляя ёмкость своей справочной картотеки без значительных изменений, председатель ЦСУ СССР предлагал автоматизировать только транспорт статистической информации и никак не рассматривал статистическую картотеку ЦСУ в роли содержательной основы различных вычислительных процедур. Это была узкопрофессиональная часть «вычислительной» фракции, основы которой можно выразить в тезисе, что автоматизация транспорта данных никак не меняет направления потоков данных. Иногда кажется, что представители этой фракции даже не понимают, что изменение скорости получения данных приводит к принципиальному изменению их актуальности (качества)[2].
«Латышская» фракция, которая связана с РАСУ ЛатРСР, почти не высказывала никаких специальных взглядов, и состояла преимущественно из техников, которые действовали под очень конъюнктурным влиянием административных условий, характерных именно для Латвии. Начальные симпатии латышских техников были на стороне даталогической фракции. Они сначала рассматривали себя как часть общегосударственной автоматизации. Но вместе с деградацией советского хозяйства, которое приобретало с каждым годом всё более рыночные черты, уже в середине 1980-х годов, когда был сформирован реестр населения Латвии, начался необратимый дрейф в сторону управления людьми вместо управления промышленными процессами. То есть в 1990 году администрация РАСУ ЛатРСР уже стоит на принципах вычислительной фракции, что можно рассматривать как иронию истории. Подобную эволюцию проделал также совсем не технический, а теоретический Центральный экономико-математический институт (ЦЭМИ). Это были тоже эмпирики под влиянием стихии, но, в отличие от «латышской» фракции, не «практического», а «теоретического» направления.
Иронией истории является то, что именно в 1990-х годах, когда политическую победу получают радикальные прорыночные представители вычислительной фракции[3], начинается широкое применение удобных и понятных даже школьнику реляционных баз данных. Таким образом, можно понять, что «латышская» фракция демонстрирует стихийные тенденции, которые, как известно, уничтожили советское общество как единое целое. Оно имело очень большие симпатии к рыночной «регуляции» хозяйственной жизни и очень большие антикоммунистические тенденции в виде конфликтов ресурсных интересов различных учреждений.
Очень интересным является проект Автоматизированной системы плановых расчетов (АСПР), который осуществлялся под значительным влиянием фракции Раяцкаса. Напомним, что он не был наиболее влиятельной фигурой, но только наиболее известен по архивам плановых органов Литовской ССР. Скорее всего, на Украине и в России были его аналоги. к концу технической активности Глушкова, который умер в начале 1980-х годов, проект АСПР, математическую часть которого разрабатывал ЦЭМИ (Центральный экономико-математический институт), ещё не достиг заметных успехов в подрыве элементов рыночной регуляции и в переработке структуры плановых процедур в СССР в пользу господства нетоварных отношений. Почти десятилетие спустя, в 1991 году, когда система АСПР была уничтожена, она ещё не имела никакой понятной для неспециалиста даталогической структуры. Сегодня можно представить себе БД АСПР 1990 как большой JSON файл, в котором все изменения происходят в транзакциях. Но даже эта транзакционность была добавлена не из даталогичних соображений. Напротив, она была вызвана в основном ненадежностью техники и требованиями понимания того, успел ли нужный вычислительный процесс исполниться полностью до нужных изменений, или они ещё не получили закрепления и их результат был утерян.
Современная реконструкция смысла, значения, и, возможно, содержания БД АСПР натыкается на значительные сложности. Автоматизированные системы того времени требовали значительно больше труда программистов и инженеров, они значительно менее понятны для неспециалистов, чем какие-нибудь современные аналоги.
