«Мотылёк» Анри Шарьера – образец для подражания или?..
2017-06-13 Геннадий Демарёв
Эта книга попалась мне на глаза лет 17 назад. Как сейчас помню: едва начав читать, оторваться уже не мог. Странно для меня, если учесть определённую избирательность по части чтива, стиля, слога. Анри Шарьер всем этим похвастать не мог бы даже при большой натяжке; впрочем, в данном случае как раз не это сыграло главную роль. Здесь главное – сюжет и правдивость изложения, благодаря чему помню книгу до сих пор.
Готовя данную статью, я ради досужего любопытства пошнырял по просторам интернета и не без интереса перечитал отзывы наших современников о «Мотыльке». Кто-то из этих людей читал эту книгу, как обычное вагонно-бульварное чтиво, кто-то – от безделья, кто-то – уступая рекомендациям друзей. Большинство из них пытаются судить о ней, исходя из городской изнеженности и отсутствия житейского опыта. Представьте: лежит этакий «гомо диванус» на удобной подушке (рискуя нажить себе горб), пожёвывает хрустящие чипсы (рискуя заработать язву желудка) и лениво читает автобиографию человека, которого даже толком не представляет. А впоследствии судит о повествовании, исходя из диванного опыта, так и не поняв в нём ровным счётом ничего. «Главный герой – жулик», «Шарьер – педофил», «Шарьер – врунишка», «Грязь!» – вот что мне пришлось читать.
Между тем, в «Мотыльке» передано много настоящего.
Представляете ли вы себе, что такое страны тропического климата? В данном случае – Французская Гвиана. Сейчас, если вдруг кому-либо выпадет возможность туда поехать, ему сделают прививки от тропических болезней, а по приезде на место создадут условия для комфортабельной жизни. Гостиницы, пляжи, бары, бассейны… Но всё это – лишь сотая часть подлинной Гвианы. Настоящая Гвиана – это нищета, подворотни с тысячами потенциальных жуликов, грабителей, насильников; это жалкие бараки и лачуги в соседстве с блестящими, яркими, богатыми поместьями. Подлинная Гвиана – это также болотистые берега рек и океана, заросшие мангровыми деревьями, с миллиардами жалящих, сосущих, кусающих насекомых, это – жёлтая лихорадка и малярия, снижающие для европейца возможность выживания на девяносто процентов. Сорокаградусная жара, сочетаемая с повышенной влажностью, остервенелой активностью микробов и полным отсутствием иммунитета к местным болезням – это настоящий ад для нас. Вы даже не пытайтесь вычислить, сколько десятков тысяч крепких, здоровых и волевых людей из числа переселенцев забрали в мир иной болезни и климат!
И вот в этот ад попадает типичный, довольно изнеженный парижанин начала 20-го столетия. Пишут, будто он был мелким жуликом. Да в ту пору почти каждого парижанина можно было счесть, в той или иной степени, жуликом, – потому что каждый пытался выжить в условиях кризиса. На жизнь зарабатывали, кто как мог – гаданиями на картах, продажей поддельных акций, фальшивых лекарств, писательством, шулерством и так далее. И всякого человека можно было, с точки зрения современных нам юристов, счесть преступником. И вот такого обыкновенного человека, выражаясь языком нашего времени, «подставили», незаслуженно обвинив в убийстве. В те времена людей, обвинённых в тяжких преступлениях, отправляли на каторгу в колонии, – выполняя тайную директиву тогдашнего правительства о скорейшем их заселении, – что для большинства означало смерть или, в лучшем случае, букет хронических болезней, которые, с оглядкой на скверное питание, в течение максимум лет пяти приводили к смерти.
