Диалектика революции, или Имманентность против трансцедентности

2017-05-20 Мария Предеина

Предисловие

Начну с двух цитат, задающих метод данной работы. Они не о революции, но и о ней тоже.

α) «Имманентность имманентна только себе самой, - пишет Делез, - и тогда уже она захватывает все, вбирает в себя Всецелость и не оставляет ничего такого, чему она могла бы быть имманентна. По крайней мере, всякий раз когда имманентность толкуют как имманентную «Чему-то», можно быть уверенным, что этим «Чем-то» вновь вводится трансцендентное» [Делез 1998, с. 62].

Это о философии. Но это также о революции: да и не является ли революция - особенно Октябрь - тем нечто, без чего движение философии остается замкнутым в мире абстракций? Октябрь - это то содержание, которого жаждет идея эмансипации человека.

Революция имманентна только себе самой, если она имманентна «чему-то» - партии, правительству, государству (даже государству как «ударной бригаде» коммунизма) - это не-революция: там, где появляется трансцендентное, оно сохраняет самое себя и на место движения ставит обещание движения.

Но в революции должна быть некоторая определенность, иначе это - мутный поток, бунт.

β) «<Идеальное> сугубо диалектично. Это то, чего нет и вместе с тем есть, - пишет Ильенков, - то, что не существует в виде внешней, чувственно воспринимаемой вещи и вместе с тем существует как деятельная способность человека <...> Вещь - дело - слово - дело - вещь. В постоянно возобновляющемся циклическом движении только и существует идеальное, идеальный образ вещи» [Ильенков 1974, с. 192-193].

Это опять-таки не о революции, но и о ней тоже: не есть ли революция то, чего нет и вместе с тем есть, то, что тоже не ухватить чувственно и вместе с тем то, что существует как деятельная способность человека? Революция - не 25-е октября, не штурм Зимнего, не Съезд Советов, это та деятельная способность человека, что пробудилась, нашла свое дело в то 25-е октября, в тот штурм, в тот Съезд Советов.

Идеального нет ни в вещах, ни в словах, но вещи и слова - те твердые камешки, от которых отталкивается идеальное для нового прыжка. И так же революции нет ни в одном революционном институте, эти институты оправдывают себя как то, от чего отталкивается революция в своем движении. Сказать, что вещь/слово - это идеальное или что партия/советы/государство - это революция, суть одно - признание трансцендентного. В случае идеального это трансцендентное называют бог, в случае революции - Молох.

(Сведение вместе Ильенкова и Делеза кажется произвольным только на первый взгляд: будучи по разные стороны Берлинской стены, они равно стояли перед вопросом - почему Октябрь обернулся засильем серости? Оба предпочитали движение покою, нонконформизм конформизму и, кстати, хвалили Спинозу.)

Антиномия Октября

Октябрь - это антиномия.

α) Об Октябре можно сказать то, что Маркс говорит о Французской революции: «<в те эпохи, когда политическое государство насильственно появляется на свет,> оно приходит к упразднению частной собственности, к установлению максимума на цены, к конфискации, к прогрессивному обложению, тем путем, каким оно приходит к уничтожению жизней, к гильотине. В моменты особенно повышенного чувства своей силы политическая жизнь стремится подавить свои предпосылки - гражданское общество и его элементы - и конституироваться в виде действительной, свободной от противоречий, родовой жизни человека. Но этого она может достигнуть, лишь вступив в насильственное противоречие со своими собственными жизненными условиями, лишь объявив революцию непрерывной, а потому политическая драма с такой же необходимостью заканчивается восстановлением религии, частной собственности, всех элементов гражданского общества, с какой война заканчивается миром» [Маркс 1955, с. 393].

Отвлечемся от того что Маркс понимает под политическим государством и тогда получим: Октябрь упраздняет частную собственность, религию, etc. через красный террор, но поскольку красный террор не может быть непрерывным, все то, что было упразднено, с необходимостью возникает вновь.

β) Об Октябре нельзя сказать то, что Маркс говорит о Французской революции: Октябрь выходит за границы политической эмансипации - той, что утверждает равенство и свободу де-юре и сохраняет не-равенство и не-свободу де-факто - иначе, Октябрь - это человеческая эмансипация, и в этом своем качестве он вызывает энтузиазм масс. То есть Французская революция была интересом буржуазии и только идеей для масс, поэтому человеческая эмансипация в ней не могла быть нечем иным, кроме момента. Но Октябрь - интерес масс, а потому человеческая эмансипация не должна уйти в небытие вместе с гильотиной.

Вот тут-то антиномия: Октябрь - интерес масс, предмет не-кажущегося энтузиазма масс, но человеческая эмансипация по-прежнему остается моментом, дочерью не-человеческого, гильотины, не момент все тот же - филистерство.

(Эмпирически доказуемы обе тезы, они равно живут в творчестве поэта революции - Маяковского, есть «Левый марш», а есть «О дряни».)

Грубый коммунизм как (не)переход к коммунизму

В работе «Маркс и западный мир» Ильенков объясняет недостатки «реального социализма» через понятие «грубый коммунизм». Это так. Но есть еще один вопрос: почему грубый коммунизм не переходит в коммунизм?

(Грубый коммунизм - это «форма общения», не менее инертная, чем все существующие; «мертвый хватает живого» и т.д. - это и о грубом коммунизме тоже. Пока грубый коммунизм развивался лишь в капитализм - Россия, Китай - или в квазифеодализм, КНДР; в коммунизм не развился ни разу.)

«Для такого рода коммунизма, - пишет Маркс, - общность есть лишь общность труда и равенства заработной платы, выплачиваемой общинным капиталом, общиной как всеобщим капиталистом. Обе стороны взаимоотношения подняты на ступень представляемой всеобщности: труд - как предназначение каждого, а капитал - как признанная всеобщность и сила всего общества» [Маркс 1956, с. 587].