Например, иерархическая транзакционная БД 1980-х гг. была больше похожа на упрощенную современную файловую систему (вроде ext3), чем современные БД. Во-вторых, в иерархических массивах данных типизация составляет значительную проблему, поэтому, пока не было исследования конкретных образцов данных, трудно понять, где строки (букв), где числовые коды, где какие-то параметры «да или нет». Также отсутствует более или менее понятная для неспециалистов система именования. К тому же не существует гарантий того, что какие-то данные имеют только один эталонный адрес и только одну эталонную форму. Вычислительное программирование 1980-х гг. было программированием в специфически типизированных файлах, причём их типизация осуществлялась программистом отдельно от данных и не имела автоматической проверки. Более или менее понятная для неспециалистов трехуровневая иерархия адресов «база данных - схема - объект» ещё не была распространена. Можно добавить, что в АСПР даже предшествующие, относительно упрощённые, системы адресации вообще не применялись. Таким образом, повторное использование массивов данных в БД АСПР имело ограничение преимущественно содержательного характера. При этом, чем более поздние мы читаем документы в архиве плановых органов ЛитРСР, тем яснее, что проблема отсутствия или дороговизны вычислительных ресурсов, тем более очевидной становится экономическая природа того, что единые массивы данных не формируются и не организуются понятным образом. Даже в 1990 году база данных АСПР Госплана СССР не имела полных классификаторов для каждого элемента ресурсных матриц, то есть не было достигнуто их полноты и отсутствия проблемы различных названий тождественных элементов ресурсного планирования. Ещё в 1987 году Белоруссия, Литва, Украина и Россия отправляли ресурсные агрегаты в ГП СССР в своих различных формах. Фактически единый вычислительный процесс был очень частичным. Бюрократическая проверка и отождествление различных элементов классификаторов отнимали много труда, поэтому они оставались фрагментарными.
Что касается количества элементов ресурсного планирования, вокруг которых преобладали нетоварные отношения, оно было не очень значительным. Причём в группах планирования часть нетоварных групп была больше других. Это означает, что внутри групп нетоварного планирования предприятия фактически приглашались к рыночному выбору конкретных элементов ресурсного планирования по отношению к другим предприятиям своей группы. Например, советское предприятие производило детскую обувь, исходя из нетоварной нормы, но между разными формами обуви выбор был уже в главном и в основном рыночный.
К сожалению, исследование архивов в Вильнюсе и Риге не позволяет сделать оценку соотношения товарных и нетоварных групп планирования, которая может быть расширена на СССР. Такая оценка должна производиться преимущественно из русскоязычных источников, доступ к которым составляет для автора географические, языковые, и, пожалуй, административные проблемы.
Немцы говорят, что кто-то едет на историческом процессе, кого-то он везёт, но кого-то волочит за собой. Безусловно, представители фракции Раяцкаса принадлежат к последней группе. Иначе невозможно объяснить, почему в БД АСПР до последних месяцев пытались игнорировать принципы даталогической целостности, которые ещё до Глушкова выводил Анатолий Иванович Китов - пионер советской кибернетики. Причём если Китов и Глушков начинали с развёртывания целостных даталогических проектов под конкретные технические средства, история БД АСПР демонстрирует противоположную тенденцию. Документы Государственной комиссии по планированию Советской Литвы доказывают, что ежегодно новые технические средства заставляли двигаться в направлении, противоположном «кибернетическому идеалу» Раяцкаса. То есть приближаться к даталогической целостности, формировать единые каталоги и держать единую эталонную форму данных, которую применяют различные вычислительные процессы. В воспоминаниях уже очень старых представителей плановых органов Литвы можно услышать, что общесоюзное количество автоматизированных вычислительных процессов над массивами данных по планированию в 1990 году достигало 10-20 тысяч. Хотя в них уже нельзя разобраться без базы данных, подавляющее большинство из них было очень фрагментарными вычислениями, причём около половины осуществлялась в республиканских вычислительных центрах. Но даже меньшая часть наиболее ёмких вычислительных процессов вызывала стремление к каталогизации и повторному использованию плановых данных, к понятному неспециалистам расположению их в системе именования БД. Этого никогда в АСПР СССР не произойдёт. Техническое и теоретическое обоснование АСПР было очередным проявлением стихийности в советской жизни. Это была именно та стихийность, которая ведёт к хозяйственному упадку, которая привела Литву Раяцкаса к массовой эмиграции, Украину Глушкова к войне, а большинство российских областей к безработице, которая растёт быстрее, чем в Латвии.