Преступники бывают закоренелыми, а есть случайные; есть люди, как будто рождённые для уголовного мира, а есть «нечаянные», которые в сердце питают отвращение к преступлению как таковому. Разве в нашей стране не сажают честных людей в одно заведение с отпетыми головорезами? Ещё как! Так что парень, укравший мешок корма для свиней, оказывается в одной камере с пятикратным убийцей, и именно такие убийцы диктуют правила в тюрьме таким образом, что спустя год-два тот парень сам превращается в человека со сломанной судьбой. Именно в такие условия попал Шарьер – молодой человек, насильно извлечённый из парижской среды выкидышами слепой Фемиды и брошенный в змеиное гнездо. Ему пришлось существовать среди уголовников, лавировать между их «понятиями», воочию наблюдать всю грязь, на которую только способны двуногие, которых Плутарх называл «птицами без перьев».
Карцер под открытым небом, «холодные», издевательства со стороны «блатных» и охранников, отчаяние, нервные срывы – вот, что непременно ожидает человека, привыкшего к нормальной жизни, и по злому велению судьбы оказавшемуся в такой среде. Охранники, как правило, сами готовы взвыть от скучной и бесперспективной службы. Они злы и жестоки по отношению к подопечным. Зеки, то есть заключённые, – как правило, люди, успевшие поставить крест на собственной жизни. Они злы и жестоки по отношению к сотоварищам. В этой среде не прощают ошибок. Охранники изо всех сил пытаются как можно более бессердечно измываться над зеками, зеки – стремятся ухитриться выжить, пусть и ценой чести или жизни сокамерников, а людям, попавшим туда случайно, остаётся либо покончить с жизнью, либо превращаться в волка, – ибо лишь волчья натура позволяет продолжать существование.
Анри пришлось учиться выживать. Он видел и издевательства в разных модификациях, и подлость в различных проявлениях, и отчаянье, и волю к жизни. Современного читателя, незнакомого с условиями бытия в «зонах», шокируют описания некоторых «грязных» моментов. Например, когда автор описывал некие капсулы, в которых осужденные хранили деньги. Эти капсулы хранились в заднем проходе. И что? Это вполне нормально, ибо, если человеку запрещено абсолютно всё на свете, а он хочет выжить, на помощь приходит ухищрение. Ко всему, это было довольно рискованно, поскольку капсула могла травмировать прямую кишку, что в тех условиях означало бы медленную и мучительную смерть.
«Не слишком ли много побегов?» – иронично спрашивает какой-то читатель. Нет, не слишком. Потому что человеку свойственно стремиться к свободе, и если он способен замышлять побег, это должно означать наличие в нём желания жить. В первой половине 20-го века население Гвианы не шибко-то жаловало жандармерию, потому охотно помогало беглецам (правда, среди них находились и желающие заработать на поимке беглого каторжника).
А вот природа тропиков, как уже говорилось, без особой симпатии относится к выходцам из Европы. Каждый побег – это огромный риск. Беглец нуждается не только в пище и одежде, но и в укромных местах. Если побег, к примеру, совершить в нашей стране, беглец может, за отсутствием крова, переночевать и под первым попавшимся кустом. В тропиках это было бы роковой ошибкой, учитывая наличие ядовитых тварей. Если в наших широтах можно утолить голод, чем придётся, там такой вариант не проходит, ибо любое растение, как и любое животное могут оказаться врагами наших организмов. Тем не менее, Анри решался на очередной побег.
Теперь коснёмся темы, беспокоящей современных борцов за права детей. Я имею в виду эпизод, в котором наш герой прячется от полиции среди добытчиков жемчуга, когда ему пришлось жениться на хорошенькой туземке, а потом и на её младшей сестре. Его нельзя считать педофилом, поскольку у большинства туземных племён Южной Америки девушек выдают замуж с 10-12 лет. Отказать означало бы выявить презрение к обычаю, а это, в свою очередь, породило бы интриги, изгнание или нечто худшее. Ко всему, после нескольких лет неволи попасть в мирную сельскую среду было равносильно путешествию в сказку, в страну иллюзий. Иногда человек способен отдать за иллюзию жизнь. Так что женитьба Анри на обеих сёстрах вполне соответствовала духу того времени, да и ситуации.
