Теория и практика

2019-05-05 Василий Пихорович

Противопоставление этих вещей в среде современных левых является делом обычным. И после того, как это противопоставление произошло, уже не важно, какую из сторон вы выберете - будете вы «топить» за теорию или за «практические действия» - все равно будет получаться полная ерунда. Потому что противопоставление это глупое. Это как если бы крестьяне начали спорить о том, что лучше - сеять или собирать урожай, и соответственно разделились бы на две партии - одни бы отказались сеять, а те, которые сеяли, не стали бы собирать урожай. Разумеется, что таких крестьян найти трудно. А вот подобных «марксистов» сегодня - пруд пруди.

На самом деле в марксизме деление в этом вопросе проходит по совершенно по иным линиям. Классики марксизма давно подметили, что в борьбе пролетариата явно выделяется три ее формы - экономическая, политическая, теоретическая. Именно в таком порядке они возникают исторически. В каждом отдельном случае, как и положено согласно законам диалектики, все наоборот: пролетариат начинает действовать как в экономической, так и, тем более, в политической сфере, всегда под влиянием какой-нибудь теории. Вопрос обычно состоит только в том, хорошая это будет теория или первая попавшаяся. От этого будет зависеть успех действия. Поэтому Ленин и приводил известную фразу «Нет ничего практичнее хорошей теории». Или более определенно: «Без революционной теории не может быть революционного движения».

Еще он обращал внимание на то, что обычно тогда, когда совершаются массовые революционные действия, время необычайно ускоряется, поэтому заниматься теорией в эти периоды некогда. Соответственно, время реакции, то есть вынужденного бездействия - самое время для занятий теорией. Не только потому, что другого времени не будет, но и потому, что теория - это не выдумывание схем, по которым нужно действовать, а подведение итогов предыдущих действий, работа над ошибками. Иными словами, теория не из головы выдумывается, а критически выводится из опыта революционной борьбы. Ничего удивительного нет в том, что значение такой критической обработки предшествующего опыта неимоверно возрастает в периоды спада движения, в моменты поражений, кроме всего прочего, обнаруживающих ошибки и недочеты в теории, которые привели к этому поражению и спаду движения. Теоретическая работа это, в первую очередь - работа над практическими ошибками и выработка новых ориентиров для практического движения. Собственно - теория и есть практика, но только концентрированная, доведенная до уровня программы, и, если хотите, до уровня лозунга.

Это есть теория практики.

Но сейчас, в эпоху глубочайшей реакции, гораздо более актуален вопрос, как должна выглядеть практика теории?

Точно она не будет выглядеть как выдумывание программ и исполнение этих программ массами революционных рабочих. Ведь рабочие в эпоху реакции не революционны, а реакционны (и было бы странно, если бы это было не так, если реакционерами в эту эпоху становятся даже теоретики рабочего движения). Поэтому сначала их еще нужно, если можно так выразиться, революционизировать, то есть сделать революционную теорию их собственной теорией, то есть способом их мышления. Но это невозможно без агитации и пропаганды. На самом деле агитация и пропаганда - это и есть практика теории в любую эпоху. Специфика реакционной эпохи состоит только в том, что эта агитация и пропаганда в такие эпохи носит еще пока не массовый, а достаточно индивидуальный характер. Собственно, это не столько специфика самой по себе реакционной эпохи, это специфика теории как таковой, просто в реакционные эпохи, то есть в эпохи спада массового революционного движения, эта специфика теории выступает на первый план. Дело в том, духовное производство, в отличие от материального производства, не может быть механизировано и автоматизировано, оно, как любил в свое время повторять А.Г. Провозин, всегда будет нести на себе печать ремесленного способа производства. Просто в революционные эпохи, когда «идея становится материальной силой», то есть «овладевает массами», этот момент нивелируется, и становится неважно, «кто первый сказал «Э»». Когда же массовое движение идет на спад (кстати, оно может идти на спад не только в результате поражения, но и по ровно противоположной причине - слишком легкие успехи революции нередко вводят массу не в меньшую апатию, чем поражения), наступает самый настоящий паралич в области мыслительной деятельности. Неслучайно в эпоху реакции активизируется не только религия, но и оккультизм, магия, самые идиотские предрассудки, которые распространяются даже среди ученых. Поэтому приходится все как бы начинать сначала.

Формула того, как все начинается, известна: нужно создавать партию. А для того, чтобы создать партию, нужно создать газету. Газета - не только коллективный пропагандист и агитатор, но и коллективный организатор.