Коллективное и гласное управление совместными и общественными силами на основе нетоварных отношений снова встанет на повестке дня как вопрос выживания. Уже в наше время вычислительный подход к общегосударственной автоматизации проявился как прорыночный инструмент, который ведёт к управлению людьми, а не процессами производства. То есть, как показывает история, к гипертрофии шпионско-полицейских функций в условиях невозможности достичь хотя бы какой-то экономической эффективности в обществе, где необходимая прибыль стала главным критерием эффективности любого хозяйственного процесса. В противоположность этому, в частности в достижении большой экономической эффективности может помочь даталогический подход, который пропагандировали ещё Китов, Глушков и Ведута.
Николай Ведута был советским экономистом, который был причастен к процессу планирования в Белоруссии. Причем критику АСПР БССР Ведута осуществляет, исходя из того, что методология планирования в СССР содержит ещё очень много дисбалансов и слишком много места оставляет рыночным отношениям, которые уже можно преодолеть за счёт создания теории межотраслевых балансов, основанной на понимании максимальных перспективных вычислительных возможностей. Ведута успел подготовить такую теорию на математическом уровне, она также имела некоторую очень частичную (поэтому малодостоверную, хотя и успешную) реализацию в АСПР БССР.
Ведута критикует Глушкова в том направлении, что владение эмпирической полнотой данных ещё не вырабатывает стратегию планирования, которая порождается пониманием экономического смысла различных данных. Таким образом он составляет радикальную часть даталогической фракции, и, подобно Глушкову, отрицает значение фрагментарных массивов данных в АСПР БССР, не считает её совершенствованием планирования, а только тривиальным продолжением (под нерешающим влиянием развития вычислительной техники) практики планирования, которая уже сложилась. Ведута, как и Глушков, считает, что «нельзя автоматизировать хаос», но считает главным залогом упорядочения процесса планирования не столько полноту и правдивость эмпирических хозяйственных показателей, сколько правильную методологию ресурсного планирования, которая предусматривает способы усовершенствования вместе с ростом вычислительных мощностей.
Наша невесёлая современная практика показывает, что победа фракции Раяцкаса была прологом к разрушению и демонтажу системы всеобщего хозяйственного планирования. В оппозиции полицейско-шпионских и хозяйственно-синхронизационных функций это означает полную победу и гипертрофию первых далеко за границы необходимости. Так в системе ПЕСЕЛ ещё со времен чрезвычайного положения (1980) те функции, которые Глушков считал для общегосударственной автоматизации третьестепенными, а Китов несущественными, остаются если не единственными, то главными! Это ещё если не говорить о централизованном комплексном полугосударственном видеонаблюдении в Берлине. Расходы на подобные системы ещё более снижают общую экономическую эффективность, хотя являются для некоторых очень прибыльными. Именно поэтому в техническом смысле остаются актуальными общие принципы автоматизации преодоления товарности, которые были заложены в эскизах Китова, а в современной форме - Глушковым. Что касается общественного смысла, здесь замечания и предупреждения Ведуты осуществились более чем полностью.
Поэтому направление поиска путей развертывания нетоварного хозяйства должно объединять технические принципы построения единой автоматизированной системы по Глушковуи содержательные принципы создания натуральных межотраслевых балансов по Ведуте.
В. Моев, «Бразды правления». Диалог с академиком В.М. Глушковым. М.; Политиздат, 1977 г. ↩︎
Автоматизированная система государственной статистики не сильно изменила это положение — Ред. ↩︎
В России некто Г. Х. Попов открыто признавал связи между прорыночными радикалами и представителями «вычислительной» фракции: вторые помогли первым против идей Китова и Глушкова. «Даталогическую» фракцию этот политический аналог Бальцеровича называет «сторонниками электронного фашизма». Сейчас трудно не увидеть, чья экономическая линия на самом деле ведет к фашизму, все равно - электронному или не очень. ↩︎