Заметки по гендерным вопросам
2017-02-12 Dominik Jaroszkiewicz, Mikołaj Zagorski
По результатам повторного, в связи с дебатами о праве на аборт, обсуждения доклада Йоанны Беднарэк (Joanna Bednarek) «Короткая история домашней работы» (был сделан 27 октября 2012 года на конференции «Труд. Класс. Пол.») было решено попытаться обозначить разные точки зрения на проблемы, связанные с понятием «гендер». Предлагаемая статья является ответами на вопросы анкеты. Эти вопросы должны были определить точки расхождения между представителями разных позиций. Поэтому, в отличие от полноценной статьи, в этих заметках не стоит искать вступление, кульминацию и заключение. Их очерёдность предопределена не более чем порядком вопросов.
Понятие «гендер» субъективно или объективно?
Материалистическая диалектика вообще не трактует понятия как субъективные. Она рассматривает их как закреплённые миллионным повторением формы практических действий в обществе. Эти действия могут как угодно соотноситься с индивидуальной логикой индивида в обществе - противостоять ей, согласовываться с ней случайно или необходимо, наконец, вообще не отражаться сознательно. В свою очередь, общественная человеческая форма действий, в противоположность биологической, обусловлена необходимостью активного воздействия на природу с целью выживания. Несомненно, что до организации научного распределения всех общественных продуктов в планетарном масштабе общественное взаимодействие выстраивается вокруг элементарно (нередко биологически) необходимого. Именно это взаимодействие, выявляющее свои типовые формы, является основным для процессов классообразования. Поскольку «гендер» понимается как общественное явление, и основатели гендерной концепции противопоставляют его биологическому полу, то образование гендерных групп не может быть связано ни с чем иным, кроме как со структурой разделения труда, ибо такова природа всех остальных общественных групп - классов, наций, религиозных сообществ и пр.
Что обуславливает отличие понятия «гендер» от иных форм общественного отличения?
Продолжая рассуждение, такое отличие можно различить только в структуре разделения труда. Разделение труда в человеческом обществе имеет три формы: естественное, технологическое и общественное. Естественное разделение труда основано на биологическом факте биологического же наследования возможности или невозможности беременности. Естественное разделение труда охватывает исключительно воспроизводство органического тела человечества. Технологическое разделение труда обусловлено такой возможностью господства над природными силами, которая получает выражение в многообразных и многокомпонентных комплексах машин. Наконец, общественное разделение труда порождается невозможностью организации достаточного потока ресурсов для наиболее полного человеческого развития большинства живущих. Это понятие наиболее полного человеческого развития исторически подвижно, оно включает как физиологически-климатическую, так и общественную норму, которые находятся в постоянном взаимном превращении.
В системе разных видов разделения труда общественное разделение труда принципиально преодолимо, ибо равенство в отношении собственности автоматически приводит к таким проявлениям неравенства личностей, которые не деформированы недостатком элементарно необходимого, которые развиты на основе насыщенной и полной жизни, погружённой в своё содержание, а не в поиск своих предварительных условий.
Технологическое разделение труда преодолимо, но оно само по себе не является общественной проблемой. В обществах с низкой продуктивностью и неразвитыми способами организации труда оно непрерывно превращается в общественное разделение труда, но точно так же технологическое разделение труда способно поддерживать такое взаимодействие с природой, которое позволяет каждому человеку быть на лучших достигнутых рубежах в отношении физиологической гармонии органического тела, способа мышления и способа чувствования, определяющего поступки.
Естественное разделение труда теоретически может быть преодолено, но, как и в случае с технологическим разделением труда, оно является скорее сферой, которая требует правильной организации, а не устранения или переустройства. Общественные затраты на поддержание физиологически гармоничного процесса беременности, в любом случае, гораздо меньше, чем возможные затраты на создание «машинной системы реализации технологической беременности». К тому же, создание подобных машин в условиях общественного разделения труда несёт очевидный дегуманизирующий смысл в результате нацеленности на прибыльность.