Многие в 90-е годы именно так и делали. Создавали газету, например, «Искру» или «Борьбу» да еще с соответствующим шрифтом в названии. Еще более нетерпеливые сразу создавали партию, давали ей название ВКПБ, КПСС, или, чувствуя, что это уже слишком напоминает «каргокульт», давали ей какое-нибудь другое, но очень революционное и очень марксистское название, писали программу, некоторые с разбиением на программу-максимум и программу-минимум. Результат этого подхода известен.

Но ненамного умнее будет, если вместо газеты или партии мы подставим в формулу кружки. Из кружка Станкевича-Грановского со временем развилось народническое движение, а на его место пришла социал-демократия, самая революционная часть которой привела революцию к победе, поэтому нужно создавать кружки и ждать, когда все повторится сначала. Нельзя сказать, что история не повторяется, но известно, что повторяется она сначала в виде трагедии, а потом в виде фарса.

Кружки, конечно, нужны, но отнюдь не потому, что был кружок Станкевича-Грановского, который имел такие впечатляющие исторические последствия. Напротив, «посев», который был сделан членами этого кружка, дал такой «урожай» потому, что без кружков невозможна никакая теоретическая борьба. Как уже говорилось, даже самые передовые теории создаются весьма примитивным, «ремесленным» способом. Производство идей - это штучное, индивидуальное производство. Но в то же время, «идея становится материальной силой, когда она овладевает массами». Иначе, то есть, если не налажено дело пропаганды и агитации, без которой даже самая лучшая идея не может овладеть массами, эта самая лучшая идея на самом деле оказывается бесплодной. Так вот кружок, помимо того, что, начиная с Сократа, он есть традиционная, чисто ремесленная по типу, «мастерская мысли», «мыслильня», - является самым первым звеном «передаточного механизма» от идеи к массе - самым первым звеном агитации и пропаганды.

В отличие от способа производства идей, который, как уже говорилось, при любых способах производства вещей остается более или менее индивидуальным, «передаточный механизм» обязательно должен меняться, хотя бы потому, что с изменением способа производства вещей меняется класс производителей и способы восприятия им идей. Совершенно неслучайно революционеры всех времен и народов оказывались революционерами и в использовании новых технологий для ведения агитации и пропаганды.

Находка группы «Энгельс» - он-лайн кружки по изучению теории марксизма, которые тут же начали превращаются в онлайн-кружки по самым разным отраслям человеческого знания. И не важно, «Энгельс» придумал эту форму или «Энгельс» только «изобрел велосипед», как и не стоит печалиться, что кроме «Энгельса» таких кружков уже есть много. Это как раз тот случай, когда уже неважно, «кто первый сказал «Э»».

Что очень важно - это то, чтобы эти кружки сумели «выдержать линию» до тех пор, пока не родится новая форма, которая сможет эту линию продолжить и вывести на следующий уровень в том направлении, в конце которого «идея овладевает массами». Каковы будут эти формы, сколько будет «уровней», что это будет за «масса», сумеет ли эта масса верно распорядиться овладевшей ею идеей - этого мы сегодня сказать не можем. Но что мы можем сказать точно, что без этой работы, то есть без овладения теорией хотя бы на уровне кружков и без применения этой теории к оценке сложившегося соотношения классовых сил любые выступления массы (а эти выступления обязательно будут, ибо если массой не овладевает верная теория, то ею обязательно овладеют те или иные бестолковые теории, о чем постоянно заботятся наши враги) обречены на все более разрушительные поражения.

Э.В. Ильенков в рукописи доклада «Маркс и западный мир» цитирует совсем еще юного Маркса:

«Мы твердо убеждены, что по-настоящему опасны не практические опыты, а теоретическое обоснование коммунистических идей; ведь на практические опыты, если они будут массовыми, могут ответить пушками как только они станут опасными; идеи же, которые овладевают нашей мыслью, подчиняют себе наши убеждения и к которым разум приковывает нашу совесть, - это узы, из которых нельзя вырваться, не разорвав своего сердца, это демоны, которых человек может победить, лишь подчинившись им».

Ильенков обращает внимание на то, что это «позиция не коммуниста, не марксиста в позднейшем понимании этого слова. Это просто позиция трезвого и честного теоретика».

Но специфика настоящего момента состоит в том, что у нас нет в более или менее достаточном количестве не только коммунистов, марксистов, но и просто трезвых, честных теоретиков.

