Почему Белинский не понял Шевченко, и как его понимаем мы

2017-11-03 Мирослав Кравец

Введение

Если Иван Франко - "каменщик", Иван Котляревский - "корифей украинской литературы", то Тарас Шевченко - "кобзарь". В школах учат именно так и никак иначе. Никаких сомнений в роли этих писателей в развитии культуры, становлении отечественной литературы не может быть. Все ясно, как божий день.

Для нас, современных читателей, это даже не люди, а имена, отшлифованные картинки, мертвые, строго начертанные представления. Именно представления, а не образы, - ведь мы просто представляем себе, что они когда-то существовали - ну и пусть. Нас научили, что это было, и было это так.

И это не вина писателей. Вот они как раз добросовестно делали то, что должны были делать. Это мы их искажаем. Отчасти из-за незнания их творчества, непонимания сути эпохи, в которой они творили, но еще больше потому, что любим прикрываться их именами ради сиюминутной выгоды. Имею ввиду заполитизированность классиков украинской литературы, привязку их творчества к всепоглощающей идее государственности.

Отсюда - затертость, однобокость, тупая категоричность в понимании наших писателей.

В. Маяковский, обращаясь к Пушкину, писал такие строки:

"*Я люблю вас,

но живого,

а не мумию.

Навели

хрестоматийный глянец.

Вы

по-моему

при жизни

• думаю -

тоже бушевали.

Африканец!"*

С Тарасом Шевченко, как и с многими другими, то же самое. Этот "хрестоматийный глянец" мешает нам увидеть человека: настоящего, реального, чувствующего. После школьного курса по украинской литературе нам на самом деле нужно начинать учиться. И этим реабилитировать наших классиков. С ними все далеко не так просто, как нас уверяли учителя, их жизни были полны противоречий, - и это утешает: есть, значит, что открывать и обдумывать.

Белинский и Шевченко

В. Г. Белинский, "отец русской демократии", один из лучших литераторов (тех, кто разбирается в литературе) в свое время не сумел разглядеть в нашем Кобзаре Кобзаря. Великий критик оставил потомкам некоторые суждения о поэзии Шевченко, от которых, мягко говоря, отдает холодком.

"Читателям "Отечественных записок" известно мнение наше насчет произведений так называемой малороссийской литературы. Не станем повторять его здесь и только скажем, что новый опыт спиваний г. Шевченка, привилегированного, кажется, малороссийского поэта, убеждает нас еще более, что подобного рода произведения издаются только для услаждения и назидания самих авторов: другой публики у них, кажется, нет. Если же эти господа кобзари думают своими поэмами принести пользу низшему классу своих соотчичей, то в этом очень ошибаются: их поэмы, несмотря на обилие самых вульгарных и площадных слов и выражений, лишены простоты вымысла и рассказа, наполнены вычурами и замашками, свойственными всем плохим пиитам,-- часто нисколько не народны, хотя и подкрепляются ссылками на историю, песни и предания, -- и, следовательно, по всем этим причинам -- они непонятны простому народу и не имеют в себе ничего с ним симпатизирующего".

И еще:

"Что касается до самой поэмы г-на Шевченко -- "Гайдамаки", здесь есть все, что подобает каждой малороссийской поэме: здесь ляхи, жиды, казаки; здесь хорошо ругаются, пьют, бьют, жгут, режут; ну, разумеется, в антрактах кобзарь (ибо без кобзаря какая уж малороссийская поэма!) поет свои вдохновенные песни, без особенного смысла, а дивчина плачет, а буря гомонит..." [1]

Обе эти цитаты взяты из рецензии В. Белинского на поэму "Гайдамаки, которая была опубликована в журнале "Отечественные записки" в 1842 году, то есть через два года после выхода "Кобзаря" и через год после написания "Гайдамаков".

А в 1847 году Белинский в письме П.В. Анненкову писал еще более грубо:

"Наводил я справки о Шевченке и убедился окончательно, что вне религии вера есть никуда негодная вещь. Вы помните, что верующий друг мой говорил мне, что он верит, что Шевченко - человек достойный и прекрасный. Вера делает чудеса - творит людей из ослов и дубин, стало быть, она может и из Шевченки сделать, пожалуй, мученика свободы. Но здравый смысл в Шевченке должен видеть осла, дурака и пошлеца, а сверх того, горького пьяницу, любителя горелки по патриотизму хохлацкому. Этот хохлацкий радикал написал два пасквиля - один на г<осударя> и<мператора>, другой - на г<осударын>ю и<мператриц>у. Читая пасквиль на себя, г<осударь> хохотал, и, вероятно, дело тем и кончилось бы, и дурак не пострадал бы, за то только, что он глуп. Но когда г<осударь> прочел пасквиль на и<мператри>цу, то пришел в великий гнев, и вот его собственные слова: «Положим, он имел причины быть мною недовольным и ненавидеть меня, но ее-то за что?» И это понятно, когда сообразите, в чем состоит славянское остроумие, когда оно устремляется на женщину. Я не читал этих пасквилей, и никто из моих знакомых их не читал (что, между прочим, доказывает, что они нисколько не злы, а только плоски и глупы), но уверен, что пасквиль на и<мператри>цу должен быть возмутительно гадок по причине, о которой я уже говорил. Шевченку послали на Кавказ солдатом".[2]

Ну как он мог такое написать! Неужели он был настолько ограничен своим видением, своими убеждениями? Да и неужели его убеждения были настолько бедными?

Чтобы понять отношение Белинского к Шевченко, стоит отказаться от "черно-белого" подхода, от оценки "хорошо-плохо". Придется копнуть глубже.

Не собираюсь тут оправдывать Виссариона Григорьевича, а только лишь попытаюсь разобраться. Добавим несколько пазлов в эту пока неясную картинку. А начну я с того, что укажу на общее для обоих литераторов.

Революционная демократия, зачинателем коей был Белинский, имела образ своей демократии, к которому тянулась. Конечно, пока ее нет здесь, - не там, во Франции, - тяжело ее представить. Чтобы она появилась в головах, для начала было бы неплохо заметить ее в жизни. А все те смутные догадки, типа "наверное, она будет такой" и "вот так будут люди жить" обязательно окажутся ложными - ведь жизнь всегда богаче представлений человека и даже "человеков". Но, несмотря на это, русская демократия и украинская демократия - в корне одна и та же. И суть ее вот в чем: освобождение народа от крепостничества и царского самодержавия. Трудно представить себе демократа тех времен, который был бы удовлетворен существующим положением дел, который не боролся бы хоть как-нибудь за демократические свободы.

И Белинского, и Шевченко - обоих следует относить к демократам, да еще и не к простым, а к революционным. Вдумайтесь в словосочетание "революционный демократ"! Это не с трибуны сказки сочинять. Это бороться в прямом смысле против гнета, причем бороться решительно. Белинский и Шевченко боролись Словом.

Видите ли, критику не понравилось то, что Шевченко обращался к "малороссийской" теме. Мы с высоты нашего времени видим, что Шевченко все более-менее правильно сделал, но это мы, да еще с высоты нашего времени. А Белинский ошибся.

Почему? Потому что не считал этот вопрос основным. Он не мог выступать за освобождение одного народа от гнета другого, поскольку его беспокоил вопрос освобождения от гнета как такового, от гнета вообще.

На первый взгляд, вроде как правильно считал. Широко, значит, смотрел. Но, оказывается, только на первый взгляд. Ведь не бывает ничего "вообще". Про освобождение надо всегда уточнять: кого и от чего, когда и как именно. В общем, использование такого мощного оружия, как литература для решения узкого, частного, по мнению Белинского, вопроса показалось ему ошибкой.

Да и собиралось ли Кирилло-Мефодиевское братство решить проблему? Это как посмотреть. Главная идея братства состояла в создании единого славянского государства, которым управлял бы некий, скажем так, лидер. Ну разве это решение проблемы? Где есть лицо, в руках которого сосредоточена власть, там возникнет и крепостничество, и цензура, и чиновничество, и все, что в таких случаях возникает. К тому же известно, что Белинский не особо сочувствовал славянофилам, называл их "славенопердами", так что нет ничего удивительного в том, что он не увидел в работе Кирилло-Мефодиевского братства перспектив.

Как видно из письма к Анненкову, Белинский просто возмущен стихами Шевченко. Но и тут не все так однозначно. Во-первых, он эти "пасквили" (речь идет о сатирической поэме "Сон" 1844 г.) не читал, а знал о них не из первых уст. Такой, видите ли, "испорченный телефон". В примечаниях к этому письму разъясняется:

"Резкий и несправедливый отзыв Белинского о Шевченко был вызван клеветническими слухами о великом украинском поэте-революционере, распространенными III отделением. Не будучи знаком с подлинными взглядами Шевченко, Белинский подозревал его в буржуазном национализме и желании отторгнуть Украину от России. Эти ложные сведения Белинский получил, видимо, от M. M. Попова, автора секретной докладной записки о «Кирилло-Мефодиевском обществе».

