Свобода воли и воля к свободе

2009-05-25 Леся Ивашкевич, Максим Жолобак

У Ильенкова есть три наброска, объединенных под одним названием - «Фихте и "свобода воли"», где он рассматривает волю и свободу воли и показывает, что воля - это «способность удерживать цель», то есть выстраивать свои действия в зависимости от поставленной цели. Однако воля имеет мало общего с упорностью в стремлении удовлетворить какие-либо желания, и мало того, вообще не связана с желаниями человека по отношению к самому себе.

Просто все желания человека по отношению к самому себе как раз не являются потребностями его сущности. Они, как правило, продиктованы какими-то внешними причинами. А для воли характерно действие в соответствии с целью, в противовес причине.

«Свобода воли», пишет Ильенков - это «способность осуществлять всю совокупность действий вопреки отклоняющим воздействиям ближайших обстоятельств, т.е. «свободно» по отношению к ним, сообразуя действия с универсальной зависимостью (необходимостью), идеально выраженной в форме цели (т.е. потребности чисто социального - всеобщего, а не индивидуального - происхождения и свойства)».

Вы, наверное, заметили, что в таком объяснении слово «свобода» в выражении «свобода воли» - излишне. Воля всегда свободна, она потому и есть воля, что не зависит от сиюминутных условий. Но почему существует такое выражение, почему стало нужным добавлять к воле якобы недостающий в ней компонент «свободы»?

В немецком языке слово «воля» - «der Wille» произошло от глагола «wollen», который сейчас является модальным глаголом и имеет значение «хотеть». Правда, одним этим значением слово не исчерпывается - спектр его значений широкий - от попытки до нужды, категорического приказания, угрозы. Так и хочется предположить, что в прошлом это слово не распадалось на отдельные значения, а было целостным и выражало такое отношение к действию, которое можно описать как «буду что-либо делать», но не как простой факт действия в будущем, а как полная готовность к действию, как безусловность этого действия, потому что оно выражает единство потребностей отдельного человека с потребностями общества. Этот глагол был очень объемным, наверное, богаче всех модальных глаголов, и все это богатство выражалось в единстве. И только со временем из этого глагола отделилось значение «желания». Это, очевидно, связано с разделением возможности реализации действия на внутреннюю и внешнюю - с потерей человеком единства мышления и действия. То есть, «wollen» уже не хватало для того, чтобы совершить действие, нужно было совпадение многих других причин, человек становился зависимым от другого человека, вернее, эта зависимость становилась проблемой, становилась ощутимым, болезненным фактором жизни. Ранее естественным образом свободная воля перестала быть свободной, но только с этим она и могла превратиться в настоящую волю - стать осознанной. В языке это выразилось в сужении значения глагола «wollen» и в существительном «der Wille». В английском языке ситуация подобна: глагол «will» получил значение «буду (что-то делать)», сохранив при этом в менее интенсивном виде оттенки предыдущего целостного значения.

Интересный факт - в русском и украинском языках слово «воля» до сих пор сохраняет помимо первого активное второе значение - «свобода». Правда, эти два значения употребляются отдельно друг от друга, не являются неразрывным целым. Но сам факт, что именно это слово соединяет именно эти значения, показывает, что когда-то эти значения были одним целым. Мало того, слово «свобода» в употребляемом сегодня значении появилось позже, чем «воля». Праславянская форма «sveboda» произошла от svojь, («свой») и значила «положение свободного, своего члена рода». От этого слова произошло также и слово «слобода» - так называли сначала независимость крестьян от крепостничества, а несколько позже - поселки, где они селились. Понятно, что это слово могло связываться лишь с внешней, физической свободой. В немецком и английском языках слова «die Freiheit» и «freedom» произошли от общего германского корня «frijaz», который в свою очередь произошел от индоевропейского «prijos» и значит «милый, дорогой, приятный». От этого же корня произошли немецкое и английское слова «der Freund», «friend» - «друг», а также русское слово «приятель». Очевидно, слово «die Freiheit» появилось для обозначения чего-то связанного со склонностями и симпатиями и не имело того оттенка внутренней необходимости, которое имеет слово «der Wille». Оно касается уже только личного, но не всеобщего. В реальной жизни общества внутренняя и внешняя свобода все более разделялись, не предполагали больше друг друга. Естественно, что для них нужны были разные названия. И даже в русском и украинском языках, где некоторое время слово «воля» продолжало служить для обозначения как первого, так и второго, оно просто распалось на два разных значения, и вскоре второе было вытеснено более актуальным для тех общественных отношений словом «свобода», а первое - как и в европейских языках - сведено к «желанию».

В польском языке, кстати, так и не появилось отдельного слова свобода - им служит произошедшее от wola слово wolno??. Интересно было бы узнать, каким было его семантическое движение.

Итак, общество было разделено разделением труда, люди утратили непосредственную связь с обществом, эта связь стала опосредованной - через рынок. Вместо воли-свободы появилась воля-несвобода - воля, отделенная от реальности. Она стала восприниматься как желание отдельного индивида, которое уже не совпадало с потребностями общества, фактически, она и стала таким желанием, поскольку индивид уже не осознавал своей связи с обществом и не действовал как раньше безусловно и непроизвольно ради пользы всего общества. Конечно, эти общественные изменения выражались не только в языке, но и в мышлении. И если в языке изменения происходили постепенно и незаметно, не вызывая ничьего интереса, то в философии шла настоящая борьба. Из идей идеалистов-рационалистов, которые считали волю выразителем разума, его инструментом движения в материальном мире, вырастает иррационализм. У Шопенгауэра, который исходил из идеи Канта о главенстве практического разума, важнейшим компонентом которого и была свободная воля, воля становится на место разума, воля не подчиняется разуму, не выражает его - только она одна и приводит мир в движение. Так Шопенгауэр, а вслед за ним Ницше доводят волю до полной свободы, до полной ее независимости. Воля всемогуща, она сама себе является причиной, вернее, не имеет никаких причин и оснований, она что-то сродни Богу. В отличие от Гегеля и Канта, которые пытались познать сущность воли как реального всеобщего, иррационалисты вырвали ее из ее связей, и, поставив ее на место разума, лишились возможности ее понять - они сделали ее всеобщей искусственно вместо того, чтобы познать ее действительную всеобщность. Иррационализм идеально выражает то состояние общества, когда оно уже осознает всеобщий характер сущности человека, но еще не может распутать связи в этой всеобщности.

Но свобода, которую воля обрела у Шопенгауэра и Ницше - иллюзорна. Избавившись от разума, они избавились от любой причинности, от любого смысла действия. Фактически, они избавились и от самой воли. Гораздо больше свободы воли было в рационализме Канта и Гегеля, где воля была существенным моментом становления абсолютной идеи, где она была сознанием познания.

Шопенгауэр и Ницше не решились и на секунду признать несвободу воли, а признать ее было необходимо для того, чтобы категория воли могла получить дальнейшее развитие. Ведь все дело в том, что воля в обществе, разделенном на классы, реально несвободна. Нет единой всеобщей воли - нет и индивидуальной воли. Человек - не хозяин своей человеческой сущности, поэтому он не свободен в своих действиях. Свободу воли он сможет обрести только тогда, когда познает противоречие, движущее развитием общества и выработает в себе волю, которая заставит его действовать от имени всего общества. Только такая воля - одновременно еще несвободная и уже свободная воля - воля к свободе - может разрешить общественное противоречие и вернуть обществу его единство.