Зато у нас в данный момент есть очень много желающих быть коммунистами и марксистами. О просто мнящих себя марксистами и коммунистами я здесь не говорю (некоторые мнят себя наполеонами, и мы не можем им в этом помешать). Я говорю именно о желающих. Их сегодня действительно очень много, о чем свидетельствует хотя бы количество подписчиков левых и левоватых блоггеров. Счет в некоторых случаях идет на сотни тысяч. Но желать быть и быть - не одно и то же. Например, тот, кто хочет быть зубным врачом или программистом, прекрасно понимает, что для реализации его желания нужно много и прилежно учиться. Увы, понимания этих простых истин в отношении марксизма и коммунизма сегодня очень мало. Многие хотят действовать, не особо напрягаясь в деле учебы. То есть выступают за практику.

Считать практикой простое копирование старых, даже в свое время очень успешных форм - глупо. И придумывать новые формы так же глупо. Формы не придумываются, они рождаются. И теория как раз и нужна для того, чтобы уметь в бесконечном разнообразии стихийно рождающихся и умирающих форм заметить, не пропустить формы жизнеспособные.

Может, правда, возникнуть вопрос, почему учиться нужно именно марксизму, да притом классическому? Ведь есть же очень много антикапиталистических и даже коммунистических теорий, которые в отличие от марксизма, который возник 150 лет тому назад, созданы на самом новом материале, с учетом современных реалий. Мало того, есть куча суперсовременных версий самого марксизма - западный марксизм, неомарксизм, критический марксизм, на худой конец - советский марксизм из учебников, которые гораздо более доступны для понимания, чем «Капитал», «Философские тетради», тот же Ильенков, не говоря уж о Гегеле, которых призывает изучать «Энгельс».

Я рискую быть непонятым многими критически настроенными по отношению к неканонизированным пока авторитетам товарищами, но для ответа на этот вопрос буду апеллировать снова к Ильенкову, который писал:

«Марксистский коммунизм в XX веке оказывается единственной рационально обоснованной доктриной, могущей предложить людям земной идеал их коллективно осуществляемой самодеятельности. Поэтому марксизму ныне противостоит не «другая» теоретическая доктрина, а отсутствие доктрины».

Вы можете считать Ильенкова авторитетом или не считать, но то, что марксизму сегодня, даже под видом разнообразных «марксизмов 2.0» противостоят не другие теории, а именно отсутствие теории - это факт. И противостоят они по очень простому принципу - что угодно, лишь бы не марксизм.

Это обстоятельство с одной стороны ужасно, ибо фактически ликвидирует всякую мыслительную культуру, саму привычку думать. Но с другой стороны оно облегчает работу желающим изучать и пропагандировать марксизм, ибо само мышление и марксизм становятся в таких обстоятельствах синонимами, и любой, кто отказывается быть тупой бездумной скотиной (а таких, кто отказывается быть даже очень сытой бездумной скотиной, сейчас гораздо больше, чем мы могли предположить еще пару лет назад), хочет или не хочет, вынужден будет в конце концов, после долгих или коротких блужданий между новомодными «теориями», обращаться к марксизму.

В этих условиях как никогда актуальными становятся уже упомянутые здесь слова «Нет ничего практичнее хорошей теории».

Теоретическая борьба, то есть борьба за умы и души людей - вот самая актуальная практика сегодня, особенно для кружков. Слово - это оружие. Притом оружие массового поражения. И массового исцеления тоже. Так было всегда, но бывают эпохи, когда слово становится самым главным оружием, когда все остальное оружие бессильно. Мало того, оно оборачивается против того, кто им владеет. Рабочие разных областей Украины уже четыре года стреляют друг в друга. Завтра могут начать стрелять друг в друга пролетарии всех стран, если к этому времени некому будет им разъяснить истинный смысл хорошо известного им лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Ленин наряду с «Манифестом коммунистической партии», который заканчивается данным лозунгом, называл «настольной книгой каждого сознательного рабочего» работу Энгельса «Анти-Дюринг». Но ведь в этой книге Энгельс подвергает самому глубокому критическому разбору не просто «теории» Дюринга, но и все современное ему обществоведение и даже естествознание. Вот уровень, на котором только и становятся понятными вполне слова «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»!