Во-вторых, Белинский очень переживал за все дело революционной демократии. Посмотрите опять на отрывок, и убедитесь в том, что критик зол на сам факт публикации тех стихов в очень неподходящее время. Литература и здоровая мысль вообще не приветствовались в царской России. Шевченко, ярчайший представитель тогдашней поэзии, такой откровенной сатирой мог накликать беду на литературу вообще. Мы, умненькие дети будущего, знаем, что хуже уже быть не могло, потому бояться было нечего и надо было действовать решительно. Шевченко это чувствовал. Белинский, поскольку вокруг него собрались десятки передовых людей своего времени, не хотел подставлять их под удар. Потому-то он так разгневался на Шевченко, что тот не принимал во внимание состояние литературы, что на возможные последствия для нее и для всей демократии просто не обращал внимания.

Вот, что пишет Белинский дальше в том же письме:

"...Мне не жаль его, будь я его судьею, я сделал бы не меньше. Я питаю личную вражду к такого рода либералам. Это враги всякого успеха. Своими дерзкими глупостями они раздражают правительство, делают его подозрительным, готовым видеть бунт там, где нет ничего ровно, и вызывают меры крутые и гибельные для литературы и просвещения".

И тут же приводит пример, как публикация "Истории Малороссии" Кулиша вызвала ярость цензуры и направила ее на журналы, в том числе, и на "Современник", из-за чего не пропустили в печать классические европейские романы, как, например, "Манон Леско".

А потом подытоживает одним предложением:

"Какое же правительство позволит печатно проповедовать отторжение от него области?"[3]

Справедливо, не так ли?

Ни в коем случае я не оправдываю Белинского, а всего-навсего пытаюсь понять его. Он же не "российськая падлюка", затаптывающая все украинское и "хохлами" обзывающаяся, а обычный человек, которому свойственно ошибаться, - вот я разбираю: почему?

Вовсе не исчадием ада был Белинский. Он всего лишь честно не соглашался с идеей "буржуазного национализма". То есть, считал, что не рассыпаться надо, а объединяться. Но не для того, чтобы поставить "своего", "хорошего" царя, князя, гетьмана, - потому что хороших царей не бывает; само по себе царствование - беда.

Есть у меня еще одна гипотеза, которой не могу с вами не поделиться. Суть ее в том, что Белинский в лице Шевченко видел не самого поэта, не представителя украинской литературы, а выходца из круга российской дворянской интеллигенции. Ведь ни для кого не секрет, что Шевченко "тусовался" в компании Брюллова и Жуковского, что они на него серьезно повлияли. Конечно, он перенял от них эстетическую позицию, - а она уже устарела. Из прогрессивной она уже лет двадцать, как превратилась в реакционную, то есть политике царизма никак не мешала. А времена были такие, что "либо ты с нами, либо против нас". Шевченко ворвался в культуру через круг Жуковского, но уровень мировой культуры был уже далеко впереди, Тарасу Григорьевичу надо было ее догонять - и он догнал, но только после того, как вышел за границы своего круга. Имею ввиду его знакомство с идеями социалистов-утопистов через общение с членами кружка Буташевича-Петрашевского.

Белинский ошибся, прогадал, просмотрел - это так. Но из этого вовсе не следует заключение, что прогадала, просмотрела, промахнулась революционная мысль в России. Из этого вовсе не следует, что российская демократия неистово ненавидела украинскую революционную демократию.

Н.О. Добролюбов - прямой последователь Белинского, продолжатель его дела - более добросовестно и объективно рассмотрел творчество Тараса Шевченко. К тому же, за каких-нибудь десять лет многое поменялось, да и сам Шевченко уже был не тем, каким его мог себе представлять Белинский. В 1860 году Добролюбов написал статью "Кобзарь Тараса Шевченка", где дал совсем другую оценку его творчества. Этот литературный критик говорит уже так:

"Появление стихотворений Шевченка интересно не для одних только страстных приверженцев малороссийской литературы, но и для всякого любителя истинной поэзии".

"Он - поэт совершенно народный, такой, какого мы не можем указать у себя. Даже Кольцов нейдет с ним в сравнение, потому что складом своих мыслей и даже своими стремлениями иногда отдаляется от народа. У Шевченка, напротив, весь круг его дум и сочувствий находится в совершенном соответствии со смыслом и строем народной жизни. Он вышел из народа, жил с народом, и не только мыслью, но и обстоятельствами жизни был с ним крепко и кровно связан".