Несмотря на физиологическую природу, беременность является процессом, который реализуется общественным способом. Употребление еды тоже только по видимости может представляться индивидуальным процессом, но в действительности сколь-либо полноценное питание (не говоря о неполноценном обжорстве) реализуется в наше время исключительно общественным способом. Пассивно-поисковым взаимодействием с природой никакие заметные общественные группы в современности своё питание не организуют. Это значит, что вроде бы чисто физиологическое питание современного человека, связанного покупкой хотя бы некоторых видов еды, обычно охватывает мировые транспортные цепочки, деятельность батраков крупных плантаторов, деятельность маркетологов, биржевые и военные переделы продовольственных монополий и так далее. Подобную же роль во всеобщей взаимосвязи играет беременность. Даже если абстрагировать её от промышленности специализированной одежды, от промышленности питания и изделий для новорожденных, то окажется, что нередко вопрос успешной беременности - это вопрос физиологического состояния матери, а значит, гармоничности её внутреннего обмена веществ. А этот обмен через общественный механизм питания, как правило, напрямую связан с состоянием финансовых рынков, не говоря уже о таком более близком давящем факторе, как спрос на рабочую силу матери и имущественно связанных с ней индивидов. Для общества, находящегося на низком уровне производства, вопрос затрат на беременность и на воспитание потомков всегда связан со способностью выделить из общего скудного запаса долю для воспроизводства потомков. По всей видимости, именно из этой скудности происходит преобразование естественного разделения труда в одну из форм общественного разделения труда, которая теперь называется гендерными различиями. Другие формы общественного разделения труда, образовавшиеся из-за скудных средств общественного воспроизводства также общеизвестны - это различие города и села, умственной и физической работы.
Относящиеся к тесным общественным группам такие повторяемые формы практики, как гендерные различия, возникли на основании куда меньшего влияния ресурсных факторов, чем классовые различия. Август Бебель не зря отмечал, что женщина стала рабой уже тогда, когда рабов как общественной группы ещё не было. Соответственно, утрата угнетающего влияния тех форм разделения труда, которые закрепляются в гендерных различиях, должна быть связана с несколько более полным довольством материальными и идеальными условиями, чем то, которое определяет конец процессов классообразования, то есть создание бесклассового общества. Исследовать формы реализации этих процессов мы всё ещё не можем по той причине, что наша действительность с понятиями типа «минимальной заработной платы» содержит сравнительно мало для уверенных прогнозов предпосылок гармонического развития личности.
То, что гендерные различия являются формой проявления общественного, а не естественного разделения труда, подтверждается также тем, что изначально в центре внимания тех, кто выдвинул понятие гендера, было деление куда более многообразное, чем то, которое связано с естественным разделением труда. Общества, имеющие развитое гендерное деление (где гендер не связан прямо с биологическим полом), как правило, имеют невысокую производительность труда и, как следствие, крайнюю скудность ресурсов, деформирующую тот тип личностного развития, который характерен для обществ с развитой промышленностью. Например, униженное положение женщин в Афганистане (обусловленное экономическим крахом после падения демократического режима) приводит к тому, что для сохранения элементарной общественной свободы афганским женщинам приходится до некоторого возраста копировать мужской внешний вид (на персидском языке это явление обозначается بچهپوشی). Куда более сильная деформация личностного развития сопровождает существование так называемого третьего пола (กะเทย) в Таиланде. В условиях аграрного перенаселения, колониально-плантационного рисового хозяйства и административной централизации, сильно завязанной на столицу, появились одни из самых чудовищных способов получения дохода в истории. Как известно, Таиланд согласился стать тыловой базой контрреволюции для обеспечения военной операции против вьетнамского освободительного движения, поднявшегося на войну против колониалистов. В результате, вокруг американских военных баз стала процветать проституция примерно на основе таких же процессов, какие заставляют молдаван мыть полы в Италии или поляков