Родимое пятно позитивизма
2017-05-12 Иван Богданов
В.И. Ленин в своей философской работе «Материализм и эмпириокритицизм» проводит критику философского учения махистов, ставшего чрезвычайно популярным в начале ХХ века. В частности, в первых главах производится анализ взглядов тогдашних позитивистов на существование внешнего мира, на понимание этого мира, на его происхождение, на отношение этого мира по отношению к сознанию мыслящего индивида.
Эмпириокритики выдвигают мысль, что окружающий нас мир – суть «ощущения», и тем самым проводят линию субъективного идеализма в своей философской концепции. Однако их философия отличается эклектичным характером. Почему? Рассматривая внешний мир как мир «ощущений» они приходят к тому, что нет ничего, кроме того, что они ощущают. Тем самым «нечто», находящееся вне их ощущений, испаряется. С другой стороны, признавая внешний мир как мир ощущений, они, так или иначе, вынуждены признавать, что существует «нечто», вызывающее эти сами ощущения, что-либо, обладающее характером «не-ощущения», то есть материальным характером. Возьмём пример эклектичного характера философии Маха, приведённый Лениным в «Материализме и эмпириокритицизме»:
«*Перед нами тело с острием S. Когда мы прикасаемся к острию, приводим его в соприкосновение с нашим телом, мы получаем укол. Мы можем видеть острие, не чувствуя укола. Но когда мы чувствуем укол, мы найдем острие. Таким образом, видимое острие есть постоянное ядро, а укол – нечто случайное, которое, смотря по обстоятельствам, может быть и не быть связано с ядром. С учащением аналогичных явлений привыкают, наконец, рассматривать все свойства тел, как "действия", исходящие из постоянных таких ядер и произведенные на наше Я через посредство нашего тела, – "действия", которые мы и называем "ощущениями…
..Но этим ядра эти теряют все свое чувственное содержание, становясь голыми абстрактными символами...
...Тогда верно то, что мир состоит только из наших ощущений. Но мы тогда только и знаем наши ощущения, и допущение тех ядер, как и взаимодействие между ними, плодом которого являются лишь ощущения, сказывается совершенно праздным и излишним. Такой взгляд может быть хорош лишь для половинчатого реализма или для половинчатого критицизма*»
Вот один из примеров смешанного материализма и идеализма в философии Маха. Последовательно пытаясь проводить свою философию, он вынужден допускать различные увёртки и объявлять материальные «ядра» простыми «привычками» с намерением их убирать.
В чём же была причина такого взгляда на решение основного вопроса философии?
Взгляды эмпириков на материальное и идеальное
Суть ошибочного взгляда, по нашему мнению, заключается в сугубо эмпирическом отношении к таким понятиям как материя вообще и идеальное вообще.
Начнём с понятия «материи», «материи вообще». Позитивистский взгляд на него выглядит так: материя вообще, как субстанция, как объективная реальность, которая рассматривается со стороны её внутреннего единства безотносительно ко всем тем бесконечно многообразным видоизменениям, в которых и через которые она существует – это «псевдопонятие». Для эмпирика материя – попросту совокупность различных материальных явлений, простая сумма объектов, каждый из которых существует безотносительно к другому объекту и объединяются они между собой только при помощи каких-то лишь логических обобщений, как вышеприведённая в пример внешняя связь.
Именно от такого взгляда на мир рождается неверный взгляд на коллектив, как на совокупность отдельных индивидов, как «сумму различных личностей», что отличается от марксистского взгляда на индивида, как на порождение коллектива, в котором он развивается. Происходит переворачивание действительности с ног на голову. Первичным объявляется индивид, а не коллектив, а вторичным объявляется коллектив, а не индивид. В действительности же происходит всё наоборот (если не брать это в качестве цепочки, в которой сначала Коллектив воздействует на Индивида, а потом Индивид воздействует на Коллектив; но даже в этой цепочке совершенно верным было бы поставить Коллектив на первое, главенствующее место, а Индивида на второе, следующее за Коллективом).