"У Шевченка мы находим все элементы украинской народной песни. Ее исторические судьбы внушили ему целую поэму "Гайдамаки"6, чудно разнообразную, живую, полную силы и совершенно верную народному характеру или по крайней мере характеру малороссийских исторических дум" [4].

Ну и так далее. Почитайте как-нибудь, если еще не читали.

И обязательно не забудьте про еще одного критика - Г. Плеханова. Это был мыслитель мирового уровня, который продолжал дело Белинского, Добролюбова, Чернышевского, и вот, что он думал о Шевченко:

"О поэтическом таланте Шевченко может быть только одно мнение: покойный Тарас Григорьевич принадлежит к числу самых крупных народных поэтов, каких только знает всемирная история литературы" [5].

Современное понимание Т. Шевченко

Как ни странно, Шевченко сегодня трактуют почти так же, как его трактовали в советское время. Имею ввиду не наше или ваше понимание, а "официальное видение": которому нас учат в школах, с каким празднуют юбтлеи поэта. Это понимание утилитарное.

О том, как происходит знакомство с творчеством Тараса Григорьевича в школах, все мы в курсе. Кто из нас, будучи подростком, не учил наизусть "Мені тринадцятий минало..."? Но ведь это далеко не самый лучший его стих! А Шевченко ученикам "открывают" именно через это произведение. Почему? - потому что нам тринадцать? Такая-себе логика... (Вот, наверное, почему в школах не изучают Фицджеральда с его историей про Бенджамина Баттона: никто просто не знает, в каком возрасте этот рассказ надо читать!)

Как видите, формирующие методички и учебные пособия "лица" особо не напрягаются, и представляют ученикам не поэта, а анархиста-националиста-христианина, больше всего любящего "садок вишневий коло хати". Именно таким предстает перед нами Шевченко-общественный деятель. Что касается Шевченко-поэта, так тут все еще хуже. Только тот, кто не учился в школе, не знает, что великий Тарас гений - готовый, сформированный, самодостаточный гений, который своим прикосновением к чему-либо превращает это самое что-либо в золото. Он такой, говорят нам, и всегда таким был.

Посмотрите советский фильм "Тарас Шевченко" 1951 года - там все то же самое, с одной только поправкой: сегодня обостряется и абсолютизируется антироссийский оттенок творчества поэта.

Но ведь все не так!

Может для кого-нибудь это будет открытием, но Тарас Григорьевич тоже был человеком. Со своими достоинствами, но и с недостатками, через которые должен был переступать. У него даже биография есть! - что это, как не доказательство его человечности! А нас убеждают, что он только такой и никакой другой. Разве мог он знать, что его ждет та же участь, что и Пушкина: "хрестоматийный глянец"? И это трагедия, в которой мы виноваты, а не он.

Мы Шевченко как личность не понимаем. Мы забыли, что он человек огромной воли, потому что всегда находил в себе силы переступить через себя, отрицать себя: от своего шел к народному, от личного - к общественному, от романтизма - к реализму. Переступать себя приходилось, а иначе не было бы никакого творчества, не было бы пространства для него (как в том советском фильме).

Так не он один делал. Отказ от себя в пользу чего-то другого, большего - основа творчества. Гоголь, например, тоже начинал с романтизации украинского села, когда сидел в холодном и чужом Петербурге, но потом, все больше вплетаясь в ту жизнь, вырос в сатиру, вырос в реализм, которого еще не видел мир. А потом сдался - и спрятался за Боженьку.

Здесь предостерегу от того, чтобы рассматривать чье-либо творчество по-позитивистски. Нельзя думать, что в какой-то период писатель, значит, романтик, а потом - бац! - и уже реалист. Ни в коем случае. Начинается любой писатель с самого примитивного, грубого романтизма, а затем все больше от себя удаляется, отказывается от своего в пользу большего. Это процесс, постоянное движение, постоянная борьба - против себя в первую очередь. Это дело нелегкое, но иначе не делается.

Тарас Шевченко - не только личность, но и явление. Это точка, с которой выросла вся дальнейшая украинская литература. Он для нашей литературы сделал то же самое, что Пушкин - для русской.

Но откуда он сам вырос?

Есть мнение, что с предшествующей украинской литературы. Я с ним согласиться не могу. Ибо чем была украинская литература до Шевченко? Чему он мог научиться у своих предшественников?