полоть поля там же. Перенаселение и господство рисового хозяйства обусловило большую безработицу, а современные медицинские технологии обусловили то, что единственным шансом вырваться из кретинизма деревенской жизни является для большого числа молодых таиландцев процедура ухода в проституцию, совмещаемая с приёмом больших доз женских гормонов. Википедия на нескольких языках красочно описывает унизительно-нищенские экономические условия Таиланда, обусловившие его превращение во всемирный универсальный бордель. Таким образом, гендер, в отличие от других форм общественного отличения, обусловлен формой общественного разделения труда в узких группах (не шире рода, чаще - в семье), которая закрепляется сильнейшим давлением материальной зависимости. Нетрудно сделать вывод, что развитая гендерная система характерна для обществ, находящихся на стадии низкой производительности труда, несовместимой с развитым технологическим разделением труда. Например, сейчас нет экономического смысла перехода части некоторой группы в другой пол в случае недостатка воспитателей или охотников (таковы основания образования дополнительных гендеров у индейцев Северной Америки). Как известно, общественное воспитание и продовольственная промышленность освобождает общественное время для иных занятий, а функции воспитания и добывания еды больше не связываются непосредственно с гендерными формами разделения труда.
Каково должно быть отношение к гендерному многообразию?
Как было сказано, это факт, свидетельствующий о крайней скудности средств личностного развития. Это индикатор неблагополучия. Материалистическая диалектика в общем не даёт ответов на вопрос, что нужно делать с людьми, которых настолько сильно изуродовало товарно-денежное давление или разрушенное колониальными войнами хозяйство. Гносеологическая система практического материализма ориентирована на определение путей и способов создания такого общества, где каждому обеспечено насыщенное и гармоническое человеческое существование вне зависимости от пола и на основе экономического равенства. Как известно из «Немецкой идеологии», коммунисты не проповедуют никакой морали. Поэтому вопросы осуществления конкретных мер в обществах со сложной гендерной структурой оставляются до момента социальной революции для конъюнктурного решения. Как следует из приводимой в «Немецкой идеологии» логики, коммунисты не являются ни сторонниками, ни противниками гендерного многообразия, отмечая однако, что развитый производственный процесс не требует общественного закрепления половых различий или половых различий в комплексе с экономическими в какую-то особую форму общественного отличения, которую назвали гендер. По всей видимости, гендерное многообразие, наблюдаемое в Таиланде, Бангладеш и Индии[1], является пережитком того же самого развития производительных сил, которое характеризуется человеческими жертвоприношениями, групповым браком, примитивным тотемизмом в религиозной сфере. Теперь этот пережиток используется для получения прибыли. Потому его отмирание связано с крахом мировой капиталистической системы, которая оставляет таиландцев в невежестве и при изуверских вмешательствах, нередко единственно дающих надежду на менее убогую жизнь, чем жизнь раба рисового хозяйства.
Каково должно быть отношение к гендерному активизму?
Поскольку гендерное деление - это одна из форм общественного разделения труда, то сам по себе гендерный активизм - это явление в общем реакционное. Он аналогичен косметическим процедурам по отношению к общественной структуре, тогда как на повестке дня стоит проблема коренного переустройства всего общественного здания. Например, решать юридические проблемы трансгендеров с представителями государственного аппарата - это вовсе не то, что создавать условия изобилия и человеческой свободы, делающие гендер безразличным для отправления подавляющего большинства значимых общественных функций. Гендерный активизм - это одна из форм успокоения на решении частных проблем за счёт затруднения решения общих проблем. Неслучайно почти все сообщества гендерного активизма финансируются собственниками средств производства, а не своими участниками. Таким образом, типичное финансирование, совпадая с общей гносеологической позицией, подтверждает чисто буржуазное происхождение феномена. В странах с наиболее широким распространением товарного обмена в полной смене гендера заинтересованы также представители медицинских кругов, стремящиеся обеспечить себе прибыль на операциях по смене физиологического пола[2].