Итак, две стороны классического противоречия - труд и капитал.

Труд, понятый как грубый, простой труд - предназначение, точнее, наказание каждого; каждый хотел бы бежать от труда, как от чумы, поэтому все следят, чтобы никто не бежал. Это - зависть, но не только: еще - антиномия труда.

Гегель в «Иенской реальной философии» выходит на то, что можно назвать антиномия труда. α) «Орудие, средство, превосходнее цели вожделения, цели единичной; орудие охватывает всякую единичность» [Гегель 1970, с. 307]. (То же в «Логике»: «Посредством своих орудий человек властвует над природой, хотя по своим целям он скорее подчинен ей» [Гегель 1999, с. 843].) Маркс, Ленин, Ильенков продолжают Гегеля, когда определяют человека как животное, делающее орудия труда. Через орудия человек становится человеком. β) «Труд есть посюстороннее делание-себя-вещью <...> Я поместил хитрость [=орудие - М.П.] между мной и внешней вещностью, чтобы щадить себя <...> Но я экономлю только количественно, все равно натираю себе мозоли. Делание-меня-вещью еще необходимый момент» [Гегель 1970, с. 306-307]. Через орудия человек становится вещью. В одном и том же акте человек утверждает и ничтожит себя, возвышает и унижает. Это превращает труд в то, что не жалко отдать другому, из этого отчужденного труда вырастает частная собственность.

Труд, ставший наказанием для всех, не перестает быть отчужденным трудом; чтобы «снять» отчуждение труд должен стать иным, освободиться от момента делания-меня-вещью. Это - труд-творчество.

(Идеальное существует, по сути, только в кругообороте: «вещь - дело - слово - дело' - вещь'», т.е. там, где человек творит новое. Будь дело/вещь - все теми же, идеальное сошло бы на нет: рабочий, доведший свои действия до автоматизма, разучивается думать.)

Капитал как сила всего общества, община как всеобщий капиталист. Но как община (общество) будет капиталистом? Для этого оно должно делегировать управление кому-то из своих членов. Из общества выделяется аппарат, и этот аппарат обладает уже той привилегией, что сбрасывает с себя проклятие грубого труда.

Но аппарат, выделившись из общества, противостоит обществу, даже не «вообще» обществу, а партии (в той мере, в какой партия сохраняет революционность): «мы одни, мы везем, а надо бы, чтобы нас везли, - набрасывает план Ленин, - <...> не нам принадлежит этот аппарат, а мы принадлежим ему!!» [Ленин 1982, с. 441]. Итак, уже Ленин открывает противостояние нас - революционеров - и аппарата. Да, Ленин ищет выход (последние работы). Однако «снимается» все это по-иному: исчезают революционеры.

Рабочий может быть делегирован в аппарат, но, став частью аппарата, он перестает быть рабочим; самое делегирование в аппарат свидетельствует, что ему как рабочему чего-то недостает. Тут тоже, что с возможностью мирянина стать священником: говорят, папа Гильдебранд (Григорий VII) был из крестьян, но следует ли из этого «снятие» противоречия «народ - церковь»?

Грубый коммунизм в специфической форме воспроизводит противоречие «труд - капитал», а аппарат как представитель капитала столь же привержен консерватизму, как и «старый» капиталист.

Некоторые выводы

Вопрос, имеющий теоретическую и практическую значимость, как от грубого коммунизма перейти к коммунизму? Пока на этапе грубого коммунизма угасает движение: грубый коммунизм (его воля, нашедшая себя в аппарате) всячески сопротивляется движению, он та трансцендентность, Молох, что убивает революцию, эту деятельную способность человека к изменению условий своей жизни.

На данный вопрос не ответить, если не понять, кто субъект изменений? Во фразе Ленина «мы везем, а надо бы, чтобы нас везли», «мы» - должно быть, революционеры. То есть субъект - тот, кто не ищет покоя, или, говоря словами Делеза, бросает аппарату: «нет, я не из ваших». (Не есть ли это - «герой», как у народовольцев? Трудно сказать.)

Что ясно: грубый коммунизм закономерно производит тех, кто против; что неясно: «механизм» метаморфозы из тех, кто против, в революционеров.

(Революция непрерывна, а каждое новое поколение должно производить революционеров. Не есть ли это троцкизм?)

Словом, есть опыт грубого коммунизма, но нет опыта и понимания выхода из него в коммунизм, к эмансипации человека.

Список литературы:

Гегель Г.В.Ф. Иенская реальная философия / Г.В.Ф. Гегель; [пер. с нем.] // Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет: в 2-х тт. - Т. 1. - М.: Мысль, 1970. - С. 287-385.
Гегель Г.В.Ф. Наука логики / Г.В.Ф. Гегель; [пер. с нем.]. - М.: Мысль, 1999. - 1072 с.
Делез Ж. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения / Ж. Делез, Ф. Гваттари; [пер. с фр.]. - Екатеринбург: У-Фактория, 2008. - 672 с.
Ильенков Э.В. Диалектическая логика. Очерки истории и теории. - М.: Политиздат, 1974. - 271 с.
Ленин В.И. Конспект речи на X Всероссийском Съезде Советов / В.И. Ленин // ПСС. Издание пятое. - Т. 45. - М.: Политиздат, 1982. - С. 440-441.
Маркс К. К еврейскому вопросу / К. Маркс, Ф. Энгельс; [пер. с нем.] // Сочинения. Издание второе. - Т. 1. - М.: Политиздат, 1955. - С. 382-413.
Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года / К. Маркс, Ф. Энгельс; [пер. с нем.] // Из ранних произведений. - М.: Политиздат, 1956. - С. 517-642.