Согласно роману, Шарьер был арестован 26 октября 1931 года по обвинению в убийстве сутенёра Ролана Пети. Несмотря на то, что Шарьер отрицал свою вину и весомых доказательств его причастности к данному преступлению не было, он был приговорён к пожизненному заключению и десяти годам каторжных работ. После временного заключения в пересыльной тюрьме он был доставлен в центр французских колоний для каторжников в Гвиану. Там он провёл 11 лет, два из которых – в одиночной камере на острове Сен-Жозеф. За это время Шарьер совершил 9 попыток побега, одна из которых оказалась успешной. После побега он был принят в индейское племя в Колумбии.
Свой последний побег Шарьер совершил в 1941 году. С помощью двух мешков, наполненных кокосовыми орехами, ему удалось бежать с острова Дьявола. После нескольких месяцев скитаний он прибыл в Венесуэлу, где был вновь заключён в тюрьму сроком на год.
Эта информация была взята из романа «Мотылёк», опубликованного как автобиография. Многие эпизоды из жизни, описанные в романе, сейчас широко оспариваются, и это неудивительно. Так, например, у французской полиции хранятся записи, доказывающие вину Шарьера, а также и то, что своё заключение он якобы провёл как прилежный заключённый. Понятное дело, поскольку многочисленные побеги заключённого той поры могли попросту не вносить в реестры, чтобы не портить статистику и карьеру многим тюремщикам. Соответственно, современные исследователи уверены, что большинство описываемых событий происходили с другими заключёнными, истории которых Шарьер и собирал для книги.
Бывают книги просто обречённые на успех. Автобиографический роман Анри Шарьера “Мотылёк” стал бестселлером сразу после его опубликования в 1969 году. В течение первых трёх лет после выхода в свет было напечатано около 10 миллионов экземпляров этой книги. Кинематографисты едва не передрались между собой за право экранизации. В 1973 году состоялась премьера фильма Франклина Шеффнера, снятого по книге Шарьера (в главных ролях Стив Маккуин и Дастин Хоффман), ныне по праву причисленного к классике кинематографа (хотя мне он не очень нравится).
После освобождения из тюрьмы Шарьер поселился в Венесуэле. Там он женился на местной женщине, которую звали Ритой. В браке с ней у Шарьера были дети. Он стал владельцем двух ресторанов в Каракасе и Маракайбо. Впоследствии он приобрёл известность, его часто приглашали на местное телевидение в различные передачи. Затем Шарьер вернулся во Францию, где посетил Париж в связи с публикацией своего романа «Мотылёк» (1969). Во Франции книга разошлась тиражом в полтора миллиона экземпляров. Министр внутренних дел Франции позже высказался, что моральный упадок Франции якобы связан с модой на мини-юбки и популярностью романа Шарьера «Мотылёк».
Затем Шарьер написал «Ва-банк» — мемуары, в которых рассказывал о своей жизни после освобождения.
29 июля 1973 года Анри Шарьер умер от рака горла в Мадриде.
Напрашивается вопрос об идейной, смысловой, воспитательной нагрузке данной книги. Если, к примеру, сравнивать «Мотылька» с «Преступлением и наказанием», «Идиотом» или «Воскресением»… Но его и не следует сравнивать с классикой. Повесть просто показывает конкретные времена, конкретную ситуацию и как способен в них выживать конкретный человек. Параллельно, пусть и довольно отдалённо, общими штрихами обрисовывается французская судебная система 30-х годов, где-то мелькает намёк на политическую ситуацию, – хотя, по большому счёту, рядовому человеку, каким являлся и герой повествования, глубоко наплевать как на политику, так и на судейских.
Как могла сложиться жизнь Анри, оставайся он в Париже, не окажись он на каторге? Можно предположить, что он продолжал бы порхать по жизни, подобно мотыльку, – по крайней мере, до тех пор, пока не наткнулся на пламя.