Какова роль гендерных проблем в системе современного мира?
Это третьестепенные проблемы в стороне от основных и даже побочных проблем общественного развития. Как относящиеся к производным формам общественного разделения труда, эти проблемы не решаются внутри их круга, их причинный источник имеет политэкономическую природу. Следовательно, основной вклад в их решение способна внести только марксистско-ленинская политическая экономия. Теория биологического происхождения гендера антинаучна, поскольку человечеству неизвестны такие биологические предпосылки, которые решающим образом влияли бы на собственно общественное функционирование индивида в том случае, если он физиологически способен сформироваться как общественное существо. Разумеется, порождаемая частным присвоением убогость наличных материальных средств и господство позитивизма в науке приводят к тому, что современный капитализм весьма слаб (материально и духовно) в способности нивелировать отклоняющие личностное развитие биологические предпосылки. Но принципиальная победа над слепоглухотой, осуществлённая в СССР командой Соколянского-Мещерякова в содружестве с Ильенковым, показывает то, что общественно разрешимы в принципе любые не связанные с аномалиями мозговых структур проблемы нарушения обмена веществ - от аутизма до гормональных нарушений - в том случае, если достигнуты физиологические предпосылки общественного существования данного существа, относящегося к нашему биологическому виду. Таким образом, проблемы самоотнесения к гендеру, отличающемуся от биологического пола, следует считать в большей степени проблемами имущественными, чем медицинскими. По крайней мере, в классовом обществе имущественный компонент этих проблем несравненно больше биологического, а равенство в отношении прав собственности несомненно уменьшит остроту гендерных проблем на много порядков.
Возможно ли конструирование гендера?
Оно возможно и невозможно. В Таиланде, как было упомянуто, специфический гендер сконструировали экономические условия эпохи империализма, выражающиеся в отсталом хозяйстве и дополняемые административным холуйством перед империалистами и национальным унижением. Раз об этом свидетельствует таиландская история, то, конечно, гендер может быть сконструирован. Однако роль чьего-либо сознания на ранних и средних этапах формирования этого нового гендера не стоит преувеличивать. Гендерное деление является признаком того, что общественная форма движения не освоена. В этой функции оно сродно с другими формами общественного разделения труда: классовой (собственники средств производства и рабочей силы), урбанистической (город и село), интеллектуалистской («концептуальная» и «грузовая» работа). Подлинное освоение общественной формы движения материи предполагает резкое падение, а затем и полное угасание значения подобных делений.
Тем более невозможно индивидуальное конструирование гендера. Сами узкие рамки постановки проблемы и позитивизм, господствующий в медицинском сознании, исключают шансы на решение проблемы. Успешное решение проблемы конструирования гендера на уровне индивида предполагает управляемость большинства общественных факторов, влияющих со стороны ближнего и дальнего окружения. Однако, если эти факторы управляемы, то нет никакой общественной потребности конструировать индивиду гендер, ибо он критически не влияет на отправление им общественных функций. Таким образом, мы приходим к классической псевдопроблеме, которые во множестве плодит мышление эпохи господства, подчинения и материального недостатка.
Каковы пределы общественного значения биологического пола?