То же самое и в исторической науке. Можно привести довольно известный для всех пример: споры о итальянском и немецком фашизме. Точнее, о взгляде на эти явления со стороны стихийных эмпирических историков (большинство изучающих историю, рассуждая далее приведённым мной образом, формируют позитивистское мышление совершенно именно стихийно, а не сознательно). Согласно ему, определение «фашизм» не может быть употреблено в отношении немецкого национал-социализма, а немецкий национал-социализм – это некое совершенно иное явление, не имеющее отношения к итальянскому фашизму. То же самое применимо к испанской и румынской «фаланге», греческому «режиму полковников», японскому милитаризму и так далее. Для чистого эмпирика эти явления – суть совершенно разные и отдельные друг от друга вещи. Причиной тому служит ориентация именно на некоторые отдельные проявления тех или иных движений, которые отличают их друг от друга и заставляют чистых эмпириков возводить их в ранг совершенно новых и отдельных. На самом деле, не усматривая единства во всех этих явлениях, эмпирик превращает изучение истории в изучение простого нагромождения отдельных фактов, которые он не в силах связать друг с другом. В лучшем случае, он создаёт между ними чисто формальную связь в духе того, что все вышеприведённые явления обладают «милитаристским характером» или рядом других «характеров», которые объединяют их лишь формально. Эти же самые «характеры» можно применить к любому обществу на определённых стадиях исторического развития общества и получить, таким образом, фашизм в Древнем Риме.
Позитивисты, объявив «материю вообще» «псевдопонятием», остаются бессильными перед историей, которая каждый день даёт им всё больше фактов, и в дальнейшем приходят к невозможности изучения истории таким образом. Жизни может не хватить, а каждый день будет подкидывать всё новые факты чистым эмпирикам. В конце концов, это вынудит их разделиться на эмпириков, изучающих сугубо историю Древнего мира, Средневековье и так далее. И хотя подобное разделение труда сыграло свою положительную историческую роль, позволив исторической науке углубить свои познания отдельных этапов человеческой истории, но вместе с тем эта положительная роль кончается тогда, когда факты истории познаны и требуют теперь целостного понимания логики их развития. Тут эмпиризм и заходит в тупик. Для того, чтобы выбраться из тупика и понять, что же всё-таки произошло в некоторых странах Европы и Азии в начале и середине ХХ века, нам придётся уйти от эмпирической модели познания и вернуться к такому понятию, как материя вообще и к неразрывно связанной с ним логике целостности, что и позволит нам сформулировать такое определение как «фашизм вообще». Такой способ познания может действительно дать понимание того, что же такое фашизм, безотносительно ко всем многообразным различиям фашистских режимов, которые необходимо порождали эти различия, так как развивались не в шаблонных условиях, а в совершенно разных странах. Далее углубляться в понимание фашизма вообще не будем. Попытка формулировки понятия «фашизм» была уже сделана товарищем Димитровым (возможно, имея за плечами исторический опыт, мы сможем её пересмотреть, а возможно и нет). Этим примером мы попробовали объяснить, к каким последствиям может привести понимание материи как сугубо суммы материальных явлений, а не как материи вообще, как субстанции.
Теперь стоит перейти к вопросу о понимании идеального. Этот вопрос можно считать одним из наиболее важных, так как неправильным пониманием «идеального» страдали (и страдают) не только позитивистские исследователи, но и многие марксисты.
Что же есть всё-таки идеальное? Наиболее частым ответом на этот вопрос является тот ответ, который, так или иначе, подводит понимание «идеального» к сугубо психологическому явлению. На мой взгляд, такое понимание идеального является не столько неверным, сколько неполным. Понимая «идеальное» таким образом, мы приходим к той же ошибке, что и в ситуации с материальным, то есть понимаем категорию «идеального» сугубо как сумму: теперь уже не материальных объектов, а мыслящих субъектов. На мой взгляд, это является неверным. Можно привести очередной пример: недавно в Индии был найден еще один ребёнок-маугли. Девочка, которая находилась вне человеческого общества довольно длительное время, не обладала тем, что обладает человек в привычном для нас понимании. Она не умела ходить (ползала на четвереньках), не умела говорить и не воспринимала человеческую речь (она воспринимала ее не как «речь», а сугубо как совокупность внешних звуковых раздражителей, подобно животному) и так далее. И хотя она всё же обладала психикой, но эта психика не была человеческой, а находилась на уровне высших животных. Этот единичный человеческий индивид не смог обзавестись человеческими качествами. Почему? Потому что девочка находилась вне реального человеческого общества, далекого от понимания позитивистов как суммы человеческих индивидов. «Сумма» само по себе понятие формальное, ни к чему не обязывающее. Стоит убрать эту «сумму» – и мы не получим в качестве результата общество. Ведь из индивидов, подобных данной девочке, никакое общество не составишь. Но это и не нужно эмпирикам: для них человеческий индивид существует самостоятельно, объединяясь в общество только лишь в качестве «суммы».