Сковорода научил его философии? - Нет, Тарас Григорьевич философские труды не любил, но знал Канта, Фурье и немцев, читал эстетику в ссылке, о чем подробно пишет в "Дневнике":

"Я, несмотря на мою искреннюю любовь к прекрасному в искусстве и в природе, чувствую непреодолимую антипатию к философиям и эстетикам. И этим чувством я обязан сначала Галичу и окончательно почтеннейшему Василию Ивановину Григоровичу, читавшему нам когда-то лекции о теории изящных искусств, девизом которых было: побольше рассуждать и поменьше критиковать. Чисто Платоновское изречение.

С Либельтом я немного знаком по его «Деве Орлеанской» и по его критике и философии. На первый взгляд он мне показался мистиком и непрактиком в искусствах".[6]

Вообще он в «Дневнике» много внимания уделил Либельту. То есть, его философские знания не ограничивались достижениями Сковороды и теологии.

На счет же самой литературы, то хронологически Шевченко предшествовали два значимых писателя: Котляревский и Квитка-Основьяненко. Утверждать, что Тарас Шевченко вырос из них - самонадеянно, потому что ни первый, ни второй не сделали для этого ничего. Заслуга Котляревского в том, что он открыл литературе украинский народный язык; что же касается ценности его творчества с точки зрения искусства, то она не очень значительна. А говорить о том, что в этом самом "доробку" Шевченко мог найти идеи, на которые опирался - страшная ошибка, ведь ничего, кроме галушек, борща и десятков других блюд в "Энеиде" и веры в то, что все будет хорошо в "Наталке-Полтавке", там не найдешь. Есть еще "Москаль-волшебник", но там вообще идеи нет, так, простой "анекдот из жизни". Хотя, подчеркиваю, с Котляревского все началось. А Квитка-Основьяненко - это типичный для русской литературы случай: богатый интеллектуал, пан, от нечего делать занявшийся словесностью. У него что-то выходило хуже, что-то - лучше, но насколько он был далек от идей Шевченко ясно из той же рецензии Белинского на "Гайдамаки":

"...Для такой цели было бы лучше, отбросив всякое притязание на титло поэта, рассказывать народу простым, понятным ему языком о разных полезных предметах гражданского и семейного быта, как это прекрасно начал (и жаль, что не продолжал) г. Основьяненко в брошюре своей "Лысты до любезных землякив".[см. 1]

Если Белинский, ругая Шевченко, ставит ему в пример Квитку-Основьяненко, то это что-то да говорит о последнем.

Был еще Гоголь. Не буду спорить, украинский он писатель или русский - это не имеет никакого значения для литературы, в которой границ нет и, будем надеяться, не будет. Важнее то, что Шевченко действительно вырос из Гоголя. А также из Лермонтова и Пушкина. И из того, что ему рассказывали на лекциях в Академии. Это я веду к тому, что Тарас Григорьевич был человеком очень образованным и не ограничивался достижениями какой-то одной национальной культуры.

Разве говорят нам о том, что Шевченко зачитывался Лермонтовым? Что называл Кольцова "наш поэт". Что от Жуковского, того самого Жуковского - главного члена "Арзамаса", учителя Пушкина - взял все, что тот мог дать? И самого Пушкина Тарас Шевченко читал внимательно.

Он постоянно учился. Возвращаясь в 1957 году из ссылки в столицу, он, заезжая в каждый город, искал оригинальные книги о культуре, истории этого города. А чтобы не умереть от скуки на корабле в дождь, когда не получалось рисовать, он сидел и переписывал в свой дневник стихи из толстых журналов. Даже стихотворение Огюста Барбье, певца революции 1830 года во Франции, переписал.

Но разве надо доказывать, что крупнейший наш поэт был очень образованным?!

Шевченко - украинский народный поэт. Заслуга его в том, что он взял все известные ему достижения общечеловеческой культуры, пропустил через себя и подарил народу. Самим своим обращением не к интеллигентам и дворянам - к народу! - Тарас Шевченко поднял свой народ.

Но мы забываем, как это было трудно в тех условиях. Сделать то, что сделал Шевченко, было под силу очень сильному человеку. Сам поэт, видимо, не понимал, что он делает и как он высоко вознесся. Он просто делал то, что должен был делать.

Крепостной, которому всю жизнь заламывают руки, не может не восстать против угнетателя. Поэт, которому не дают писать, будет писать. Вот он и писал, своим словом борясь против гнета царизма.