Очевидно, эти пределы не просто определяются естественным разделением труда, а должны совпадать с ним в том случае, если всем обеспечено достаточно материальных средств для человеческого развития. Естественное разделение труда наиболее сильно сказывается, во-первых, в сфере общественной поддержки беременности (то есть воспроизводства органического тела человечества) и, во-вторых, в сфере специфических трудовых процессов. В узком смысле общественности как общения, общественное значение имеют только последние, поскольку беременность не связана с субъектностью, а только с созданием её необходимых предпосылок у того биологического тела, которое вскоре после рождения начнёт формироваться как человек. Половое различие реализации трудового процесса может происходить либо из экстремальных условий, далеко отстоящих от физиологической нормы, либо из особенностей телесной организации человека. Нетрудно сообразить, что все такие процессы подлежат автоматизации, ибо с развитыми техническими средствами они не связаны. Таким образом, в трудовой сфере половые различия обуславливают минимальную разницу физиологического нормирования, которая, разумеется, в условиях бесклассового общества никогда не разовьётся до имущественного различия и в его многократном повторении не воспроизведёт особый гендер. В области же поддержки материнства программа практического материализма была разработана ещё в 1870-х годах. Ни экономические, ни медицинские факторы преодоления естественного разделения труда с тех пор не появились, да и вряд ли появятся. Суррогатное материнство, как-то связанное с этими сферами, является не более чем уродливой формой реализации частной собственности на детей в сумме с вполне фашистским предрассудком о биологическом наследовании общественных свойств, которым суррогатное материнство нередко оправдывают со стороны заказчиков.
В смысле несколько иного строения тела, биологический пол может получать закрепление в одежде. Однако для бесклассового общества, где одежда из знаковой системы превращается в средство удобства, такое закрепление также не будет формой проявления критичных для личностного развития имущественных различий. Кое-какие тенденции утраты одеждой знаковых функций можно проследить даже в современности на примере тенденций в польской жизни. Например, уже в Народной Польше появилась универсальная обувь, правда, зачастую технологического назначения (галоши, строительные и походные сапоги). А в ненародной Польше можно найти несколько видов кроссовок (и даже два вида туфель), которые при обыкновенном удобстве никак не могут быть рассмотрены кем бы то ни было как признаки другого гендера. В ещё большей степени эта тенденция прослеживается на примере полуспортивной одежды, где почти в любой стране можно найти футболки и флисовые куртки, которые при совпадении размеров подойдут к любой фигуре. Характерно, что небольшое падение издержек производителей из-за расширения сферы потребителей вынуждает их ориентироваться главным образом на удобство, а не на особые модели раскраски, которые нередко косвенно привязываются к гендерным стереотипам. Описываемые тенденции не следует, однако, абсолютизировать, ибо из универсальных элементов вряд ли можно (и нужно) составить полный костюм, да и подтвердить этим примером хотелось нечто противоположное, а именно то, что они не связаны ни с процессом перенятия элементов мужского костюма женским, ни с обратным процессом, который, впрочем, не охватывает трудящиеся классы. То есть данную универсализацию элементов костюма следует пытаться рассмотреть как элемент ухода от знакового назначения одежды. Впрочем, проблема обозначения принадлежности к гендеру, как и вообще проблема внешнего обозначения, имеет более простое решение, чем субъективные психозы и юридические апелляции. Не секрет, что в условиях капитализма массовые типы одежды проектируются исходя их соображений получения прибыли. Поэтому типы женских костюмов, становящиеся массовыми нередко проектируют не только не женщины, но и не по образцам женских костюмов. Это поддерживает самый распространённый, но и самый глупый посыл женского бытового мышления, раскрытый Чернышевским: «Ах, зачем я не мужчина!». В противоположность этому посылку те женщины, которые заняли активную жизненную позицию и понимают, что проблема не в поле и не в гендере, а в устройстве общества, никогда не смягчают, как и не подчёркивают факт своей гендерной принадлежности. Интересно, что на летних конференциях по материалистической диалектике в Польше и Германии, как правило, можно встретить участниц, больше ориентирующихся на практичность одежды, чем на выражение своего имущественного положения. Например нередко можно увидеть участниц, одетых в какую-нибудь универсальную футболку и юбку почти до стоп. Интересно, что участницы из менее экономически благополучных стран нередко настолько приближают свою одежду к мужской, что отличить их можно только по длине волос и лицу. По всей видимости, это самая слабая форма действия той тенденции, которая действует в Афганистане, где относительная общественная свобода требует от молодой женщины полного перенятия мужского костюма, пока и оно не потеряет маскирующего значения.