На самом же деле не общество составлено из отдельных индивидов, а наоборот, индивиды целиком и полностью являются порождениями того общества, в котором они развиваются, которое на них воздействует, и на которое воздействуют они сами. Именно человеческое общество, как целостное явление (а не разделённое на «слагаемые») даёт нам понимание существования такого понятия, как идеальное вообще. Выражено оно именно в тех моментах, которые, не существуя материально, воздействуют на каждого индивида. Пример – язык. Условно язык можно разделить на такие элементы, как звуки и буквы. Но тут чего-то не хватает, кажется, что это мёртвый язык. А не хватает понимания того, что «кроется» за этими звуками и буквами. То есть того элемента, которого в действительности (т.е. материально) не существует. Именно здесь и можно заметить идеальное вообще, то есть такое явление, которое вырывается за узкопсихологические рамки, а становится чем-то, что присуще всему обществу, которое говорит на этом языке. То же самое и с театральными представлениями, которые, будучи взятыми без идеального момента, представляют собой лишь набор движений и звуков. Но стоит «добавить» туда то самое идеальное, как простые наборы движений и звуков превращаются в живое театральное действие.
Таким образом, мы попытались доказать, что такие понятия, как материальное вообще и идеальное вообще – это вовсе не «псевдопонятия», а самые что ни на есть ПОНЯТИЯ, понимание которых и позволяет нам познавать действительную суть (взаимосвязь) явлений.
После такого длительного отступления я хочу всё же вернуться к эмпириокритицизму и причинам такого понимания мира. Дело в том, что рассматривая идеальное как нечто узкопсихологическое и материальное, как нечто единичное (без всеобщего), отдельный индивид мыслится не как нечто принадлежащее к коллективному сознанию, как коллективный человек, а как внешний материальный объект, который просто осуществляет движения ногами или руками. В таком случае, при рассмотрении его по отношению к Я, последовательный эмпирик обращает внимание, что собственно идеальным как узкопсихологическим явлением обладает лишь он сам, а то, на что он смотрит – простой материальный объект. Это происходит потому, что эмпирик «узкопсихологическое идеальное» не может эмпирически познать, а может познать лишь материальные проявления, – например, движения. Ощущение (как идеальное) начинает проявляться повсюду, ведь для эмпирика всё, с чем он взаимодействует – это то, что он «психически переживает», слышит, видит, осязает – то есть, ощущает. Именно ощущение, как непосредственный эмпирический опыт, становится главенствующим, доминирующим, а весь внешний мир существует только лишь потому, что данный эмпирик его ощущает. То же, что он ощутить не способен, либо не существует, либо принципиально непознаваемо. Для сторонника эмпирического подхода любые материальные явления – собрания «ощущений». Для того, чтобы их воспринимать, необходимо существование мыслящего тела, а значит явления, как собрания «ощущений», не могут существовать вне мыслящего тела, которое их воспринимает. Ведь как иначе доказать, что вещь существует, если не «ощутить» её? Таким образом, мысля материалистически, допуская, что вне ума может существовать нечто, вызывающее ощущения, эмпирик приходит к тому, что всё-таки невозможно допустить существование вещей, если мы их не ощущаем, и отождествляет вещи и ощущения, вызываемые этой вещью. Невозможным становится допущение существования вещей без мыслящего тела, которое их «ощущает» и «психологически переживает», то есть без «ума». А если мы приходим к выводу, что без участия нашего ума невозможно существование вещи, то не приходим ли мы, таким образом, через материализм к субъективному идеализму?