При этом он был таким простым, скромным человеком, что его радовали элементарные вещи, как, например, чай с лимоном. Находясь на солдатчине, Тарас Григорьевич умел радоваться мелочам - не потому, что был гениальным творцом, а потому, что сохранил свою человечность.

"Теперь, когда уже узнали о моем освобождении, то ближайшие мои начальники - фельдфебель и ротный командир, не увольняя меня от ученья и караула, позволили мне свободные часы от службы проводить на огороде, за что я им сердечно благодарен."

"Кончивши сказание о вчерашнем событии, я [подумал] о рюмке водки и о умеренном куске ветчины, как присылает за мной Бажанова, просит на чашку кофе. Наш Филат чему и рад. Пошел я".

"И наслаждаюсь теперь по утрам роскошью совершенного уединения и даже стаканом, правда, неказистого, но все-таки чая. Если бы еще хорошую сигару вот[к]нуть в лицо, такую, например, как прислал мне 25 штук мой добрый друг Лазаревский, тогда бы я себя легко мог вообразить на петергофском празднике. Но это уж слишком".[7]

Это чудо, что он смог остаться человеком в нечеловеческих условиях.

Не меньшее чудо, что он и не знал, насколько влиятелен. Он даже не подозревал, что уже стал влиятельным поэтом, тем более не догадывался, что по его стихам учится целый народ.

Вот, как он представлял свое будущее под конец ссылки:

"Быть хорошим гравером, значит быть распространителем прекрасного и поучительного в обществе. Значит быть распространителем света истины. Значит быть полезным людям и угодным Богу. Прекраснейшее, благороднейшее призвание гравера. Сколько изящнейших произведений, доступных только богачам, коптилось бы в мрачных галереях без твоего чудотворного резца? Божественное призвание гравера!"

И в письме к графине Толстой:

"Живописцем-творцом я не могу быть, об этом счастии неразумно было бы и помышлять. Но я, по приезде в Академию, с Божию помощию и с помощию добрых и просвещенных людей, буду гравером à la aquatinta и, уповая на милость и помощь Божию и на ваши советы и покровительство, надеюсь сделать что-нибудь достойное возлюбленного искусства. Распространять посредством гравюры славу славных художников, распространять в обществе вкус и любовь к доброму и прекрасному - это чистейшая, угоднейшая молитва Человеколюбцу Богу. И посильно бескорыстная услуга человеку. Это мое единственное, непреложное стремление. На большее я не могу надеяться. И только буду просить не оставить меня вашим просвещенным содействием в этой моей милой лучезарной надежде".[8]

Гравером хотел стать! Он, Шевченко, Кобзарь - и гравером, штамповать копии картин?!

Вот так вот.

А кто нас знакомит с таким Шевченко? Правильно, никто. Поскольку такой Шевченко непопулярный, такой Шевченко бесполезный в стремлении к власти, им не воспользуешься в своей политической программе, и манипулировать с помощью такого поэта трудно. Бедный Шевченко! Как долго еще будут им играть разные идеологии? Сколько еще им будут прикрываться шарлатаны - разной масти, но с одной и той же колоды?

А это уже, к счастью, зависит от нас. Все, чем мы можем помочь и ему, и себе - досконально его знать. Шевченко вместил в себя все лучшее, что знал, все, что смог собрать. А мы не можем впитать как следует его одного, - что уж говорить о продолжателях его дела. Надо тщательно изучать свою литературу, надо жить ею - тогда она небесполезная.

Литература:

1. Белинский В. Г. Гайдамаки. Поэма Т. Шевченка. Собрание сочинений. В 9-ти томах. Т. 5. Статьи, рецензии и заметки, апрель 1842 - ноябрь 1843.

2. Белинский В. Г. Полное собрание сочинений в 13-ти тт. - Т.12: Письма 1841-1848. - М., 1956. - С. 435-442; 568-572.

3. Там же.

4. Н. А. Добролюбов. Кобзарь Тараса Шевченка. "Современник", 1860, кн. III (ценз. разр. 28/III), отдел "Новые книги", стр. 99--109; без подписи // опубл. в Н. А. Добролюбов. Литературная критика, М., ГИХЛ, 1961.

5. Плеханов Г.В. Т. Шевченко. // Г.В. Плеханов. Литература и эстетика, т. ІІ. Государственное издательство художественной литературы, Москва, 1958, с. 210.

6. Тарас Шевченко. Зібрання творів: У 6 т. - К., 2003. - Т. 5. - С. 9-187.

7. Там же.

8. Там же.

Перевод: Мирослав Кравец

Оригинал: leport.com.ua