Какова должна быть политика по отношению к трансгендерам?
По крайней мере, им нужно дать возможность достойно дожить. Условия же сколь-либо широкого воспроизводства этой тенденции как и вообще «гендерного разнообразия» будут непременно во многом уничтожены уже формальным обобществлением, а вовсе исчезнут с укреплением обобществления реального. Трансгендеры могут служить одним из многих индикаторов неблагополучия в достижении имущественного равенства, в том, что оно не достигает уровня существенной независимости общественных функций от пола или гендера.
Реформистский активизм, облегчающий положение трансгендеров, уже сейчас фактически открывает двери для расширенного воспроизводства перехода между гендерами. Уменьшая экономический барьер юридической смены гендера и биологической смены пола, этот активизм неизбежно толкает некоторое число людей на попытки решения своих проблем не путём овладения общественной силой и путём активного коллективного действия, а путём не имеющего почти никакого широкого общественного значения перехода в иной гендер. В этом смысле, появление каждого такого псевдопути решения реальных проблем продлевает дни агонии системы частной собственности. В этом смысле мы имеем дело с выгодным буржуазии активизмом в отношении весьма узкой проблемы, не позволяющим направить силы на решение широкой узловой проблемы.
Какие юридические формы должны регламентировать вопросы гендерного самоопределения?
Вопрос о юридических формах стоит оставить юристам, которых Маркс не зря называл самыми реакционными людьми. В тех условиях, когда ясны условия порождения гендерных проблем, их, как и общественное разделение труда, не стоит увековечивать. Поэтому вопрос о юридических формах не имеет большого значения в том обществе, где невозможно гармоническое развитие большинства. А там, где оно возможно, значение права стремительно понижается и общество уже способно ориентироваться на действительное положение, а не на правовую иллюзию о нём.
Как относиться к субъективному гендерному самоопределению?
Как и к остальным чисто субъективным фактам сознания. Вне общественного значения и многократного повторения, делающего их объективными, они не имеют никакого смысла. Иногда полезно исследовать предпосылки явления, но не в смысле поддержки или осуждения, а в смысле понимания механизма возникновения. Материалистическая диалектика не признаёт никаких особых фактов, не пригодных для сопоставления с вырабатываемой истиной, которая всегда конкретна и единственна.
Какова должна быть политика в отношении абортов?
Запрещение или разрешение абортов предполагает определённый тип идеологической направленности в виде морали. Коммунисты же, как указывает «Немецкая идеология», не проповедуют никакой морали. Дело вообще не в запрещении абортов конкретным женщинам и не в разрешении абортов им же. Оба «решения» искалечат немало судеб и очень непросто в условиях стихийного товарного производства определить, в каком случае сломанных судеб будет больше и в каком случае судьбы будут изломаны глубже. Как справедливо отмечала в своей статье Эва Бальцарэк (Ewa Balcarek), дело состоит в исследовании путей скорейшего достижения такого общественного состояния, которое ни разрешение, ни запрещение абортов не связывает с деформацией гармоничного развития личности матери. А такое ответственное отношение к себе и тому, кто биологически уже не совсем ты, возможно только для женщины, не обременённой погоней за имущественными благами и элементарными условиями своего биологического существования. Такой тип женщины, как мы знаем, порождает только процесс перехода от формального к реальному обобществлению всех машинных средств производства.
Ваше отношение к исследованию гендерных проблем?
Оно полнее всего и лучше всего выражается следующими абзацами из воззвания Студенческого Круга Марксисткой Философии Варшавского университета (SKFM UW).
Чем НЕ занимаемся?
<...> уравноправливанием ЛГБТ (Q, I, F а также A), феминизмом, сексуальностью <...> так же, как и некрофилией «левой» деятельности.
Чем занимаемся?
Прямо говоря - марксизмом в полной силе его инструментов, его основами, методом и выводящимися положениями.