И тот факт, что этот уровень недостижим сегодня для подавляющего большинства ученых, говорит только о том, как низко пал уровень теоретического мышления ученых, но никак не против того, что эта книга может и должна стать настольной книгой каждого сознательного рабочего. В конце концов, она таковой и была с самого начала, поскольку писалась как серия статей для центрального органа немецкой социал-демократической рабочей партии, газеты «Vorwärts».

И сегодня для начала нужно сделать «Анти-Дюринг» настольной книгой каждого, желающего приобщиться к марксизму через систему кружков «Энгельс» или любых других действующих сегодня кружков самообразования. Чтобы каждый, как минимум, понимал, что быть марксистом, или, что то же самое, сознательным рабочим, значит - находиться на уровне современной науки, быть готовым бороться против всех и всяческих попыток от ее имени затуманивать мозги рабочим и, напротив, уметь, по мере своих сил и возможностей, вносить ясность в их головы. Не только подняться до того, уровня, который зафиксирован в «Анти-Дюринге», но и научиться теоретически осмысливать достижения современных естественных и общественных наук. И не нужно думать, что это будет легко, поскольку уровень теоретического мышления современных ученых скорее упал, чем сильно вырос по сравнению даже с уровнем теоретического мышления немецких рабочих времен Энгельса. Этот факт не делает чести современным ученым, но и не облегчает задачу теоретического осмысления данных современной науки, как естественной, так и общественной, которая отнюдь не стояла на месте все это время и накопила горы эмпирического материала, которые тем более требуют добротной теоретической обработки, что сами ученые с этой задачей справиться не смогли по причине падения общего уровня теоретической культуры. Увы, ничего удивительного в откате назад в области теории нет. Такое в истории уже случалось.

И как это не удивительно, слова Энгельса, описывающие подобную ситуацию, случившуюся более полтораста лет тому, звучат очень современно:

«После революции 1848 г. "образованная" Германия дала отставку теории и перешла на практическую почву... Германия снова появилась на мировом рынке... Но в той же мере, в какой спекуляция, покидая кабинеты философов, воздвигала себе храм на фондовой бирже, в той же мере и образованная Германия теряла тот великий интерес к теории, который составлял славу Германии... Правда, официальное немецкое естествознание стоит еще на высоте своего времени, особенно в области частных исследований. Но, по справедливому замечанию американского журнала "Science", решающие успехи в деле исследования великой связи между отдельными фактами и в деле обобщения этой связи в законы достигаются теперь преимущественно в Англии, а не в Германии, как прежде. Что же касается исторических наук, включая философию, то здесь вместе с классической философией совсем исчез старый дух ни перед чем не останавливающегося теоретического исследования. Его место заняли скудоумный эклектизм, боязливая забота о местечке и доходах, вплоть до самого низкопробного карьеризма. Официальные представители этой науки стали откровенными идеологами буржуазии и существующего государства, но в такое время, когда оба открыто враждебны рабочему классу».

А вот что касается следующего абзаца из предисловия к работе Энгельса «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии», то его мы можем воспринимать скорее как задачу, но, получается, что задачу вполне выполнимую - раз один раз ее удалось решить. Вот он этот абзац, который должен нас вдохновить:

«И только в среде рабочего класса продолжает теперь жить, не зачахнув, немецкий интерес к теории. Здесь уже его ничем не вытравишь. Здесь нет никаких соображений о карьере, о наживе и о милостивом покровительстве сверху. Напротив, чем смелее и решительнее выступает наука, тем более приходит она в соответствие с интересами и стремлениями рабочих. Найдя в истории развития труда ключ к пониманию всей истории общества, новое направление с самого начала обращалось преимущественно к рабочему классу и встретило с его стороны такое сочувствие, какого оно не искало и не ожидало со стороны официальной науки. Немецкое рабочее движение является наследником немецкой классической философии».

Че Гевара когда-то призывал устроить классовому врагу «много вьетнамов». Перед нами сегодня намного более сложная задача. Мы не можем рассчитывать даже на очень маленький успех, если не сумеем ко «времени Че» подготовить много «энгельсов». Понимайте взятое в кавычки слово как хотите, но это нужно сделать.

Иначе придется вспоминать того известного политического деятеля, который, обнаружив вдруг, что именно на этом, как тогда говорилось, «фронте» у партии получился полный провал, не смотря на то, что в области «практики» страна достигла просто фантастических успехов, не нашел сказать партии ничего более вдохновляющего, чем «Без теории нам смерть, смерть, смерть!»